История одного поколения - Олег Валентинович Суворов

те скромные, порой застенчивые, а порой и развратные русские девчонки, на которых он в свое время так щедро изливал потоки бурлящего юношеского вожделения. И никакой отдых на Канарских островах со сладострастной красоткой, обладавшей идеальной фигурой и неисправимо глупыми глазами, не вспоминался с таким вожделением, как далекие приключения молодости в скромном подмосковном доме отдыха или в подмосковном же стогу сена…

— Здорово, Дениска!

— Юрик? Ну, наконец-то! Вот так встреча! — Они порывисто обнялись и, в лучших традициях старых коммунистических вождей, что в свое время являлось неисчерпаемой темой для анекдотов, расцеловались. — Ты когда прилетел?

— Да только что — видишь, с чемоданом? И сразу из аэропорта к тебе, тем более что только твой адрес и помню — и то благодаря письмам.

— Ну, раздевайся, проходи. Сейчас что-нибудь сообразим, в смысле чем бы отметить нашу встречу.

— Не старайся, у меня все с собой.

— Неужели виски привез?

— А то как же! — И Юрик, весело улыбаясь, достал из пакета четырехугольную бутылку «Black Velvet».

— И чем же закусывают эту прелесть? — поинтересовался Денис, разглядывая бутылку. — Лимон сгодится?

— Сгодится, хотя у нас виски вообще не принято закусывать.

— У нас? Ах, ну да, в Америке…

Через полчаса, основательно опустошив привезенную бутылку, они курили и жадно, взахлеб, разговаривали.

— Ты надолго? — первым делом спросил Денис.

— На пару дней — транзитом в Малайзию.

— Серьезно?

— Серьезно.

— А чего ты там не видел?

— Там меня ждет жена — отпуск собираемся провести. Ладно, не томи, — поторопил Юрий, — как тут все наши?

— Все по-разному, — призадумался Денис. — Как говорится, иных уж нет, а те далече. Кстати, а почему ты приехал летом, а не под Новый год? Мы же договорились собраться у памятника народным ополченцам и вместе встретить начало третьего тысячелетия.

— Дела, старик, и так-то еле вырвался. Обычно мы с женой всегда путешествуем вместе, и лишь теперь я наконец-то уговорил ее отпустить меня одного в Россию.

— А что же она с тобой не поехала? Она ведь тоже из России…

— Да испугалась вашей стабильно нестабильной обстановки!

— И правильно! Я и сам ее, честно говоря, изрядно побаиваюсь.

— Неужели? Но ведь коммунисты явно теряют свое прежнее влияние, да и в новой Думе большинство составляют центристы. Так что, по-моему, сейчас у вас все более-менее нормально.

— Эх, старик, — вздохнул Денис, — то, что издалека представляется вполне нормальным, вблизи выглядит совсем иначе. Ты уехал в эпоху перестройки, когда главная борьба шла между сторонниками либерализации коммунистической системы и упертыми догматиками. Затем начался второй, гораздо более бурный и кровопролитный этап, когда борьба шла уже между сторонниками «обновленного социализма», то есть теми же коммунистами и демократами, требовавшими полного отказа от всяких социалистических бредней. Но теперь начался третий и самый главный этап — борьба между так называемым центризмом, знаменем которого прикрывается партия классической российской бюрократии, и либерализмом. Наш российский центризм — это болото, в котором можно только барахтаться!

— Объясни поподробнее, что ты имеешь в виду, — попросил Корницкий.

— Попробую. У нас сейчас активно пропагандируется крайне поверхностная аналогия, согласно которой политическое поле — это нечто вроде шкалы спидометра. Стрелка слева — «левые», справа — «правые», посередине — «центристы». Первые якобы призывают стоять на месте, а то и вернуться назад, вторые якобы призывают резко рвануть вперед, а третьи предлагают двигаться вперед, но осторожно и на умеренной скорости. Однако суть дела в том, что политические партии должны различаться не по местонахождению на политическом поле, а по исповедуемой ими иерархии ценностей! Ну, представь себе Дон Жуана с его иерархией ценностей, первое место в которой занимает принцип удовольствия, и примерного гражданина, у которого на первом месте стоят интересы семьи и детей.

— Мне это очень легко представить, — засмеялся Юрий, — поскольку первым я был в молодости, а вторым стал достаточно недавно.

— Тем более… Какой «центризм» возможен между подобными иерархиями ценностей? На словах — верность семье, на деле — периодические измены жене, так, что ли? А какой «центризм» возможен между христианином с его принципом «не убий» и сталинистом, убежденным в том, что «врагов народа» убивать не только можно, но и должно? Улавливаешь идею?

— Да, конечно.

— А разве «центризм» между интересами личности и интересами государства менее нелеп? Давно известно, что пресловутые интересы государства — это фикция, за которой стоят интересы вполне конкретных групп людей, максимально приближенных к кормилу власти. Ну не верю я, что старые, толстомордые и косноязычные советские начальники, которые ныне с успехом оседлали пресловутую нефтяную «трубу», извлекают максимум прибыли из традиционного экспорта российского сырья и при этом еще честно делятся полученными доходами со всем обществом! Зато я абсолютно убежден в обратном — будь на их месте молодые, толковые, честные менеджеры, то, во-первых, доходы были бы значительно больше, во-вторых, они бы не разворовывались, в-третьих, не тратились бы на безумно дорогостоящие или нелепые проекты — вроде московских офисов-небоскребов или монстров того же Церетели.

— С этим я согласен.

— Что касается воровства… Слышал наиболее символический анекдот нашего времени? Летит самолет, в котором находятся англичанин, француз и русский. Англичанин опускает руку за борт, затем нюхает ее и говорит: «Смогом запахло, значит, мы пролетаем над Лондоном». Через некоторое время ситуация повторяется, но теперь уже руку опускает француз: «Парфюмом пахнет, значит, мы над Парижем». Наконец руку опускает русский: «Часы сняли, значит, мы над Россией!»

— Прекрасно, — засмеялся Юрий.

— Кстати, еще одним символом стала смена элит, когда вместо знаменитых коммунистических Кузьмичей — Егора Кузьмича и Ивана Кузьмича появились беспартийные Абрамовичи… Короче, бесполезно искать примирения интересов государства и личности на путях «центризма», надо сделать гораздо более простой шаг — отказаться от самого этого противопоставления, порожденного обожествлением государства. Государство — это не самодовлеющая сила, не Бог, у которого есть жрецы — люди, облеченные властью, — а всего-навсего механизм согласования общественных интересов, причем как между отдельными группами, так