Энджелл, Перл и Маленький Божок - Уинстон Грэхем

Судья мистер Смедли посмотрел на часы.

— Сейчас тринадцать часов пятнадцать минут. Я продолжу заседание суда еще на пятнадцать минут. Если по истечении этого времени вы не примите решения, прошу вас известить об этом моего секретаря и я отложу заседание до четырнадцати тридцати.

Присяжные отсутствовали десять минут. Энджелла увели, но Перл осталась на месте.

— Выйдите хотя бы на минутку, миссис Энджелл, — уговаривал Мамфорд. — Время пройдет быстрее, в таких случаях всегда полезно размяться.

Она отрицательно покачала головой.

— Когда все кончится, — сказал Эсслин, — увезите его надолго куда-нибудь отдохнуть. Мы и так слишком перегружены в конторе, так что это будет весьма кстати. Ему необходимо переменить обстановку.

Она молча кивнула.

— Господи боже мой, — сказал Принц, — я видел ее всего раз, но, когда полицейские показали мне фотографию, она была совсем не похожа. Кроме того, вокруг Годфри всегда увивалась какая-нибудь девочка.

— Верно, вокруг него всегда увивалась какая-нибудь девчонка, — повторил Джуд Дэвис. — Так какого черта? В этом он был мастак. К тому же он мертв.

— Я, конечно, далеко не эксперт, — сказал мистер Фридель, — но, на мой взгляд, заключительная речь была весьма справедливой. На мой взгляд, судья вел себя весьма беспристрастно. Невольно возрадуешься, что живешь в такой стране, как Англия. А, вот они и возвращаются.

Присяжные действительно возвращались. Единогласно они признали Энджелла невиновным. Разбор дела занял всего три с половиной часа. В тринадцать тридцать Энджелл был освобожден из-под стражи. Ему тут же сделалось плохо, и только в четырнадцать часов его удалось усадить в поджидающее такси. Перл и мистер Фридель повезли его домой. Несколько позднее он с аппетитом съел сытный обед.

Глава 15

Они последовали совету Эсслина лишь в январе.

Они как-то продержались вместе все это время скорее по инерции, чем по какой-либо другой причине. Да и потому, что после смерти Годфри отсутствовал новый разрушительный фактор. Ненависть и отвращение тех первых дней прошли. Они вновь привыкли друг к другу. Энджелл усердно трудился и все больше обогащался. Переживания и перенесенные невзгоды не оставили на нем заметного следа, за исключением похудевшего лица. Он начал посещать клуб и вскоре перестал смущаться, когда другие члены с любопытством задавали ему вопросы. Он обнаружил в этой славе даже нечто приятное. Сам себя он был склонен считать не униженным и обманутым супругом, а мужественным хранителем домашнего очага, каким он предстал в рассказе Перл, честным англичанином, защищающим свою жизнь, свою жену и свою собственность от наглого бандита. Лишь однажды он осмелился заикнуться об этом дома, но реакция Перл была мгновенной:

— Никогда больше не смейте мне об этом говорить. Никогда, никогда!

Так что дома он придерживал язык, как уже научился придерживать его во многих других случаях. В их жизни теперь существовало немало областей, где молчание было единственным примиряющим условием.

И тем не менее их совместная жизнь не была целиком лишена приятности. Их интересы, столь схожие уже в начале брака, продолжали развиваться: Перл неустанно расширяла свои познания в том, что касалось искусства, архитектуры, мебели, серебра и хрусталя. Она часто одна наведывалась в антикварные магазины, а затем сообщала Уилфреду о своих находках, и они вместе смотрели вещь и иногда ее покупали. Они часто вместе посещали аукционы, и Уилфред подумывал о том, не высвободить ли один день в неделю, чтобы посвящать больше времени этому захватывающему увлечению. Перл по-прежнему нравилось быть богатой и изысканной леди, и, пожалуй, ей никогда не жилось лучше. Она хорошо готовила и любила вкусно поесть. Он тоже любил вкусно поесть.

В декабре он опять начал с ней спать, теперь через регулярные промежутки в десять дней, что, как обнаружилось, лучше всего отвечало потребностям его организма. Иногда она бывала пассивной, безразличной, покорной, как в первые дни замужества, иногда чересчур страстной и требовательной. Тогда он подвергал себя чрезмерному напряжению, зато потом чувствовал себя чуть ли не героем.

