Царьград (сборник) - Александр Харников

Разговоры об организации стационарной телестудии считаю пока преждевременными, а вот официального печатного органа Югороссии нам очень не хватает. Зарезанная на корню телестудия по проекту должна была быть для внутреннего употребления и, как агиторган для тех из хроноаборигенов, кто попадет в число «посвященных». Это господин Лосев расстарался – что делать ни начинаем – всё время ОРТ получается.

Идея в принципе верная, но для нее у нас пока ничего нет, кроме некоторого оборудования на кораблях и имущества съемочной группы. И самое главное нет сколько-нибудь значительного количества телевизионных приемников. Тут бы лучше о радио подумали, ибо этот проект реально воплотить лет за пять-семь. А необходима нам центральная газета, типа «Югоросское Время» или «Вести Югороссии» – название окончательное еще не выбрали – и при ней информационное агентство, которое будет снабжать и другие европейские СМИ оперативной и злободневной информацией, начнет информационное наступление по всем направлениям. Хватит нам отсиживаться в окопах!

Своевременность создания газеты и информагентства подтвердил и разговор между Василием Васильевичем Верещагиным и его другом Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. Василий Васильевич быстро идет на поправку и уже самостоятельно, опираясь на тросточку, совершает небольшие прогулки по саду бывшего султанского дворца. С собой он берет этюдник и, пользуясь хорошей погодой, делает наброски будущих картин.

Сюда же, в сад, делая небольшой перерыв в изучении военной истории XX века, обычно приходит и генерал Скобелев. Скажу прямо, генерал оказался настоящим трудоголиком. За относительно короткое время он успел освоить кучу учебной литературы по стратегии и тактике массовых армий. Он сделал кучу выписок, а тактические схемы и таблицы из этих учебников мы откатали ему на ксероксе.

Так вот, переговорив с Никитиным по поводу выделения для информагентства помещений во дворце, я решил немного прогуляться по дворцовому саду. Проходя по дорожке в тени вековых платанов, я случайно услышал обрывок разговора между Верещагиным и Скобелевым. Художник и генерал мирно сидели на лавочке и о чем-то яростно спорили. Прислушался… Ну как всегда. О чем могут спорить между собой двое русских? О смысле жизни и судьбах мира, не иначе. И точно, меж других слов я услыхал такое знакомое всем нам слово «социализм»…

Так-так, неужели кто-то из наших решил разагитировать людей из XIX века и тайком основал в Константинополе подпольный обком КПРФ?

Оказалось, всё намного проще. Василий Васильевич спорил с Михаилом Дмитриевичем о теории социализма, которая уже в то время была популярной среди так называемой «прогрессивной интеллигенции». Я спросил у спорящих разрешения и присел рядом с ними на лавочку.

Василий Васильевич продолжил начатый ранее разговор:

– Нельзя отрицать того факта, что все другие вопросы нашего времени бледнеют перед вопросом социализма, который надвигается на нас, словно молниеносная громовая туча.

– Как понимаете вы движение социалистов и анархистов? – спросил генерал Скобелев. – Честно говоря, я не совсем понимаю целей адептов этих движений. Чего они хотят? Чего стремятся они достигнуть?

– Прежде всего, – ответил Верещагин, – люди эти являются противниками международных войн; затем, их оценка искусства весьма ограничена, не исключая и живописи. Так что если они когда-нибудь заполучат власть в свои руки, то вы с вашими стратегическими соображениями и я с моими картинами – мы оба будем немедленно сданы в архив. Понимаете ли вы это?

– Да, я понимаю, – ответил Скобелев, – я отныне намерен бороться с ними. Но, уважаемый Василий Васильевич, не сгущаете ли вы краски?

– Нет, – решительно сказал Верещагин, – я не заблуждаюсь и ничуть не преувеличиваю опасность этого явления. Обществу серьезно угрожает в близком будущем огромная масса, насчитывающая миллионы людей. Это люди, бывшие из поколения в поколение в течение целых столетий на краю голодной смерти, нищенски одетые, живущие в грязных, нездоровых кварталах, бедняки и такие люди, у которых нет ни кола ни двора, либо совсем обездоленные.

– Хорошо, кого же следует винить за их бедность, – спросил Скобелев, – разве не сами они виноваты в ней?

