Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари

что смог пройти прямо перед командующим флотом и Чикалой, его бывшими хозяевами. Вы настоящий мастер.

— И вам еще нужны лошади, которые бегут быстрее ветра.

— Об этом я позабочусь, — сказал Нормандец. — Я знаю одного бедуина, у которого превосходные арабские кони.

— Тебе нужны деньги?

— Нет, мираб. Моя сумка полна.

— Тогда иди. Уже два часа, а светает здесь рано.

— Я вернусь еще до восхода солнца, — сказал фрегатар.

Когда храбрец ушел, мираб поднял камень, лежавший в середине хижины, который должен был закрывать могилу какого-то святого, поскольку эти маленькие сооружения возводились там, где был похоронен кто-то удостоившийся рая у Магомета.

Тело святого исчезло, а могила была полна огнестрельного и колющего оружия, одежды, фесок, кольчуг, и банок, и фарфоровых баночек, аккуратно закрытых.

Мираб достал широкие плащи с капюшонами из белой шерсти с красными поясами и лентами, туфли из желтой марокканской кожи, кожаные пояса, длинные ружья со слегка искривленными прикладами и баночки.

— Сделаем из вас гордых шейхов, — сказал он, улыбаясь. — Зулейку очень повезет, если он сможет узнать вас.

Он открыл баночку, наполненную какой-то густой жидкостью темного цвета, остро пахнущей мускусом, и показал ее барону со словами:

— Намажьте лицо и руки до плеч, синьор. Тогда по цвету кожи вы ничем не будете отличаться от детей пустыни. Я сам ее приготовил и пользуюсь этой жидкостью, чтобы превращать христиан-беглецов в арабов, туарегов, марокканцев и негров.

Барон и Железная Башка не заставили себя упрашивать. Они окунули руки в банки и намазали лицо и руки маслянистой душистой жидкостью.

— Теперь, — сказал старик, — никто не заподозрит в вас белых людей. Ваша кожа стала смуглой, как у кабилов. А вам, как мне кажется, это идет, господин барон.

— Но у арабов не бывает светлых волос, — заметил Железная Башка.

— Если у жителей Сахары и не бывает, то среди берберов Рифа — сколько угодно. Кто вам мешает выдавать себя за жителей Рифа? Господин барон, ложитесь на мой диван. А я и ваш слуга устроимся на ковре.

— Я военный человек и привык спать на голой земле и на палубе корабля, — ответил юноша. — Спасибо, мне достаточно будет моего плаща.

— Попробуйте отдохнуть несколько часов. Микеле придет не раньше рассвета.

Он закрыл дверь на засов, погасил лампу и улегся. Барон уже вытянулся на ковре, завернувшись в плащ, а Железная Башка устроился в нише святого.

Через три часа их разбудило звучное ржание. Фрегатар, как и обещал, вернулся до рассвета и привел трех коней.

Это были великолепные животные берберийских кровей, невысокие, с изящными формами, немного скошенными лбами, горящими глазами, широкими ноздрями и прекрасными головами. На них были богатые седла, высокие, тяжелые, с красными чепраками, с короткими стременами, сделанными из железной полоски, согнутой с двух концов, так что они могли полностью поддерживать ногу.

Он открыл баночку, наполненную какой-то густой жидкостью темного цвета…

Все берберийские лошади, в жилах которых течет арабская кровь, не имеют себе равных по быстроте. Они никогда не переходят в галоп, всегда идут рысью с такой ловкостью и уверенностью, что могут с ходу остановиться или повернуть на полном скаку.

— Стальные сухожилия и легкие формы, — сказал мираб, рассматривая их со знанием дела. — Они помчатся, как ветер. Лучшего отдайте барону, который будет подвергаться самой большой опасности.

— Возьмите белого, — сказал Нормандец, подводя коня к дворянину. — Его хозяин, тоже ренегат поневоле, заверил меня, что ему нет равных, и я ему верю. Смотрите, синьор: формы совершенные, ноги как у оленя, голова легкая. Он помчится, как смерч над морем.

— Да, действительно, он восхитителен, — ответил юноша.

— Он арабских и андалузских кровей, прекрасная порода. Вы произведете отличное впечатление на этом коне.

Мираб вошел в дом и позвал барона и Железную Башку:

— Наденьте эти платья, вас примут за знатных шейхов-бедуинов.

Барон и каталонец надели белоснежные шерстяные плащи с красными лентами, марокканские туфли, подпоясались кожаными ремнями, расшитыми серебряными пластинками, засунули за пояс сабли и пистолеты, взяли ружья и сели в седла.

— Вы великолепный араб! — воскликнул фрегатар, глядя на барона. — Таких, как вы, в пустыне не сыскать!

— Отправляйтесь, не то приедете слишком поздно, — сказал мираб. — Действуйте осмотрительно. Жду вас здесь сегодня вечером. Смотрите, господин барон, не подвергайте себя излишней опасности и постарайтесь захватить Зулейка одного.

— Его жизнь на кончике моей сабли, — ответил юноша. — Нужно, чтобы этот человек умер, или я навсегда потеряю графиню.

— Следи за ним, Микеле, — сказал старик фрегатару. — Этот юноша пугает меня.

— Я смогу его остановить, — ответил Нормандец. — Я позволю ему вступить в бой, только если исход будет предрешен.

Они попрощались с мирабом и пустили коней рысью вниз по склону холма.

Глава XV

Схватка двух соперников

Солнце уже поднималось, когда три всадника достигли долины Блидах, где в те времена росли дубовые рощи, пальмы, высокие кусты опунции, огромные алоэ. На большом расстоянии друг от друга располагались небольшие поселения пастухов.

На этих пустынных землях богатые мавры, принадлежавшие к берберийской знати, устраивали отчаянные скачки, поднимая причудливые клубы пыли. Так они готовились к будущим сражениям. Там же проводили соколиную охоту, которой развлекались только самые знатные берберы: шейхи, каиды, капитаны галер, князья, в чьих жилах текла кровь калифов.

Как и сегодня, соколиная охота занимала очень важное место в развлечениях берберов. Даже европейские феодалы увлекались ею меньше.

Охотничьи соколы и гончие были непременным атрибутом знати или людей, занимавших высокое положение при дворе. Простой человек, даже богатый, не мог завести ни птиц, ни собак. У него были бы крупные неприятности, а соседи смеялись бы над ним.

У всех богатых мавров были сокольники, но и хозяева прекрасно разбирались в соколах, которые занимали в их жизни такое же важное место, как и конь, который для берберов и для арабов был даже важнее женщины. Однако, и это очень странно, сокола никогда не держали в неволе и никогда не использовали больше одного охотничьего сезона, какими бы замечательными качествами он ни обладал. Когда большая охота заканчивалась — а это бывало обычно осенью, поскольку эти хищные птицы не любят жару и полностью раскрывают свои качества только в сырые и прохладные дни, — птиц отпускали на свободу, а нужно заметить, что за хорошего сокола платили гораздо больше, чем за коня.

И сегодня алжирцы ловят соколов летом и никогда не используют для охоты птиц, рожденных в неволе. Они готовят соколов к охоте два или три месяца, а в конце года выпускают их.

Интересно, как сокольники ловят птиц.