Элрик: Лунные дороги - Муркок Майкл

Трюк с сеткой дал нам несомненное преимущество над пигмеями.

Меня не особенно удивило, что одеяние их вождя отличалось от прочих. Он стоял позади, в высокой траве, и руководил наступлением, указывая в нашу сторону мечом. В длинном черном плаще, высокой черной шляпе с черным пером, с тонкой саблей в руках. Он больше напоминал коня, тянущего похоронные дроги, чем человека, но мрачное лицо, напоминающее череп, невозможно было спутать ни с чем.

Мы виделись с ним совсем недавно.

Разумеется, это был Клостергейм. Сколько времени ему понадобилось, чтобы попасть сюда? Я понимала, что путь ему пришлось проделать нелегкий. Он выглядел старше, еще сильнее осунулся. Да и одежда его поистрепалась.

Нападение провалилось, и пакваджи собрались вокруг своего вождя. Либо отряд их уменьшился с тех пор, как Белый Ворон их приметил, либо часть воинов решила напасть на нас с другой стороны.

Один из воинов подбежал к вождю за очередным приказом, и я вдруг потрясенно обнаружила, что и сам Клостергейм был ростом с десятилетнего мальчика, немногим выше пакваджи, атаковавших нас с таким рвением! Похоже, он заплатил высокую цену за навязчивую идею завладеть Граалем. Спустя мгновение он поприветствовал нас необычно высоким голосом и предложил заключить перемирие.

В этот самый миг Бесс решила впасть в ярость. Она подняла огромные бивни. Начала мотать головой и топать ногами, сотрясая землю. Уши заложило, точно от трубного гласа, возвещающего о конце света, жуткий смрад наполнил воздух. Речь Клостергейма потонула в этом шуме. Он не мог справиться с яростью. А мы, в свою очередь, не стали сдерживать веселья. Несмотря на серьезность ситуации, мы трое рыдали от смеха.

Мамонтиха ответила Клостергейму, пустив ветры.

Глава четвертая

Странные размеры

Рассказали ли они о пукавачи, О лесном, о сказочном народце? А слыхали ли они о Гайавате, Баловне судьбы и миротворце? Песнь Гайаваты (перевод Скулкрафта)

Клостергейм решил, что мы просто насмехаемся над ним из-за неудачной атаки. Он положил на землю меч и знаком приказал пакваджи оставаться на местах, а сам направился к нам. На лице его отражалось угрюмое отвращение, когда он остановился на небольшом пригорке в нескольких ярдах неподалеку. Вероятно, подсознательно пытался оказаться с нами на одном уровне. Клостергейм снял черную шляпу и обтер ее изнутри.

– Какое бы колдовство ни раздуло вас до таких гигантских размеров, мадам, я уверен, что любое заклинание можно с легкостью нейтрализовать.

На этот раз мне удалось сохранить серьезность.

– Благодарю вас за заботу, герр Клостергейм. Как давно мы с вами встречались?

Он оскалился.

– Вы, мадам, знаете это так же хорошо, как и я. – Он раздраженно вздохнул, словно я добавила очередное разочарование, которых у него и без меня хватало в этом мире. – Вы же помните, что это произошло около четырех лет назад, в вашем доме около Инглиштауна.

Я промолчала. Как я и предполагала, Клостергейм проделал тяжелый путь, чтобы добраться до этого мира. Как же невероятно сильно он постарел! Сколько веков он провел в этой мрачной погоне, переходя из одного мира в другой? Но весь этот опыт не изменил ни его манер, ни поведения, ни амбиций. Я так до сих пор и не поняла, что он ищет здесь, но любопытство мое разыгралось. Более того, он был единственным звеном, соединяющим меня с мужем, так что я даже почувствовала облегчение, что мы обитаем в одном и том же мире, пусть и стали разного размера.

