Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы - Андрей Марчуков

На VIII съезде РКП(б) в марте 1919 г. была принята новая программа партии, в которой была утверждена структура взаимоотношений между ЦК РКП(б) и местными организациями. Попытки превратить партию в федерацию национальных партий были отвергнуты. Наличие разных советских республик не означало, что РКП(б) должна строиться на основе федерации самостоятельных коммунистических партий. Съезд высказался за существование «единой централизованной коммунистической партии с единым ЦК, руководящим всей работой партии во всех частях РСФСР». Особо подчеркивалось, что «все решения РКП и ее руководящих учреждений, безусловно, обязательны для всех частей партии, независимо от национального состава». Компартии республик и их центральные комитеты сохранялись. ЦК КП(б)У, указывалось далее, пользуется «правами областных комитетов партии» и целиком подчинен ЦК РКП[945]. Права Украинской парторганизации были весьма широкими. Она могла иметь собственные Политбюро, Оргбюро и Секретариат, а также созывать свои съезды (одно время их статус был понижен до Всеукраинских конференций, но вскоре прежний статус был восстановлен)[946].

Но такой статус КП(б)У не удовлетворял те круги в партии, которые стояли на платформе ее полной независимости. Весной 1919 г. два известных украинских коммуниста С. Мазлах и В. Шахрай написали В. Ленину письмо, опубликованное затем в виде брошюры, в котором, по сути, излагали требования строительства нации и национальной государственности. В довольно резкой и язвительной форме, основываясь на провозглашенном праве наций на самоопределение (вспомним слова Р. Люксембург о «подарке» украинским националистам!), они призывали Ленина создать на месте КП(б)У УКП. Их тревожило, что под видом укрепления советской власти вдет восстановление России, в которой права наций будут поставлены под сомнение. И далее они ставили вопрос ребром: «Либо самостийная Украина – тогда должно быть и “свое” правительство, и “своя” партия; либо Украина – это “Южная Россия”»[947]. И С. Мазлах и В. Шахрай с национальными требованиями выступали не в первый раз. Еще в 1918 г. с некоторыми другими украинскими коммунистами (например, уже упоминавшимся Г. Лапчинским) они вели разговоры о необходимости независимости украинского партийного центра от российской партии[948].

Попытка заставить вождя пролетариата ответить на поставленный вопрос (а по сути, определиться в отношении «Украины») окончилась для В. Шахрая и С. Мазлаха плачевно: они были исключены из партии. Но идея создания независимого партийного центра на этом не исчезла. Уже летом 1919 г. в украинской секции при Московской организации РКП(б) (Украина была занята белыми, и украинские большевики находились в своеобразной «эмиграции») появилась группа федералистов во главе с уже упоминавшимся Г. Лапчинским. На совещании руководящего состава КП(б)У в Гомеле среди других был затронут вопрос о национальной политике. Группой «федералистов» тогда была подготовлена докладная записка о национальной политике на Украине, поданная осенью в ЦК РКП(б). В ней содержались знакомые утверждения о специфике Украины. Поражение советской власти и занятие Украины добровольцами А. Деникина и петлюровцами «федералисты» объясняли невниманием к национальному вопросу со стороны КП(б)У, проводившей политику «русского центра». Среди практических мер значилось предложение слить компартию Украины с левыми украинскими партиями в единую организацию, которая и должна была взять в свои руки борьбу за восстановление советской власти и руководство «самостоятельным революционным творчеством» масс. Любая попытка снова распоряжаться судьбой украинского народа, указывалось в документе, «неминуемо будет вызывать, как ответ, рост национализма»[949].

Г. Лапчинский и ряд его товарищей также были исключены из партии, но это не помешало Волынской организации избрать его своим делегатом на IV конференцию КП(б)У (март 1920 г.)[950]. Позже, в мае того же года, со своими сторонниками он перешел в УКП и стал секретарем ее ЦК. IV конференция также подняла вопрос об отношениях между КП(б)У и РКП(б), о роли в партийной жизни местных и приехавших «с Севера» работников и мере их ответственности за допущенные партией ошибки и просчеты. И опять были разные точки зрения, и опять известную роль в становлении местнических настроений играли национальные мотивы. Секретарь ЦК КП(б)У С. В. Косиор указывал, что в ряде организаций складывалось недопустимое положение, и приводил в пример упоминавшуюся Волынскую организацию, некоторые ответственные работники которой были замечены в разговорах о том, что «Советская Россия жиреет за счет голодных рабочих Украины» и что это ставит последнюю в положение «оккупированной страны»[951].

