Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был момент когда Гермиона сдалась и просто поверила в своё безумие, но сейчас ей было проще увидеть это безумие в глазах всех остальных. Они смотрели на неё, мягко намекая на то, что она больна, пока сами не особо отличались от неё. У неё отняли что-то очень важное, надеясь на то, что она не заметит пропажу.
А Грейнджер не просто заметила, но и почувствовала. Внутри неё не хватало огромного фрагмента жизненного пути.
— На сегодня приём окончен! — рявкнула Гермиона и поспешно покинула кабинет Сары.
Теперь она была уверена, что зима ей не нравилась. Постоянный холод, неутолимое желание почувствовать тепло, и сильные морозы не только на улице. Гермиона укуталась в свой вязаный шарф оранжевого цвета и ускорила шаг, чтобы побыстрее оказаться дома. Всё, ради чего она так спешила — это диван на первом этаже и плед, но никак не расспросы Рольфа, а они обязательно будут.
Внезапно её шаг замедлился, а реальность начала рассеиваться в тоннах домыслов и размышлений.
Мог ли Рольф быть преступником? Почему-то это слово так сладко осело на её языке, и казалось, что Гермиона буквально чувствовала его вкус. Оно было таким правильным и привычным для неё. Чем больше она думала о своём женихе, тем больше негатива в ней это вызывало. Гермиона старательно пыталась подобрать правильное определение тому, кем он для неё являлся. И самым подходящим стало это — преступник.
Он совершал преступление против неё.
Какой ему смысл говорить с ней, опекать и издеваться над ней вот так? А потом она поняла. Заявление про желание помочь — вот самая тошнотворная часть его плана! Рольф собственноручно заставил Гермиону возненавидеть себя. Ей так хотелось верить в то, что он лишь слишком любит её, но всё говорило об обратном.
С глаз хлынули горячие слёзы, а всё тело заныло от несносной боли. Девушка даже не подняла руки, чтобы удержать двери, чтобы не дать возможности обрушившимся догадкам проникнуть в самое сердце — в этом не было никакого смысла. Гермионе никогда не удавалось спастись, скрыться или исцелиться от всего этого. Ей всегда будет больно.
Теперь она могла это сказать вслух — любому, кто захотел бы что-то услышать от неё. Пусть спросят, что ей снилось или почему она злится, и Грейнджер обязательно ответит. Она никогда не была в безопасности. Она никогда не была нормальной. Все надежды и мечты разлетелись вдребезги. Осталась лишь пустота, которая больше не пугала, потому что была самым безопасным её убежищем. Гермиона смирилась с тем, что её жизнь просто скатилась в тартарары настоящего ужаса, беспроглядной темени и постоянной боли. Она не представляла, что можно жить иначе.
Гермиона продолжала ступать шаг за шагом, прокручивая в голове страшное осознание. Ей уже не нужны были чьи-то подтверждения о том, что когда-то подобное уже было. Она уже когда-то разочаровывалась в людях до боли в душе, испытывала одиночество в толпе людей, пыталась жить нормально — это всё уже когда-то было.
— Привет! — как только Грейнджер открыла дверь, то к ней подскочил Рольф. — Как ты? Мне позвонила Сара и сказала, что вы сегодня закончили пораньше.
Девушка смерила его равнодушным взглядом, принявшись снимать верхнюю одежду. В сердце боролись два противоположных чувства, и Гермиона не знала, на какое из них стоило делать ставки. Она уже вообще ничего не знала и не понимала — сети, в которые Гермиона попала, были слишком прочными и затягивались узлами на шее. Перед ней стоял всё тот же Рольф, который ежедневно искренне признавался в любви и плакал, когда Гермиона просто улыбалась ему, но разум продолжал гнуть свою линию. Он так яростно бился в металические стены сознания с одним лишь утверждением: «Рольф — преступник».
Она точно знала, что настоящими были только последние несколько месяцев, когда безумие касалось её головы, души и сердца. Всё остальное было ложью, которую ей так активно пропагандировали и заставляли верить в неё.
— Я тебе не верю, — тихо, но уверенно сказала девушка, усаживаясь на диван. — Ни одному твоему слову, Рольф. Я не знаю, как ты это провернул, но ты врёшь мне. От самого начала и до самого конца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я не понимаю…
— Ты понимаешь, — перебила Гермиона. — Ты прекрасно понимаешь, ты очень хорошо знаешь то, что так отчаянно скрываешь от меня. Я устала слушать это, Рольф. Я устала быть частью какого-то сценария, придуманного не мной.
