Слово президента - Том Клэнси

— Кэти, полагаю, пришло время рассказать тебе о некоторых событиях, которые произошли со мной за все эти годы. Но пока могу сказать тебе, что Головко действительно держал пистолет у моего виска на одной из дорожек Московского аэропорта, потому что я помог двум высокопоставленным русским скрыться из Советского Союза. Один из них возглавлял КГБ.

Она посмотрела на мужа и вспомнила о тех ночных кошмарах, которые мучали его на протяжении месяцев несколько лет назад.

— Где он теперь?

— Где-то неподалеку от округа Колумбия, точно не знаю. По-моему, в каком-то имении в штате Виргиния. — Джек смутно помнил, что как-то слышал о его дочери, Екатерине Герасимовой, что она обручена с отпрыском старинной аристократической семьи, увлекающимся охотой на лис в районе Винчестера, и перешла, таким образом, из одной аристократической семьи в другую. Ну что ж, пенсия, которую выплачивало ЦРУ семье отца, была достаточно велика, чтобы вести весьма комфортный образ жизни.

Кэти привыкла к шуткам мужа. Подобно большинству мужчин, он любил рассказывать забавные истории, их юмор заключался в преувеличении происшедшего. К тому же он был родом из ирландской семьи. Но сейчас это откровение было таким же бесстрастным, как отчет о бейсбольном матче. Джек не заметил взгляда, который она бросила на него. Да, решила она в тот момент, когда в гостиную вошли дети, будет очень интересно выслушать его рассказ о прошлых событиях.

— Папа! — воскликнула Кэтлин, первым увидев отца. — Мама! — После этого утренняя процедура кончилась или вернее перешла на что-то более важное, чем события, происходящие в мире. Кэтлин уже была в школьной форме — подобно большинству маленьких детей, она сумела проснуться в хорошем настроении.

— Привет! — послышался голос Салли, явно недовольной чем-то.

— Что случилось? — спросила Кэти у своей старшей дочери.

— Столько людей повсюду! Просто невозможно никуда пройти, не натолкнувшись на кого-то! — проворчала девушка, взяв с подноса стакан сока. К тому же этим утром ей не хотелось есть корнфлекс «Фростид». Она предпочла бы кукурузные хлопья «Джаст Райт». Но коробка с ними находилась где-то на первом этаже, в просторной кухне Белого дома. — Живешь, как в гостинице, только народу куча.

— Какой экзамен у тебя сегодня? — спросила Кэти, начиная понимать причину раздражения дочери.

— Математика, — уныло призналась Салли.

— Ты готовилась?

— Да готовилась, мама, готовилась.

Джек не обращал внимания на их разговор и приготовил овеянные хлопья для Кэтлин, которой нравились «Фростид флейкс». Затем явился маленький Джек, тут же включил телевизор и выбрал канал мультяшек, чтобы посмотреть свою утреннюю порцию «Бегуна и койота», который нравился и Кэтлин.

За пределами президентских апартаментов для всех начался рабочий день. Личный офицер Райана, который ведал обзором развединформации, наносил последние штрихи на утренний доклад — он неизменно внушал ему страх. Уж очень требовательным, на его взгляд, был этот президент. Главный мажордом пришел сегодня пораньше, чтобы самому проверить подготовку служебного этажа. В спальне камердинер раскладывал одежду для президента и первой леди. Наготове стояли автомобили, которым предстояло отвезти детей в школу. Полиция штата Мэриленд уже вела проверку маршрута в Аннаполис. Летчики корпуса морской пехоты разогревали двигатель вертолета, чтобы лететь в Балтимор — проблему доставки первой леди на работу пока так и не решили. Весь механизм президентской жизни пришел в движение.

Гас Лоренц пришел к себе в кабинет раньше обычного, чтобы поговорить по телефону со своим посланцем в Африке, которого предупредил звонком из Атланты. Где, черт возьми, мои обезьяны? Его агент по закупкам объяснил через восемь часовых поясов, что, поскольку центр по контролю за инфекционными болезнями напутал с переводом денег, партию обезьян купил кто-то другой и сейчас готовили новую партию. Еще неделя, сказал он американскому врачу.

