Энджелл, Перл и Маленький Божок - Уинстон Грэхем

Когда Перл заняла свидетельское место и принесла присягу, мужчина с тяжелой челюстью, сидевший в последних рядах, прошептал:

— Господи боже мой, теперь я вспомнил, где видел ее раньше!

— Где? — спросил сидевший рядом Джуд Дэвис.

— Я видел ее как-то в тренировочном зале. Она разыскивала Годфри Брауна. Это было где-то в марте, вскоре после его матча с Кио.

— А разве тебе не показывали ее фотографию в июле?

— Да там она была вовсе не похожа. Честное слово, кто бы мог подумать!

Джуд вздохнул.

— Ну и что? Ну и что из этого, Пэт? Может, у них и были шуры-муры, у нее с Годфри. Ты ведь знаешь Годфри. Но встань ты сейчас и объяви об этом, разве что изменится?

— Господи боже мой, — сказал Принц, — на фотографии я ее совсем не признал.

Тем временем Перл дала свои показания, и вскоре ею занялся вежливый и почтительный мистер Харвилл. Сначала казалось, что единственным его желанием было облегчить страдания, которые выпали на ее долю. Только по прошествии некоторого времени она распознала в кое-каких его вопросах искусно замаскированные ловушки и забеспокоилась, догадываются ли о них присяжные. Перл недоумевала, куда клонит мистер Харвилл, и несколько минут, пока судья не остановил его, она словно балансировала на туго натянутой проволоке, не зная, сумеет ли удержаться.

Затем ее место занял Уилфред и стал давать показания со спокойствием, достоинством и самообладанием, поразившими ее и окончательно убедившими присяжных во всем том, о чем их старались до этого убедить. Она как-то выпустила из виду, что Уилфред находится в родной стихии. И перекрестный допрос мистера Харвилла ничуть не сбил его с толку. Да, он узнает револьвер. Нет, он никогда не видел его прежде, до вечера 22 июля. Нет, у него никогда не было собственного револьвера, даже во время войны. Они не выдавались военнослужащим сержантского состава. Нет, он никогда прежде не держал такого оружия в руках. Нет, он не знал, где находится предохранитель. Да, он видит его теперь, но, должно быть, револьвер, уже был снят с предохранителя, когда он оказался в его руках. Нет, он только раз нажал на спусковой крючок. Да, разумеется, он опасался за свою жизнь, ему показалось, что молодой человек обезумел от ярости.

Энджелла попросили снова подробно рассказать, как он отнял револьвер у Брауна и как Браун насмехался над ним, что револьвер не выстрелит. Нет, у него не имелось причин личного характера, чтобы неприязненно относиться к Брауну. Браун никогда и ни в чем не причинил ему вреда. Он боялся его, ибо боялся получить телесные повреждения и опасался за свою жизнь, он также беспокоился за свою жену. Его действия, когда он нажал на спусковой крючок, были просто актом самозащиты.

Во время допроса судья мистер Смедли проявлял все большее нетерпение и, в конце концов, прервал мистера Харвилла, как он сделал во время перекрестного допроса миссис Энджелл. Последнее слово было кратким, и судья тут же приступил к заключительной речи, будто только и ждал этого момента.

— Господа присяжные, вы заслушали показания по данному делу, и я не стану вас долго задерживать. Подсудимый обвиняется в непредумышленном убийстве и справедливо предстал перед судом. Он признался, что произвел выстрел, в результате которого был убит Годфри Браун, таким образом, этот вопрос не стоит перед судом. Ни одно лицо не имеет права лишить жизни другое лицо без того, чтобы дело не подвергалось всестороннему судебному разбирательству.

Обвиняемый, как вы знаете, является хорошо известным и уважаемым стряпчим, возглавляющим собственную юридическую контору. Всю жизнь он пользовался безупречной репутацией. (Судья всем своим видом выражал одобрение репутации Энджелла.) Во время войны он отлично служил в Европе и Африке. Но по своим склонностям он человек мирного склада и утонченных вкусов. И вот в его жизни появился молодой человек, выросший в приюте, — что, правда, ничуть не умаляет его, — но имеющий за собой провинность, пусть неподсудного характера, но тем не менее провинность, свидетельствующую о склонности к насилию и угрозам. Боксер по призванию, он был на определенный срок дисквалифицирован Британским советом по контролю над боксом за то, что в припадке гнева напал на своего менеджера.