Он не спешил отвечать, а Грейнджер знала, что он просто подыскивал в голове подходящую ложь. Рольф не смотрел ей в глаза, правая рука в кармане подрагивала и он инстинктивно сделал шаг назад. Но разве он не мог предугадать то, что рано или поздно этот разговор по-любому случился бы? Неужели надеялся на то, что всё останется так, как он придумал в первозданном виде? Или, может быть, это уже случалось, а она просто не помнила этого? Сколько раз Грейнджер уже проживала свою жизнь? Гермиона боялась ещё больше разочароваться в человеке, который изо дня в день был рядом с ней.
Как бы там ни было, но они не были чужими людьми. Если что-то настоящее и было, так это чувства девушки. Дружеские и тёплые, но Рольф стремительно убивал и их своим молчанием.
— Я прошу тебя, — она посмотрела на парня глазами полных мольбы. — Я умоляю тебя, Рольф… Ты же видишь, что со мной происходит. Ты видишь, как я заживо начинаю гореть в очаге безумия. Мои сны, мои кошмары — это всё откуда-то из прошлого, о котором никто не знает, кроме тебя.
Гермиона видела, как Рольф начал сомневаться. Противоречивые чувства боролись не только в ней, и это сложно было не заметить.
Она тяжело задышала, ожидая ответа от парня. В какой-то миг Гермиона так крепко зажмурила глаза, что стало больно. Она попыталась избавиться от всех образов, что разом пытались вырваться из воспалённого сознания. Ей казалось, что у неё просто остались силы на несколько вздохов, что вот-вот все стены в голове рухнут и на неё вывалиться какой-то сущий ад.
Она была так близка к истине.
— Гермиона… — Саламандер подошёл к ней ближе. — Я всё для тебя сделаю. У нас будет с тобой счастливая семья. Позволь мне сделать тебя счастливой… Я протяну тебе руку, если ты не откажешься.
— Если твои чувства что-то стоят, то скажи мне правду. Я останусь с тобой. Я буду рядом, но при условии, что ты расскажешь мне правду.
Если он постоянно ей лгал, то что мешало лгать ей? Почему только он мог выдавать откровенную ложь за неподдельную правду? Гермиона была такой же участницей это игры, и могла играть по этим же правилам. Ведь Рольф не последний в мире человек, который умеет лгать.
Она заметила, как парень набрал полные лёгкие воздуха, словно собирался сказать что-то важное, но в последний момент просто передумал. Он смотрел на неё, а Грейнджер лишь видела в его глазах сломленную себя.
Её уже когда-то так ломали. На неё уже когда-то так смотрели.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Гермиона, пожалуйста, дай мне руку и я уберегу тебя от этой тьмы. Я не хочу, чтобы ты снова переживала весь тот кошмар… Попроси меня, и я останусь с тобой. Мы вместе выйдем на свет…
С глаз сорвались слёзы. Гермиона уже слышала эти слова, не один раз и не от Рольфа. Мир перед ней начал плыть, а из-под ног уходила земля. Теперь она не видела интерьера гостиной, а только красивый цветущий сад. Она видела себя со стороны — такая красивая и статная, но абсолютно несчастная. От неё исходило столько боли, что находиться просто рядом было невозможно.
— Нет! — выкрикнула Грейнджер, оттолкнув Рольфа от себя.
Не рассчитав силы, она так сильно ударила парня в грудь, что тот просто повалился на кофейный столик, который разлетелся на сотни острых осколков. Гермиона открыла рот, чтобы извиниться, но заметила кровь на ладони Рольфа.
Спусковой крючок в голове громко щёлкнул. В этот раз было намного громче, как в старые добрые времена.
Рольф лежал без сознания, а в видимые участки его кожи впились осколки битого стекла. Он лежал точно в такой же позе, как и в её сне, а Гермиона точно так же, как и ночью, ничего не могла с этим сделать. Только, если во сне это сделал с Рольфом то ли Лиам, то ли Малфой, то сейчас виновата была только она. Девушка видела, как к Саламандеру подбежало несколько человек, пытаясь тому помочь, но она не могла сдвинуться с места.