Лоренц остался недоволен. Он надеялся приступить к исследованиям на этой неделе и сделал пометку в настольном блокноте, пытаясь понять, кому еще могли понадобиться столько африканских зеленых обезьян. Может быть, это Руссо начал что-то новое у себя в Париже? Он решил попозже, после утреннего совещания со своими врачами, позвонить ему. А вот и хорошие новости, увидел он. Однако как жаль, черт побери... В телексе из ВОЗа говорилось, что второй пациент, больной лихорадкой Эбола, погиб в авиакатастрофе. Зато не поступило новых сообщений о заболевших, а с того момента, когда заболела «пациентка два», прошло достаточно времени, чтобы утверждать, а не просто надеяться, что эта микровспышка лихорадки кончилась — наверно кончилась, мысленно добавил Лоренц. Это хорошая новость. Штамм лихорадки, которым заболели два человека, походил на тот, что находился на предметном стекле электронного микроскопа, и это был худший из всех вирусов. Возможно, носитель лихорадки Эбола по-прежнему скрывался где-то там, ожидая благоприятной возможности, чтобы заразить кого-нибудь еще, однако он удивительно ловко ускользал от ловцов, напоминая этим малярию — «плохой воздух» по-итальянски. Когда-то считалось, что именно это является причиной заболевания. Может быть, с надеждой подумал Лоренц, носителем был какой-нибудь грызун, попавший под колеса грузовика. Он пожал плечами. В конце концов, и это возможно.

После того как в лаборатории в Хасанабаде директор проекта уменьшил дозу морфия, поступающего в кровеносную систему «пациента два», Жанна-Батиста находилась в полусознательном состоянии. Она чувствовала боль, но не понимала, что происходит вокруг. В любом случае боль затмевала все остальное, и Жанна-Батиста сознавала, что означает каждый ее приступ. Хуже всего была боль в брюшной полости — болезнь уничтожала желудочно-кишечный тракт по всей его десятиметровой длине, буквально пожирая нежные ткани, предназначенные для того, чтобы превращать пищу в питательные вещества, и выбрасывая зараженную кровь в прямую кишку.

Ей казалось, что все ее тело рвут на части и жгут в одно и то же время. Сестре хотелось пошевелиться, как-то изменить позу, чтобы хоть на мгновение изменить направление приступов боли, но когда она попыталась это сделать, то обнаружила, что все тело, руки и ноги прикреплены ремнями к кровати. По какой-то причине это показалось ей оскорбительным, и она почувствовала нечто худшее, чем просто боль, но первая же попытка выразить протест вызвала страшную рвоту, от которой сестра едва не задохнулась. Тут же появился космонавт в синем скафандре и повернул кровать, дав возможность рвоте стечь в пластиковое ведро. Жанна-Батиста увидела в нем черную мертвую кровь. На секунду это отвлекло ее от боли, и она поняла, что выжить ей не удастся, что болезнь зашла слишком далеко, что ее тело умирает, и тогда она стала молиться о смерти — только в ней было спасение от боли. Конец должен наступить как можно скорее, иначе исчезнет вера в Бога... Осознание близкой смерти выскочило в ее угасающем мозгу, словно чертик из ящика. Но у этой детской игрушки были настоящие рога и копыта. Ей хотелось, чтобы рядом оказался священник. А где Мария-Магдалена? Неужели ей суждено умереть в одиночестве? Умирающая монахиня посмотрела на людей в космических скафандрах, надеясь увидеть за пластиковыми шлемами знакомые лица, — на них было сочувствие, но все они были чужими. Когда двое приблизились к кровати, она поняла, что они говорят на незнакомом языке.

Медик старался быть предельно осторожным. Чтобы взять пробу крови, он прежде убедился, что рука надежно закреплена ремнями и практически не может сдвинуться. Затем его товарищ сжал ее своими сильными руками в перчатках, стараясь как можно дальше держаться от иглы. Первый медик кивнул, выбрал вену и воткнул иглу. Игла попала с первой попытки. Он подсоединил к задней части шприца вакуумную трубку на пять кубиков, и в нее потекла черная кровь. Когда трубка наполнилась, медик, бережно положил ее в пластиковую коробку и набрал кровь еще в три такие же трубки. Затем он выдернул иглу и прикрыл марлей ранку, которая не переставала кровоточить. Его помощник отпустил руку больной, обратив внимание, что на коже образовались темные синяки. Коробку накрыли крышкой, и первый медик покинул палату, а второй прошел в угол, чтобы облить свои перчатки раствором йода. Им подробно объяснили, насколько опасны их обязанности, но, как это свойственно нормальным людям, несмотря на многочисленные повторения, демонстрацию фильмов и слайдов, они не слишком поверили этому. Теперь невозможно было не верить. Теперь все армейские медики как один умоляли Аллаха, чтобы смерть как можно быстрее унесла эту женщину в то место, которое Он уготовил для нее. Наблюдать за тем, как распадается ее тело, было достаточно страшно, но перспектива последовать за нею в это ужасное путешествие заставляла сжиматься самые мужественные сердца. Им не приходилось видеть ничего подобного. Эта женщина буквально таяла изнутри. Заканчивая дизинфекцию своего защитного костюма, медик услышал крик боли, такой мучительный, словно сам дьявол истязал маленького ребенка. Хриплый крик был так ужасен, что проник через пластик костюма. Медик обернулся и увидел, что глаза и рот женщины открылись.