Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

Нынешнее утро было ограничено этой постелью.

Гром разбудил её в начало пятого утра, в окно постучал непрошеный дождь, и где-то завыла совесть, напоминая о себе. Но Гермионе было плевать, потому что все её мысли были где-то слишком далеко.

В соседних, и в окнах напротив, не горел свет. Улицы были пустыми и даже фонари немного задремали. Это было редкое единение спокойствия и какой-то слегка мрачной романтики. Так и хотелось разбавить этот пейзаж парой влюблённых, босиком идущих по мокрому тротуару и держащихся за руки. Но этой ночью они спали, укрывшись лёгким пледом, видя друг друга во снах.

И только в квартире Гермионы Грейнджер горела лампа, освещающая прикроватную тумбу. Тени ядовито отплясывали свои медленные танцы, изредка привлекая к себе внимание хозяйки квартиры. Она лежала и покручивала кольцо на пальце, закусив губу, и блуждая в собственных мыслях.

Она вспоминала майские закаты и первую сирень. Это были те воспоминания, которые могли согреть в столь холодные ночи. Гермиона не любила март месяц по многим причинам, но одной из них были холодные ночи.

Вы скажете, что они приходят с наступлением осени, но не о градусах идёт речь. Март был холодным месяцем Гермионы Грейнджер уже очень много лет.

Каждый март она чувствовала себя так, будто накануне прошлась под дождём из раскалённых углей, искупалась в лаве и оказалась один на один с самыми ядовитыми змеями, пауками и мерзкими тараканами. На её планете становилось холодно, сыро, одиноко и больно. Она столько лет пыталась излечиться от болезни под названием «боль», но все попытки увенчались провалом.

Порой Гермионе хотелось убежать навстречу штормовому ветру, чтобы просто исчезнуть, чтобы никто больше не смог ранить её душу. Кровоточащие раны в сердце напоминали о себе жестокими ударами хлыстов, которые раз за разом оставляли новые шрамы поверх старых.

Она зажмурила глаза, пока горькие мысли душили. Казалось, что её последняя нервная клетка сидела и нервно курила, пока по щекам тихо скатывались слёзы. Но Гермиона знала, что всё это пройдёт, — стоит только дождаться рассвета, а пока что нужно было просто потерпеть.

Она поджала под себя ноги, и попыталась прогнать все сомнения и тревоги. Ей хотелось убежать от серой реальности, успокоиться под звуки дождя и тёплого голоса, но она была одна. Никто с ней не мог заговорить, потому что она сидела в полнейшем одиночестве в своей огромной квартире.

Стоило ей только выдохнуть, как она услышала стук в дверь. Гермиона открыла глаза с желанием убивать, но вдруг обнаружила, что за окном был день.

Она снова отключилась и не заметила этого.

Чувство отступающей боли всегда морило её и возвращало в сон — этот раз не стал исключением. На улице не было и намёка на ранний утренний дождь: безоблачное небо и пение птиц. Какая красота.

Белый атласный халат и небрежный пучок на голове. Гермиона лениво подошла к двери, потянулась и, не посмотрев в глазок, открыла утреннему гостю. Единственное, что сейчас беспокоило её — это явный недосып, из-за чего напрочь сбился весь график.

— Его утром доставили в Азкабан! — задыхаясь прокричал парень. — Нарцисса Малфой мертва.

Её лицо осталось таким же, как было минутой ранее. Гермиона вскинула бровь и посмотрела за своего помощника, который согнулся вдвое и пытался отдышаться. Она собрала чемоданы ещё вчера вечером, но не думала, что придётся вернуться в Лондон так быстро.

— Малфой ведь не мог убить свою мать? — парень внимательно посмотрел на неё.

Но Гермиона ничего не ответила, оставив гостя в коридоре, а сама всё так же молча направилась на кухню. Она словно пропустила все слова помощника мимо ушей, мысленно вернувшись к ночным раздумьям.

Этот март снова принёс слишком много боли.

========== Глава 1 ==========

Август, 1998.

Она сидела с опущенными вниз глазами и комом в горле. Гермиона практически не слышала того, о чём говорили члены Визенгамота, и о чём говорил Гарри. Она чувствовала себя одинокой в толпе людей, несчастной с улыбкой на лице и уставшей с самого утра. Её душа была выжжена, а сердце изрезано на мелкие кусочки. Пока вся магическая Англия понемногу приходила в себя после решающей битвы — Гермиона медленно умирала.