Обвиняемый мистер Энджелл по характеру своей профессии обязан время от времени давать советы, и в прошлом году он указал больной женщине, теперь уже скончавшейся, на то, что ее вводит в заблуждение и обманывает вышеупомянутый боксер Годфри Браун. Как последствие этого совета — или, по крайней мере, так вообразил Браун — он не получил после смерти больной женщины ожидаемого наследства. Поэтому он затаил в душе чувство обиды и злобы против обвиняемого за то, что тот дал ей подобный совет, и решил отомстить ему имеющимися в его распоряжении средствами.

Вы уже знаете, как он попытался это осуществить — сначала с помощью угроз, а затем и физического насилия, — так что мистер Энджелл, человек средних лет и по роду своей деятельности сидячего образа жизни, был избит тренированным и безжалостным противником, на двадцать три года моложе обвиняемого.

А теперь обратимся к вечеру вторника 22 июля этого года. Браун, явившийся в дом Энджелла непосредственно после боя, в котором он сломал нос своему напарнику, — хотя, насколько мне известно, бой был только тренировочный, — ворвался в дом, где в то время находилась одна миссис Энджелл. Он терроризировал миссис Энджелл и мог нанести ей увечье, не вернись в тот момент мистер Энджелл. Мистер Энджелл, услыхав шум наверху и не догадываясь о его причине, поднялся на второй этаж и обнаружил Брауна в ванной комнате своей жены, где тот разбивал зеркало…

Все в порядке, думала Перл, он на нашей стороне, он поверил нашему рассказу, попался на удочку, как говорится, проглотил и приманку, и крючок, и леску, а теперь даже пересказывает все нашими словами. Все в порядке. Все в порядке, Уилфред, мучения кончились. Она взглянула на него — он сидел на скамье подсудимых, подперев подбородок рукой, пальцы прижаты к толстым губам, лицо осунувшееся, каким она его никогда не видела, — не то одутловатое лицо, каким оно было при смерти Годфри, страдания облагородили его, сделали более человечным, щеки похудели, на них залегли тени. Он изменился к лучшему, и даже волосы не поседели; она видела его утонченность, видела, какое впечатление эта утонченность производит на судью и присяжных. Она знала, что эта утонченность действительно ему присуща, но не сомневалась, что печальный опыт никак не изменит саму природу Уилфреда. Все в порядке. Уилфред, мой обман, наш с вами обман, удался. Вы уже поняли это? Вы уже вдыхаете воздух свободы?

— Адвокат уголовного суда присяжных подверг некоторому сомнению показания обвиняемого о его схватке с Брауном, — продолжал судья. — Как сумел мистер Энджелл вырвать револьвер у Брауна — человека маленького роста, но большой силы — и как сумел отступить достаточно далеко, чтобы выстрелить в своего противника с расстояния около шести футов? — Судья приподнялся и снова опустился, словно готовясь к перерыву, который скоро должен был наступить. — Однако, я думаю, вы припоминаете, как миссис Энджелл в своих показаниях подчеркнула, что отвлекла Брауна тем, что пыталась приблизиться к телефону, и что именно в этот момент обвиняемый, опасаясь за свою жизнь и безопасность жены, напрягся до предела, вырвал револьвер и отступил назад. Обвинение не могло представить какие-либо доказательства, опровергающие это объяснение. Теперь вы, господа присяжные, должны решить, принимаете ли вы его.

Господа присяжные, вы имеете в своем распоряжении все факты и должны вынести решение. Я лишь могу проинструктировать вас в законах нашей страны. В соответствии с законами нашей страны лишение человека жизни является оправданным, если одно лицо лишает другое лицо жизни в целях самозащиты, если губительные действия, лишающие жизни, необходимы для его собственной защиты. Поэтому вы должны спросить себя, использовал ли обвиняемый оружие в целях зашиты своей жизни? В первую очередь обвиняемый должен предоставить вам все необходимые доказательства, что он сделал все возможное, чтобы избежать этих пагубных действий, что они были необходимы для защиты его собственной жизни или для защиты себя от серьезных телесных повреждений, которые могли вызвать разумные опасения, что его жизнь подвергается опасности. Если он выстрелил потому, что не располагал другими средствами защиты и не имел возможности скрыться, тогда его действия могут считаться оправданными.

Судья мистер Смедли посмотрел на часы.

— Сейчас тринадцать часов пятнадцать минут. Я продолжу заседание суда еще на пятнадцать минут. Если по истечении этого времени вы не примите решения, прошу вас известить об этом моего секретаря и я отложу заседание до четырнадцати тридцати.