Вообще, давление крестьянской стихии и осевшего на селе националистического элемента на местных коммунистов сильно ощущалось в приграничных сельских районах. Секретарь ЦК КП(б)У Д. З. Мануильский, выступая на секретном IV совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей (июнь 1923 г.), упоминал имевшую место в 1921 г. в одном из приграничных с Польшей районов попытку ряда членов партии при помощи шифрованной переписки вступить в сношения с «враждебными повстанческими элементами». Контакты с подпольем и бандами (вплоть до переговоров), если в этом возникала оперативная необходимость, могли быть установлены, но не в виде самостоятельной инициативы, а в тесном сотрудничестве с ЧК-ГПУ[952]. Любые попытки волисполкомов войти в сношения «с главарями» «наших украинских басмачей», как назвал их Д. Мануильский, были недопустимы и жестоко пресекались. К замеченным в связях с бандами коммунистам была применена высшая мера наказания[953].

Пока шла Гражданская война, пока существовала УКП(б), люди, стоявшие на позициях близких к коммунистическим, но разделявшие подобное отношение к РКП(б), могли переходить и переходили к боротьбистам[954]. После окончания войны и самоликвидации УКП(б) такой выход из положения оказался затруднительным, хотя альтернативная партия – УКП – еще имелась. Приток боротьбистов в ряды КП(б)У усилил в ней украинские настроения. «Выходцы» и те большевики, которые имели сходные взгляды на способы разрешения национального вопроса на Украине, своей позицией по ключевым моментам текущей политики и создаваемой атмосферой постоянно оказывали на партию давление. А то, что эти люди часто были заняты на культурном фронте, занимались развитием украинской культуры или были сосредоточены в отдаленных сельских районах, создавало для большевиков дополнительные проблемы.

Подобные настроения могли не облекаться в форму открытых писем или записок с изложением конкретных требований и не приводить к появлению фрондирующих против ЦК групп. На X съезде РКП(б) в 1921 г. создание фракций было запрещено[955], и это значительно укрепило единство партийных рядов, воспрепятствовав возможным попыткам появления внутри ее особых «украинских» групп. Но требования создания независимого партийного центра, расширения прав УССР за счет ослабления межреспубликанских связей вполне могли оставаться на уровне некоего идейного течения, при изменении внешне– и внутриполитической ситуации способного расколоть партию и привести к созданию нового партийного центра.

А выходцы из украинских партий, как и их единомышленники – большевики, чутко реагировали на все, что, по их мнению, угрожало развитию Украины как национального организма. Например, после приема в партию боротьбистов Наркомпрос (кстати, возглавлявшийся бывшим членом этой партии Г. Гринько) усилил свою деятельность и активизировал борьбу с тем, что другой бывший видный боротьбист В. Блакитный называл «неизжитыми традициями упорного общеруссицизма»[956]. По мнению многих влиятельных коммунистов в Политбюро ЦК КП(б)У, этот «уклон в сторону украинизации» «по инерции» завел немного дальше, чем следовало[957]. Губкомам были отданы распоряжения пересмотреть состав работников просвещения на местах, а сам нарком был снят с этой должности и переведен с повышением на пост председателя Госплана УССР и заместителя председателя СНК УССР.

Забегая вперед, заметим, что Гринько сделал самую высокую карьеру из всех национал-коммунистов. Присутствие бывшего боротьбиста на столь высоком в УССР посту расценивалось украинской общественностью как важное достижение украинства. М. Грушевский считал его «представителем украинцев» в Совнаркоме УССР. В 1926 г. Гринько был переведен в Москву на пост заместителя председателя Госплана СССР, а с 1930 г. стал наркомом финансов СССР. Его переход на союзный уровень также не остался незамеченным. «Гринько убрали в Москву, возвысив его как личность, но уничтожив как украинца»[958] – так прокомментировал это событие «гуру» украинского движения.