– Нет, – ответил Верещагин, – было бы несправедливо взваливать всю тяжесть вины на них; гораздо вернее, что общество в массе своей более виновно в их положении, чем они сами.

«Ай да Василий Васильевич, – подумал я, – еще немного, и он начнет цитировать “Манифест” Карла Маркса. Он уже почти тридцать лет, как написан». И я решил немного спровоцировать Верещагина, спросил у него:

– А есть ли какое-либо средство выйти из этого положения?

– Разумеется, есть, – ответил Василий Васильевич, – Христос, наш Учитель, много веков назад указал на то, как богатые и сильные мира могут помочь делу, не доводя до революционного шага, не производя переворота в существующем общественном порядке, если только они серьезно позаботятся о несчастных. Это, несомненно, обеспечило бы за ними безмятежное наслаждение всею массою их богатств. Но в настоящее время мало надежды на мирное решение этого вопроса, разумеется, благоденствующие классы предпочтут остаться христианами только по имени, они все будут надеяться, что паллиативные меры достаточны для улучшения положения. Или же, думая, что опасность еще далека, они не пожелают сделать больших уступок, а нищие и бедняки – прежде готовые на соглашение, очень скоро не захотят принять предложенного им подаяния.

– Чего же хотят они? – спросил у своего друга генерал Скобелев.

– А хотят они, дорогой Михаил Дмитриевич, ни больше, ни меньше, как уравнения богатства в грядущем обществе. Они требуют материального и нравственного уравнения всех прав, занятий, всех способностей и талантов; как я уже сказал, они стремятся разрушить все основы существующего общественного строя, а в новоосвященном порядке вещей они стремятся открыть действительную эру свободы, равенства и братства взамен теней этих высоких вещей, как существуют ныне.

Я вовсе не думаю входить в рассуждение по поводу этого предмета, я вовсе не имею претензий доказывать, насколько эти притязания справедливы или несправедливы, насколько они разумны или нелепы; я констатирую только факты, что существует глубокая бездна между прежними криками о хлебе и резко сформулированными требованиями нынешнего времени. Очевидно, аппетит народных масс увеличился сравнительно с прошлыми столетиями, и счет, который они намерены предъявить к уплате, будет немалый.

– От кого потребуется уплата по этому счету? – поинтересовался я.

– Вероятнее всего, от общества, – ответил Василий Васильевич.

– Будет ли это сделано добровольно? – снова спросил я у нашего художника, который, как оказалось, разбирался не только в красках и холстах.

– Очевидно, нет, – кратко ответил Верещагин и, поморщившись, потер свою раненую ногу.

– Следовательно, будут осложнения, споры и даже гражданские войны? – продолжал я допытываться у милейшего Василия Васильевича.

– Разумеется, будут серьезные осложнения; они уже бросают свои тени в форме беспорядков социалистического характера то здесь, то там. В Америке, весьма вероятно, беспорядки эти не так велики или менее заметны, но в Европе… – во Франции и в Бельгии, например, эти беспорядки принимают грозный вид.

«Бедный Василий Васильевич, – подумал я. – К сожалению, вы даже не подозреваете о том, что самые большие беспорядки грянут в России».

– Кто победит в этой борьбе? – спросил генерал Скобелев.

– Михаил Дмитриевич, вы, наверное, помните слова Наполеона, утверждавшего, что победа всегда останется за «крупными батальонами». А это значит, что победят «уравнители». Число их будет очень велико; кто знает человеческую природу, тот поймет, что все, кому не придется терять много, в решительный момент присоединятся к тому, кому терять нечего. Вообще полагают, что опасность еще не неизбежна; но, насколько я в состоянии судить, близость опасности неодинакова в различных государствах. Франция, например. Это многострадальная страна, которая вечно производит опыты на самой себе, будь то в области социальных или научных вопросов, или в области политики, – ближе всех остальных к роковому перевороту; за ней следует Бельгия и другие государства. Весьма вероятно, что даже нынешнее поколение будет свидетелем чего-либо серьезного в этом отношении. Что же касается до грядущих поколений, то нет сомнения, что они будут присутствовать при полном переустройстве общественного порядка во всех государствах.

«Мда-с, – подумал я, – а ведь Верещагин, как его однофамилец из “Белого солнца пустыни”, и не подозревает, что плывет на баркасе под названием “Россия”, в трюме которого догорает фитиль, и вскоре все судно взлетит на воздух».