У неё под рёбрами проросли кроваво-красные розы с острыми шипами, а слёзы превратились в кислоту. Было больно каждый день, как впервые. На шее девушки висел кулон с фотографией внутри, которая напоминала ей о её боли.

Гермиона в очередной раз потянулась к цепочке и сняла её. Дрожащими пальцами раскрыла кулон и посмотрела в глаза своих родителей, которых так и не смогла спасти. Ей всегда казалось, что она понимала Гарри Поттера, но это было так самонадеянно. Девушка не понимала и сотой части той боли, которую испытывал её друг. И лучше бы никогда и не поняла.

Прошло полгода с момента смерти её родителей, но она так и не оклемалась. Время не лечило, а только усугубляло ситуацию, будто насмехаясь над Гермионой и её беспомощностью. Друзья твердили ей о том, что со временем станет легче и боль притупится, но этого не случилось. Она старалась изо всех сил жить — просто жить, но для начала нужно было хотя бы встать на ноги.

И вот она сидела на очередном слушании ещё одного дела, чтобы хоть как-то избавить себя от однообразных мыслей, но снова ничего не получилось. Гермиона потеряла суть всего происходящего ещё в самом начале, после того, как Тиберий Огден огласил выдвинутые обвинения в сторону Августа Руквуда.

Девушка помнила этого Пожирателя с того самого дня, как она с друзьями попала в Малфой-Мэнор. Осколки воспоминаний того дня впились в её память в виде безобразного шрама на левом предплечье, оставленным Беллатрисой Лестрейндж.

Гермиона подняла голову и заметила ухмылку на лице Руквуда, который смотрел в сторону Гарри. Ей стало до омерзения тошно и захотелось плюнуть в лицо мужчины, но она просто сжала крепче руку друга, и отвела взгляд от заключенного. С одной стороны, Гермиона понимала рвение Гарри — добиться высшей меры наказания для всех этих ублюдков, но с другой стороны — это каждый раз напоминало о пережитом кошмаре, и не давало ранам внутри затянуться.

— Ты как? — Поттер посмотрел на неё с явным волнением. — Тебе плохо?

— Нет, — она снова опустила голову. — Я просто… Это долго ещё будет длиться?

— Огден должен сейчас объявить перерыв на час, а потом продолжат. Если хочешь, то мы можем вернуться в Нору.

— Нет, — Гермиона отрицательно замотала головой. — Перерыв — это то, что нужно. Мне просто нужно подышать свежим воздухом. Сегодня жарко.

Уже несколько дней Лондон заливало проливными дождями, что заставило многих достать вещи потеплее, чем хлопковые платья и рубашки.

Гарри ничего не сказал, только обнял Гермиону, заправив за ухо выбившуюся прядь волос. Она была благодарна ему за то, что он понимал её. Как бы ей хотелось, чтобы они оба не знали этой боли и этих страданий, — чтобы никто в мире не испытывал подобного. Тиберий Огден всё-таки объявил перерыв и они вышли из зала суда. Она почувствовала себя немного легче, когда на неё не смотрели десятки пар изучающих взглядов.

Гермиона стала похожа на осень — дождливые глаза и волосы из ветра, всегда в свитере. Она стала холодной и пустой, как ноябрь.

— Тебе необязательно было присутствовать на слушании Руквуда, — Гарри взял её за руку. — Я понимаю…

— Это лучше, чем сидеть в четырёх стенах, — перебила его Гермиона. — Тем более, что я не особо слушаю, о чём он там болтает.

— Послезавтра слушание Малфоя. Ты точно уверена, что хочешь свидетельствовать?

— Он помог нам, Гарри, — девушка прикусила губу. — Я считаю, что он — такой же пострадавший, как и мы все. Это была Война, и она никого не пощадила. Малфой просто сделал неверный выбор.

— Ты права, — он улыбнулся. — Каждый имеет право на второй шанс.

— Да, второй шанс…

— Ты не виновата в том, что случилось между тобой и Роном, — сказал Гарри, словно прочитал мысли подруги. — Это совсем другое.