Библия в истории европейской культуры - Геннадий Геннадьевич Пиков

Он будет создаваться путем «возрождения», т. е. обращения к истокам цивилизации, к «золотому веку», когда вырабатывались основополагающие идеи.

Именно «религиозность» культуры явилась тем системообразующим фактором, который обусловил возможность ее существования на территории обширного метарегиона. Так устанавливалась и нижняя граница существования «христианской культуры», связанная с формированием того, что можно назвать протоцивилизацией («Средиземноморье» как первичный «мир»). Трансформация «христианского мира» в «Европу» начнется в XV–XVI вв., когда пойдет широкий и всесторонний процесс десакрализации культуры.

В данном случае происходит «возвращение» к базовым понятиям (Тора как Закон), а не моделям (Танах как описание действия Закона, в том числе «пророки» как «напоминание» о Законе и необходимости его соблюдения).

Особенностью эпохи является и сочетание скрытой секуляризации («Возрождение») с усилением религиозных настроений, со стремлением к «реформации». «Реформация» – это не просто всплеск ересей, а своеобразное «возвращение» в состояние религии «до грехопадения». Как писал К. Ясперс, «итальянский Ренессанс рассматривал себя как возрождение античности, немецкая Реформация – как возрождение христианства». Она переводит акцент с гедонизма на аскетизм, стремится упростить религиозный культ с помощью «иконоборчества», иначе говоря, борьбы со стремлением к красоте. Отказ от «извращенной» культуры приводит к акценту на «первобытном» тексте и духовно-эмоциональном отношении к сверхъестественному (лютеровские sola fide – только верой спасается человек – и sola scriptura – только Священное Писание является источником Слова Божьего). Именно растущее одиночество человека ведет его к поискам пути индивидуального спасения.

«Возрождение» и «Реформация в данном случае выступают, прежде всего, как культуры «снятия» прежней модели «культуры», тогда как новая культурная парадигма будет окончательно оформлена в рамках «Просвещения».

Далеким прологом рассуждений Эразма Роттердамского, М. Лютера и Ж. Кальвина о предопределении станет спор, затеянный в IX в. Годескальком (Готшальком): Божья воля или человеческая предопределяет человека к гибели или спасению? В этом смысле reformatio, как и renovatio можно назвать особенностью развития культуры. У них свое «средневековье» и протестуют против него они по-разному. «Реформация» выступает против новаций, пришедших в культуру в этот период. Так, Лютер обвинял в неправомерных уступках «варварству», оязычивании Евангелия не кого иного, как Фому Аквинского и держался за Августина и Бернара Клервосского. В любой переходный период происходит обсуждение места, роли, форм религии. Сложная внешнеполитическая ситуация, трансформация экономики, рецепция «древности», как это ни парадоксально, усиливали религиозность населения. Культура «погибает» под «ударами варваров», «умирает», возвращается в «первичную душевную стихию» (О. Шпенглер), опускается во «тьму психики» или становится «бездомной» («Царство Мое не от мира сего»). Этносоциальные организмы активно перемешиваются (консолидация, ассимиляция, интеграция, этногенетическая миксация и т. д.), дают начало другим метасоциокультурным общностям. В условиях этих перемен и кризисов религия активно осуществляет свою компенсаторную, «утешительную» функцию. Усиление социальной напряженности и апатии приводит к широкому распространению эсхатологических настроений.

Однако в условиях «реформации» базовый Текст, в данном случае Библия, перестает восприниматься как единый. Тот синтез ветхозаветных и новозаветных сочинений, который был осуществлен окончательно в эпоху первых вселенских соборов и сопряжен со Священным Преданием, начинает рассыпаться. Фактически он по-разному воспринимается в различных социальных слоях и национальных регионах. Так, например, крестьянам более понятно ветхозаветное иерархическое устройство общества с определяющей ролью традиций, но в городе невольно делают акцент на идеях равенства («братства») и индивидуализма. Последние идеи более понятны и средиземноморскому Югу, раньше заальпийского Севера вступившему на путь капиталистического развития, именно поэтому там ранее начинается обращение к античному греческому наследию, где берутся, хотя и в латинско-римской «упаковке», прежде всего идеи величия и гармонического развития человека.

Соотношение двух блоков Библии, Ветхого Завета и Нового Завета, становится проблемным. Можно говорить, что постепенно происходит смена прежней модели Библии «Ветхий Завет / Новый Завет» на новую – «Новый Завет / Ветхий Завет».

Прежняя модель была характерной для феодального общества, классический вариант которого («аграрное общество») сложился именно в заальпийской Европе, где основную массу населения составляли медленно оседавшие на землю германские и кельтские «варвары». И этот фактический отход Нового Завета на задний план был не случаен, сохранялся и даже приобретал все большее значение в жизни аграрного общества традиционализм. Общество было иерархично, и для него не нужны и даже опасны были уравнительные идеи. Сельское хозяйство, безусловно, доминировало, а Новый Завет в некотором смысле можно рассматривать как текст мегаполиса (Иерусалим) своего времени.

Равенство могло быть только в конфессиональном плане. Для всех цивилизаций обязательно наличие конфессионем (христиане, мусульмане, буддисты), в данном случае конфессионем «христиане» служил своеобразной социальной «рамкой», объединяющей пестрые этнические и социальные группы, долго сохранявшиеся транслокальные (германцы, франки) и складывающиеся трансрегиональные (феодалы, крестьяне и др.) слои.

Этот конфессионем фактически отражал особый тип человека, который был необходим и достаточен для существования цивилизации. «Христиане» выступали в качестве культуртрегеров и обеспечивали экспорт цивилизационной парадигмы в другие «миры» (как впоследствии «коммунисты» осуществляли экспорт «мировой революции»). Сначала (на стадии складывания цивилизации) это осуществлялось эпизодически и имело характер более или менее глубокого сканирования других культур, а впоследствии примет характер развитого миссионерского движения («Свет с Запада» – lux ex Occidente). «Христиане» ощущали себя единым целым в борьбе с исламом, славянами, монголами или турками. Они выступали в качестве «мироустроителей» на стадии формирования классических средневековых Каролингской и Оттоновской империй.

В период расцвета «феодализма» культура делает очевидный акцент на Ветхом Завете как более понятном и четко изложенном для феодальных классов тексте, который к тому же в силу своей историчности и повествовательности носит визуальный характер, менее полемичен и философичен. Он более векторный и нацелен на трансляцию определенного («оптимального») варианта развития и содержит в своих рассказах и притчах массу рецептов юридического и социального характера, что позволяло использовать его по принципу аналогии для решения конкретных проблем. Интересно, что также использовали его на «Диком Западе» Соединенных штатов в XIX в.

Новый Завет не был забыт, но его восприятие было осложнено, поскольку содержащийся в нем хаос событий и мнений более характерен для переходных эпох как периодов «информационных войн». В классической аграрной цивилизации нет ситуации информационного хаоса, поэтому его будут «смотреть» через Ветхий Завет, а впоследствии читать через соответствующую методическую литературу. М. Лютер перевернет эту ситуацию и таким образом налицо будет реновационная ситуация, когда к Ветхому Завету будут обращаться «через голову» Нового Завета.

В целом роль Библии в средние века очень важна. Складывавшаяся цивилизация была по преимуществу аграрной, а это значит, что сама структура общества выполняла многие из этих задач в силу своего специфического устройства: наличие классов и расположение социальных слоев «по этажам», ограничение вертикальной мобильности членов этих слоев, передача профессиональных навыков и традиций от отца к сыну,