Новая теплота появилась в их отношениях во время отдыха, словно впиталась вместе с солнцем. В конце января они на три недели поехали на Тенерифе. К Рождеству он купил ей еще два новых украшения, и поэтому, а также в связи с приобретением серебра периода ранних Георгов, он объявил, что нужно экономить, и, купив туристские путевки, они совершили перелет на медленном турбовинтовом самолете и получили несколько неудобный номер в современной гостинице из стали и бетона. В остальном все было прекрасно и обошлось вдвое дешевле.

Они проводили все дни у плавательного бассейна, запасаясь солнечным теплом, которого им так не хватало в Англии. Из-за своих размеров Уилфред не любил загорать, он сидел под зонтом, читая книги по искусству, и был вполне доволен.

Перл, которой не верилось, что в феврале может быть так тепло, понемногу расправила смятые крылышки и весь день лежала в крошечном бикини, покрываясь загаром и нежась под восхищенными взглядами мужского населения гостиницы. Обед подавался в ресторане или в буфете у плавательного бассейна, и Уилфред обнаружил, что если в ресторане не совсем удобно требовать добавки, то в буфете можно с верхом наполнить тарелку и подложить еще без дополнительной платы. Поэтому они всегда ели у бассейна: Перл умеренно, помня о том, что со смерти Годфри прибавила семь фунтов; Уилфред жадно, торопливо запихивая пищу в рот.

По вечерам Уилфред играл с новыми знакомыми в бридж, а Перл, утомленная солнцем и воздухом, с удовольствием ложилась с книгой в постель. Жизнь стала легче, спокойней, текла, не нарушаемая бешеными взрывами любовной страсти. Смерть Годфри оставила ужасающую пустоту и одновременно принесла чувство покоя. Для миссис Уилфред Энджелл дни проходили достаточно приятно, легко, без волнений. Супруга богатого стряпчего с положением в обществе, поддерживающая это положение. Теперь можно было сетовать на такие вещи, как качество испанских вин, температура воды в бассейне, нехватка шезлонгов и распределение столиков за ужином. Она и думать позабыла о тех временах, когда маленький свирепый человечек обращался с ней, как с рабыней, швырял голой на кровать, не спрашивая, подвергал грубым ласкам и так же равнодушно покидал. Прошлогоднее первобытное кипение чувств миновало.

Население гостиницы представляло смешение национальностей: большой процент англичан, немцев и шведов и умеренное число датчан, норвежцев, итальянцев и французов. Тут было даже несколько представителей гордой и самолюбивой страны, владевшей островом. Однажды, когда выдался довольно облачный и прохладный день и Уилфред с Перл стратегически заняли шезлонги поближе к буфету, рядом с ними устроились два француза. Лет тридцати, мускулистые, самоуверенные, стриженные ежиком, отлично воспитанные, богатые, искушенные в жизни, они производили впечатление, так часто производимое французами: словно они больше всех на свете разбираются в еде и женщинах и в том, как наслаждаться и тем и другим. Тот, что был повыше ростом, по имени Гастон, отметил свое появление, проделав несколько сложных гимнастических упражнений на подлокотниках шезлонга: опершись на них, он делал стойку на руках, демонстрируя силу мускулов, и при этом вел себя как истый француз: словно он был один в мире, словно людей в других шезлонгах, других зрителей вообще не существовало. Это выглядело непреднамеренным, но несколько дерзким. Опустившись снова в кресло, он, ища одобрения, улыбнулся Перл. Она быстро отвела взгляд. Временами до них долетал запах крепких французских сигарет и масла для загара.

После обеда Уилфред нанял машину, и они отправились вверх к вулкану Тейде, преодолели на двух тысячах футов облака и очутились на ярком солнце. Они осмотрели огромные потухшие кратеры и к вечеру вернулись в гостиницу.

За ужином Уилфред ел меньше обычного. Перл удивилась, и он объяснил:

— Я решил, дорогая, что ради себя и скорее ради вас я должен снова похудеть. Я еще в расцвете сил, и некоторое самоограничение в средних летах, наверное, весьма полезно. Вы понимаете. Активная жизнь, которую я веду и надеюсь вести и дальше, налагает свои обязательства, и мне не повредит сбросить фунтов восемь.

— Вот как, — отозвалась Перл. — Что ж, прекрасно, мне тоже надо следить за своим весом. Может, мы будем помогать в этом друг другу?

— Вам, — галантно изумился Уилфред. — Нет, вам это совсем ни к чему. Вы ведь так молоды, и некоторая полнота лишь прибавляет вам привлекательности.

Перл отпила вина.

— Что ж, вы очень любезны, и все же, думаю, мне надо следить за собой.

Они продолжали есть в молчании, радуясь, что обрели новую цель в жизни.