Несмотря на свой невеликий рост, Клостергейм остался все таким же эгоистом. Его уверенность в собственном восприятии и понимании нисколько не изменилась. Он ни секунду в себе не сомневался. Его раздражало, что я сделала вид, будто не помню, как прошло четыре года, и не признаю, что за это время решила стать великаншей!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Улрик в разговоре о нацистском антисемитизме как-то упоминал, что Клостергейм вроде как служил в лютеранской церкви, пока его оттуда не изгнали. Как немец с пуританскими взглядами, в сложных реалиях нашего мира он чувствовал себя не в своей тарелке. И только из-за крайней необходимости веками продолжал добиваться своей цели. Подобные умы пытаются упростить все, чего не могут понять. Они все сводят к фундаментальным истинам, в которые верят. Их узкое мышление демонстрирует полное отсутствие духовного воображения. Клостергейм являлся олицетворением того самого Порядка, который замкнулся в себе и протух. Неужели он в самом деле решился в корне уничтожить Хаос, надеясь тем самым достичь абсолютного контроля, который есть смерть? Неконтролируемый Хаос стимулировал бы появление все новых и новых вариантов, пока понимание не сошло бы на нет, а интеллект не погиб. Именно поэтому некоторые из нас, склонные служить Хаосу, иногда все-таки работали на благо Порядка, и наоборот.

Клостергейм все это прекрасно знал, но ему было все равно. Его мысли занимал лишь Сатана, хозяин, которому он служил, а затем отверг, и к которому хотел пойти вновь в услужение.

Белый Ворон шагнул вперед, ритуально оскалившись, как и требовали традиции индейцев.

– Каким образом ты возглавил моих врагов? Что ты пообещал Маленькому народу, что они последовали за тобой на смерть, выйдя за границы привычных охотничьих угодий?

– Они лишь ищут то, что у них украли, – с иронией ответил Клостергейм.

Белый Ворон театрально сложил руки на груди. Он контролировал язык тела, как опытный дипломат свои слова.

– Это они крали и убивали, чтобы заполучить сокровища. Копье им никогда не принадлежало. Они лишь придали ему форму. Ты убедил их, будто они достойны чести, которую не заслуживают. Острие копья создали нихрэйны. Пакваджи лишь поставили перед ними задачу. Они не создавали острие. Ты принесешь им лишь несчастья. Мы служим Равновесию, и копье тоже принадлежит Равновесию.

– Копье сделали их предки, и оно по праву принадлежит им. Отдай им Черное копье. Ты, Белый Ворон, пройдоха. Они просто хотят вернуть свое имущество. Ты, Белый Ворон, извратил истину, ты обманом заставил их отдать тебе то, что принадлежало им.

– Это не их сокровище. Я просто спорил с их безумным шаманом на его условиях. Я выиграл копье благодаря логике, а не лжи. Пакваджи очень умны, но это идет им на пользу. Они не могут устоять перед соблазном философской дискуссии, и это все, что я в конце концов им предложил. Я заполучил сокровища умом, а не хитростью. Кроме того, у меня их больше нет. Я их отдал.

– Я не собираюсь выслушивать твои декадентские психологические размышления, – сказал Клостергейм, который понял не больше половины сказанного. – Это был коварный обман, и ничего другого.

– Подобные отговорки, как помню, вы использовали и в Германии в 1930‑е, когда мы только познакомились, – отметила я.

– Еще раз повторяю, мадам: я никогда не разделял этого обывательского идолопоклонства. – Несмотря на свой уменьшившийся рост, Клостергейм держался с достоинством. – Но человеку всегда приходится заключать союз с сильнейшим. А тогда сильнейшим был Гитлер. Признаю, это было ошибкой. Я всегда недооценивал таких женщин, как вы.

Он произнес это довольно ядовито. Затем, словно обдумав свой ответ, посмотрел на меня почти виновато. Казалось, его личность разваливалась прямо у меня на глазах. Наверное, ему пришлось нелегко, когда он последовал за мной сюда, и кто знает, насколько стабильно его «я» в этом сне?

Один из воинов пакваджи, забияка, явно считавший себя героем, разрисованный по всему телу яркими чародейскими символами, вероятно, для защиты от нас, встал позади Клостергейма, всем видом демонстрируя ярость и обиду. На голове у него была шкура крупной змеи – с головой и угрожающе открытой пастью. Индеец принялся ритмично раскачиваться из стороны в сторону, он раскинул руки, растопырив пальцы козой, изображая знак рогатого обманщика. Не знаю, кого он имел в виду, себя или своих врагов. Он спел короткую песню и резко остановился. Затем заговорил: