Скверная жизнь дракона. Книга восьмая - Александр Костенко

шло хорошо. Шестёрка рабов рогатинами удерживала нежить, а четверо остальных троптосов изловчились накинуть на одну из тварей верёвку, опрокинуть на землю и поволочь за пределы скверны. Вместе с ними побежали оставшиеся троптосы, на ходу вооружаясь топорами.

Стоило твари оказаться за пределами скверны, как она заорала нечеловеческим голосом, утробным и рычащим, как ошпаренный кипятком чумной медведь. Нежить резким движением плеч разорвала путы и чётким ударом кожаной рукавицы проломила голову одному из троптосов. Следом по-человечески быстрыми движениями из ножен высвободился меч. Двух троптосов успела зарубить нежить, прежде чем остальные прижали тварь к земле.

Церковники в сотне метров от начала скверны прекрасно видели происходящее, слышали мольбы и крики троптосов — и живо обсуждали происходящее. Им понравилась идея использовать слабоходящих троптосов приманкой, вооружив их огромными щитами и толкая их в скверну на небольшой тележке.

Когда троптосы вытаскивали очередную тварь из скверны и сами выходили из неё, то прочая нежить прекращала реагировать и возвращалась на свои места. Уже через тридцать минут на вытоптанном окровавленном снегу лежало трое из четырёх привратников. И семеро рабов: девушка с копытом вместо ладони, парень с петушиным гребнем на макушке вместо волос, ещё один парень с вытянутым лицом, больше похожим на собачью морду, девушка на двух козлиных ногах и прочие.

Оставшаяся в живых троица обречённо переглянулась и только хотела отправиться к последнему привратнику, но церковники приказали заканчивать. И оттаскивать трупы от скверны, дабы их не поглотило. Вскоре поодаль от утоптанного окровавленного снега семеро неостывших тел лежали стройным рядом со сложенными на груди руками.

Церковники с оставшимися троптосами вернулись к юрте. Девочка к тому моменту куталась в мой плащ и старательно прикидывалась плодом всеобщего помешательства. Но её видели, особенно Лаотлетий, ехидно ухмыльнувшийся. Церковники ненадолго зашли в юрту, отогреться, а троптосы жались друг к другу в повозке, кутаясь в засаленное потрёпанное одеяло.

— У меня только один вопрос, Хубар, — я с отвращением смотрел на белобрысого. Тот шёл мимо вместе с Малаюнарией, их лица аж сияли одухотворённостью и удовлетворением. От моих слов эльфа саркастично покачала головой, а Хубар несдержанно вздохнул.

— Прежде чем ты его задашь, Ликус, будь любезен спрятать свою извращённую мораль, — Хубар покосился на девочку, из-за чего та ещё сильнее прижалась ко мне, обхватив мою талию руками. — Прошу тебя помнить, что говорить ты собрался о погани. О нечестивых отродьях, о мерзких тварях.

— Хорошо, Хубар, о служителях церкви говорить не буду. Но я не поверю, что вы притащили троптосов сюда, зимой, в дальние дали просто чтобы повытаскивать нежить. Зачем всё это церкви?

— У Всеобщей Церкви, Ликус, очень много задач. И все они бесплатно не решаются, — Хубар приблизился, в его голубых глазах отражалось моё морщинистое лицо. — Я давно тебе говорил, но повторю. Ты сам догадаешь о некоторых вещах. Ты хоть и неприятен мне, но разума твоего я не отрицаю.

— От твоих комплиментов меня блевать тянет, Хубар. И я сделаю всё, чтобы меня вырвало тебе за шиворот.

— Прекращайте, оба, — с нетерпением выпалила эльфа, всю нашу перепалку простоявшая около двери в юрту. — Мы сегодня многого добились. Нам ещё готовиться к завтрашнему дню.

— Сколько их вообще у вас? — я кивком показал на телеги, намекая на троптосов.

— Без этих ещё тридцать, — вместо эльфы ответил Хубар. — Хватит на три дня, но мы попробуем растянуть. Всё же именно ты, Ликус, главное лицо. Не хочется рисковать тобой. Пока всё не закончится.

— Вот бы твою заботу троптосы узнали, Хубар.

— Пусть благодарят, что их кормят, — белобрысый с идеальным пробором в волосах резко развернулся и отправился в юрту, отогреваться после сложного дня на морозе вместе с остальными церковниками.

Я стоял на снегу. Вместо скрипа веток деревьев мои уши слышали тихие причитания из повозки. Вместо белого полотна мои глаза видели шерстяную шапку на голове девочки, старательно прятавшую лицо в складках моей куртки. Одна из моих подрагивавших рук привычно сжимала посох, а вторая аккуратно опустилась на макушки девочки.

Думать о произошедшем не хотелось. Не мне судить церковников — но существует же разница между одноразовым преступником и неповинными разумными, с младенчества лишёнными нормальной судьбы лишь потому, что родились отличным от других.

Хубар не соврал, церковники действительно четыре дня пользовались троптосами. К утру пятого дня их осталось трое. Время моей работы ещё не подошло, так что я остался около юрты. Повозки поскользили дальше. К замку, где в десятках метров от начала скверны стройным рядом лежало тридцать семь тел, окоченевших и синих, свежих и давно припорошённых снегом.

Девочка не могла видеть происходящего, но я всё равно приказал ей спрятаться и не смотреть в сторону замка. Малышка нырнула в складки моего плаща мордашкой.

Лаотлетий вместе с помощником и сулинами подвели оставшихся живых троптосов к трупам. И без предупреждения вскрыли им глотки. Снег окропила горячая красная кровь, рядом с трупами упали пока что живые рабы, с презрением отпихнутые ногами. Порывы ветра доносили до нас предсмертные хрипы троптосов, девочка задрожала и прикрыла ушки руками.

Вскоре рабы прекратили двигаться, чтобы к вечеру остыть и укрыться тонким слоем снега. Церковники же спокойно отправились в лагерь, Хубар лишь на минуту спустился с повозки и убедился, что у меня есть всё необходимое. Такая забота могла бы растопить самое ледяное сердце, ведь Хубар пообещал обязательно забрать меня сегодня вечером — но я лишь мрачно смотрел вслед удаляющимся повозкам, непроизвольно поглаживая малышку по голове.

— Хозяину не надо туда идти, — с мольбой произнесла девочка, стараясь не смотреть в сторону замка.

— Надо, — я поправил снегоступы и проверил один из магически кинжалов, прихваченных ещё из Тамливийского сада скверны. Девочка нервно сжимала края своей куртки, я не нашёл ничего лучше, чем просто потрепать её по голове. — Жди в юрте, занимайся шитьём. Я буду, скорее всего, к вечеру.

— Соя будет ждать, — грустно пролепетала малышка, кое-как натянув на мордашку улыбку. Она так и стояла, смотря, как я шёл по проложенной лыжне в сторону замка. Мимо линии из трупов.

Девочка пряталась в юрте все полторы недели, которые я потратил на зачистку замка. Малышка ежедневно дирижировала иголкой, тренируясь разным стежкам. По вечерам я приходил злой, уставший, и продрогший до костей от нестерпимого холода. У меня не оставалось сил на разговоры и что-то ещё, я только мог молча потрепать малышку