Элрик: Лунные дороги - Муркок Майкл

– Но мы станем на него охотиться не поэтому, – мягко добавил Айанаватта. – Мы убьем его из-за того, что нес твой отец, когда его съели.

– И что он нес? – спросила я, даже не задумываясь.

Белый Ворон ответил весьма легкомысленно, любуясь, как тварь трясет огромным гребнем от злости и кричит от голода:

– Он нес с собой один талисман, когда кенабик сожрал его.

Тон его голоса настолько не соответствовал ситуации, что я пристально всмотрелась в его лицо. Оно застыло, словно маска.

Пернатый динозавр почуял наш запах, но холодный ветер все время менял направление. Зверь терял след, вертелся, рычал и исходил слюной.

Он не понимал, что же такое учуял. Казалось, что динозавр не слишком опытный охотник. Из ноздрей его текла слизь. Зверь явно был болен и хрипло дышал.

Последние лучи солнца омывали вершины гор, заливая долины тусклым светом. Сильный ветер нагнал сзади огромные дождевые тучи. Динозавр начал удаляться от нас, затем развернулся и на несколько шагов приблизился. Он все еще не понимал, чей же запах почуял. Вероятно, был близорук, как носороги. Его лучшие времена явно остались в прошлом, он едва мог защититься.

Я сказала об этом Айанаватте, и он кивнул.

– Ему здесь не место, – сказал он. – Кенабики не размножаются. Его сородичи вымерли. Надеемся, вместо них появится что-нибудь столь же красивое.

Он говорил несколько рассеянно, изучая клювастого дракона, который все еще рыскал бешеными желтыми глазами взад и вперед.

– И более подходящего размера, – добавил он, улыбнувшись.

Белый Ворон остановил мамонта. Бесс стояла неподвижно, как скала, пока ее хозяин изучал кенабика. Перья клювастого дракона улеглись рядами: бледно-голубые сверху, под ними зеленые, затем золотые, серебристые, алые… Между ними переливались переходные тона коричневато-желтого, темно-красного, изумрудного и сапфирового. Когда черная пасть открылась, в ней показались алый язык, сломанные резцы и потрескавшиеся клыки. С пастью явно было что-то не так, но я не могла понять, что именно.

Когда солнце село, стало совсем темно. И в этой темноте кенабик заголосил.

Таких горестных криков я еще не слыхала. Одинокий монстр оплакивал своих вымерших сородичей.

Я снова взглянула на Белого Ворона.

Лицо его оставалось таким же неподвижным, но я увидела серебристые дорожки слез, которые скатывались по щекам до самых губ. Плакал ли он от того, что разделял боль зверя, от того, что собирался убить его, или вспоминал о погибшем отце?

Горестный крик повторился. Но теперь он стал тише, тварь удалялась.

– Мы убьем его утром, – сказал Белый Ворон. Кажется, он был даже рад, что может отложить неприятный момент.

Каким образом трое людей, вооруженных луками и копьями, собираются убить кенабика, они мне так и не объяснили! И, судя по словам Белого Ворона, даже не собирались.

Чудовище спутало наши планы.

Я не спала, когда кенабик, сильно проголодавшись, все-таки решил на нас напасть. Услыхала, как он бежит к нам по невысоким холмам, и только попыталась разбудить своих друзей, как он уже мчался по нашему лагерю.

Айанаватта нашарил лук и стрелы, Белый Ворон схватился за копья.

– Они никогда не охотятся по ночам, – в голосе Белого Ворона слышалась обида.

Сонная Бесс кое-как поднялась на ноги, пытаясь хоботом нащупать Белого Ворона. Она его не видела, а пернатый динозавр быстро приближался к ней слева.

Бесс была готова. В тот миг, когда кенабик напал во второй раз, она махнула огромными бивнями в ту сторону, откуда раздавался шум. Зверь с грохотом свалился на наш лагерь, закричал при виде костра и попытался ухватить лапами хоть что-нибудь съестное.

Бесс шагнула вперед. Одно движение огромной головой – и на левом боку динозавра образовалась глубокая рана. Он заверещал, когда сабли из слоновой кости двинулись в другую сторону.

Старая мамонтиха отшатнулась и на малый миг потеряла равновесие, но все же удержалась на ногах; кровь кенабика стекала по ее мощным бивням. Она прищурилась и свернула хобот, довольная своей победой. Резво обернулась и протрубила вслед убегающему врагу.

