Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов

— На Амур походит, — подтвердил рулевой, не первый год плавающий с губернатором и обладавший правом, как и многие старые матросы, выражать свое мнение.

Полуостров Принца Альберта внутри с полостью в форме рога и наполнен водой, как сосуд древних. Это бухта Мэй, по-удэгейски Уня, по-китайски Хань Шинь Вэй. Она так велика, что занимает почти всю сушу на окончании полуострова. Отделена от обоих заливов лишь грядами сопок, которые незыблемы, их не могут пробить никакие штормы. И посмотрите, как искусно полуостров уложен в океан, который со всех сторон прикрывает эту впадину водой. Бухта, похожая на рог, изогнута, как широчайшая река в повороте, и протяженность ее от входа до изгиба на сорок две версты, а до угла в сопках около семи верст. Этот рог, цепи сопок — все напоминает горячие горы Курил. Они словно нарочно созданы природой, чтобы поставить защиту и закрыть подходы. Порт не будет виден с обоих морских заливов по обе стороны полуострова. Но из порта с гор видны оба простреливаемые залива. Северней бухты этот полуостров тянется до материка на двадцать миль среди океана.

Здесь леса по хребтам наши топографы называют гривами. Заимствовано у казаков и крестьян. Девственный и густой лес по хребту, не похожий на сады, северней этих склонов над бухтой называется Богатой Гривой.

В кают-компании пили чай.

— А откуда взяли лимон? — спросил Муравьев. Позвали Мартына.

— Это вьюн, наломали ветви лиан лимонника. Не побрезгуйте, Николай Николаевич, — сказал повар.

Муравьев не велел писать в шканечном журнале, что входил в бухту. На карте велел поставить название «Владивосток», не упоминая, что это его приказание.

В Находке было не так. Там велел записать: «Открыли бухту, генерал-губернатор приказал наименовать „Находкой“».

Любопытство окружающих заметно. Хотелось бы у Николая Николаевича что-то спросить, но нельзя. Есть строжайший порядок.

Да, держать все в тайне. Прятать до поры эту драгоценность, ее значение не объяснять, не разбалтывать про успех.

Пусть спорят. Пусть гадают какая гавань лучше. Хотя он охотно запретил бы думать и говорить об этом своим спутникам; ведь каждый будет, как в парламенте, предлагать что-нибудь другое, не то, что нравится всем, а уж тем более не то, что на самом деле нужно. За триста лет татары научили нас прятать все, что есть у нас лучшего, держать в тайне все, что в нас самих есть хорошего, прятать даже ум наш сообразительный, скрывать, так как каждый толковый человек опасен и может затеять что-то.

Таковы были мысли Муравьева. Он отдавал должное чаю с лимоном, как и воспитанной в нас татарами привычке хвалиться. С кем поделиться, где моя Катерина Николаевна? Сибирцеву хотел бы сказать, но не стал. Бог его знает! Да он сам все понял без меня и в рот воды набрал.

— Благодарю вас, господа! — поднялся генерал.

Надо признаться себе, что в этом замысле молчать — величайшее хвастовство, гордыня своим подвигом и делом, доводимым теперь до конца. Теперь, когда на карте появилось таксе название, пусть посмеют спорить, отвергать, учить меня, поносить, а название дает само делу ход, кто прочтет — вздрогнет. Что, как? Почему?

Тут не надо паровоза, который бы толкал дело. Может быть, самое яркое бахвальство в умелом молчании об открытиях и приобретениях, даже когда уже дело сделано. Вот это искусство. Дело пойдет само, замарширует, как на параде, в ожидании, когда государь император увидит и оценит.

— Сегодня я снял имя Виктории с карты. Оно слишком часто повторяется на картах, — сообщил Муравьев. Он заходил посидеть за стаканчиком чая пять минут с молодежью. Офицеры еще просят назвать полуостров Богатую Гриву именем графа Муравьева-Амурского. Успешные плавания на море возможны лишь, когда имеешь покровительство на суше…

Англичане придали своим открытиям важное значение, назвав залив именем Виктории, а полуостров — именем Альберта. Значит, они имеют цель и знают цену открытиям. Бульдог если ухватит, то намертво.

А в Пекин уже должен прибыть из Петербурга сухим путем бывший военный атташе в Лондоне, потом посол в Хиве Николай Игнатьев, назначенный послом в Китай. Ему нужно будет переслать карты Будогосского, проект проведения границы по Уссури, через озеро Ханка и южней этого озера по вершинам хребтов до моря. Будогосский будет послан к нему.

Англичане держат Китай за горло; в этом году пришлют в Пекин свое посольство, как оговорено у них в трактатах Элгина, заключенных в прошлом году в Тяньцзине. Они могут все нам испортить. Николай Николаевич не обольщается их джентльментством. Не в их интересах наше согласие с Китаем. Умение их мыслить за соперника и разгадывать наши планы — вне сомнений. Но им недостает верных сведений. Следовало спешить. Будет ли Будогосский вовремя? «Америка» опаздывала в Посьет на пять дней. Сегодня уже 20 июня. Должен быть на месте. Не придется ли в Посьете ждать, терзаясь неизвестностью, что с нашей сухопутной экспедицией, что у Игнатьева, где он, что в Китае.

По переписке все маньчжуры обещали Муравьеву, что для встречи экспедиции Будогосского пришлют на Уссури чиновников с охраной из маньчжурских солдат и будут вместе с нами определять границу. В письме Будогосского сообщается, что ждал, узнавал. Маньчжурский отряд не прибыл; Усольцев сообщил подробности, как ждали встречи. Есаул Размахнин на устье Уссури ждал маньчжур, потом, поднимаясь по Уссури, расспрашивал, если было кого, нет ли поблизости мандаринов из Пекина, назначенных для встречи русской экспедиции. Узнал про слухи, что заключение прошлогоднего договора — это ошибка, придет маньчжурское войско из Гирина.

Так почему же не прибыла делегация для участия в разграничении? Пекин колеблется? Сейчас они как бы умывают руки? Муравьев послал Шишмарева и Усольцева прямо в Хунчун верхами. Вернулись с пустыми руками. В Хунчуне их приняли с почетом. Событие небывалое в этом городе. Выказали все признаки дружбы. Посылают мандаринов с подарками Муравьеву. Но объявили, что из Пекина никакие чиновники не приезжали. И как-то недоуменно и уклончиво толковали про разрешение, словно и не слышали и не знали до сих пор, что должна прибыть такая экспедиция. Очень похоже было, что притворялись, скрывали, а на самом деле, может быть, им все известно, но поступают они при всех встречах с нами так, как им велено. А велено язык держать за зубами. Николай Николаевич убежден, что Игнатьев уже в Пекине и договора прошлого года должны быть ратифицированы. Решать все надо не здесь и как можно быстрее. Надо спешить, немедленно посылать в Пекин Будогосского. Но не отсюда, а из залива Печели. Там