– Почему он повел себя так необычно? – задыхаясь, спросила я, пытаясь собрать свои пожитки. Мужчины тоже подбирали разбросанные вещи.

– Обезумел от голода, – предположил Белый Ворон.

– Но в прерии должно хватать добычи.

– Ну да, – сказал он. – Хватает. Ты же видела, он все время что-нибудь пожирает. Но мы, вероятно, не видели, что кенабик извергает обратно все, что съедает. К несчастью, кенабики от рождения не мясоеды. Ему не хватает богатой растительности и сочной травы юга, откуда он родом. Травоядное животное не может стать плотоядным. Мясо, которое он поедает, убивает его. Растения здесь слишком редкие и жесткие для него. Даже если мы не убьем его, он сам вскоре умрет, и это будет плохая, постыдная смерть. Величайший позор повиснет на его духе тяжелым грузом и привяжет к этому миру. Ему придется долго искупать позор, который он навлек на себя и на свое племя. Мы можем дать ему кое-что получше. Проявим уважение, применив оружие. Ты можешь сказать, что он сам виноват, раз ушел со своих пастбищ, но за такими, как он, шли хищники и убивали их одного за другим, когда они ослабели. Его изгнали из родных угодий. Я постараюсь убить его милосердно.

– Вижу, ты простил зверя, съевшего твоего отца.

– Я понимаю: это был несчастный случай. Кенабик, вероятно, даже не знал, что ест его. Он сделал это не со зла. Мой отец рискнул и потерпел неудачу.

Два алых камня сияли на неподвижном лице Белого Ворона.

Я отвернулась.

Айанаватта нашел луки и колчан, пока Белый Ворон собирал обратно в горшок угли костра, которые ему удалось отыскать. Наш маленький навес, установленный на случай дождя, оказался растоптан, и мы снова укрылись у мощного тела Бесс. Белый Ворон остался стоять в дозоре до рассвета, мы с Айанаваттой погрузились в беспокойный сон.

Проснувшись, я увидела профиль Белого Ворона на фоне серой полоски света на горизонте; кажется, он совсем не сдвинулся с места. Когда я проснулась снова, его лицо и голова находились в том же положении, что и несколько часов назад. Он напомнил мне одну из прекрасных мраморных статуй Микеланджело, созданных по заказу французского папы, «Узников». Бесконечно печальных, бесконечно осознающих холодную истину своей грядущей судьбы.

И вновь мне захотелось обнять его и утешить. Неожиданное желание поделиться теплом с одинокой безропотной душой.

В этот миг он обернулся, его задумчивые глаза встретились с моими. Он коротко вздохнул и вновь принялся смотреть на далекие горы. Он понял, что было в моем взгляде. Он видел это и раньше. Но у него была цель. Сон, который нужно прожить. Его судьба была единственным утешением, которое он мог себе позволить.

Когда мы проснулись, с неба закапало сильнее. Белый Ворон натянул на плечи накидку, пока с трудом устанавливал седло на спине мамонта.

Айанаватта пошел помочь ему. Пахло дождем. Все небо было затянуто темно-серым, так, что невозможно было ничего разглядеть на расстоянии двадцати ярдов. Горы, разумеется, тоже исчезли.

Я поплотнее завернулась в накидку, чтобы защититься от холода и сырости. Мамонтиха поднялась на ноги со стоном – от зимнего ветра ее суставы утратили подвижность. Ночью мы даже не пытались разжечь новый костер, да и углей в горшке осталось мало, так что мы подкрепились холодным вяленым мясом и отправились в путь.

Пошли по кровавому следу, оставленному кенабиком. Бесс ранила его довольно сильно, так что шел он медленно.

Осторожничали мы больше обычного, понимая, что кенабик может поджидать нас в укрытии, чтобы напасть. Постоянный дождь наконец прекратился. Ветер улегся.

Мир как-то странно затих. Все звуки отчего-то усиливались и звучали по отдельности, идти по промокшим лугам стало тяжелее. Время от времени небо чуть расчищалось, и тонкие солнечные лучи освещали далекую равнину. Горы, однако, так и оставались скрытыми от глаз. Мы слышали, как плещутся лягушки и другие мелкие животные в воде поблизости. Чувствовали сильный кислый запах гниющей травы в старых гнездах. Вдруг снова раздался свист ветра, принесшего дождь. Равномерно топали ноги Бесс, преследующей нашу добычу.