Происхождение партократии - Абдурахман Авторханов

Ларин критиковал одного только Зиновьева, который оправдывает неправильную политику ссылкой на мудрость партии. В связи с этим он напомнил свою статью «История РКП» в «Правде»: «Я писал: РКП никогда не ошибается, РКП всегда права, РКП обладает в максимальной мере талантом, умом и характером. В промежутке между съездами этими качествами обладает ЦК, а в промежутках между заседаниями пленума и ЦК они принадлежат Политбюро».

Если Зиновьев не нашел никаких недостатков в политике ЦК, «то он поступает так в силу недостатка медицинского образования – лучше замалчивать «дурную болезнь», вместо того, чтобы ее лечить» (там же, стр. 103-104).

Старый рабочий большевик Лутовинов сказал, что «доклад т. Зиновьева привел меня в большое уныние. Откровенно говоря, много нового от доклада т. Зиновьева я лично не ожидал, но все же теплились искорки надежды на то, что т. Зиновьев подойдет поближе к разрешению глубоко всех нас волнующих внутрипартийных вопросов… Зиновьев говорит, что нет группировок, но их загнали в подполье… ЦК, как страус, прячет голову в песок… Если появляются анонимные тезисы, то это лишь потому, что в нашей партии не существует возможности нормальным путем высказывать свои соображения… Если вы попытаетесь критиковать не политическую линию, а чисто практическое проведение этой линии, то вас сейчас же зачислят в меньшевики, эсеры, в кого угодно. Мы это слышали из доклада т. Зиновьева, я записал у него следующую фразу: «При настоящих условиях всякая критика, хотя бы и слева, неизбежно должна будет превращаться в меньшевистскую»… Лишь Политбюро является непогрешимым папой… Не смей возражать, никто не имеет права никакой критики наводить. Это положение не только не марксистское, но и крайне вредное на практике» (там же, стр. 105-106).

Этим ораторам возразил делегат Беленький, который сказал коротко: «ЦК этого состава проводил линию, являющуюся продолжением всей нашей политики, начиная с 1903 г.» (там же, стр. 108).

Жестоким ударом по престижу Зиновьева, как претендента в преемники Ленина, было выступление старого соратника Ленина, многократного наркома по хозяйственным вопросам, инженера-путейца Л. Красина. Красин сказал, что Зиновьев известен в партии как один из лучших агитаторов и полемистов, но «эти его особенности несколько невыгодно сказались на его политическом докладе». Внутренний режим партии таков, что даже наркомы не могут выйти на съезде на трибуну и откровенно сказать свое мнение. Зиновьев думает, что «все надо оставить по-старому», но по-старому оставить нельзя, «потому нельзя, что важнейший элемент этого старого – Ленин – на довольно значительный срок вышел из работы… Когда мне говорят, что какая бы то ни было тройка или пятерка заменит т. Ленина, и что мы все оставляем по-старому, я говорю: нет, старого не будет до того времени, пока Ленин снова не возьмет в свои руки руль государственного корабля… Я, оставаясь в пределах парламентарных выражений, не могу обозначить обвинение в меньшевизме, брошенное мне т. Зиновьевым, иначе, как панической демагогией». Общая оценка доклада Зиновьева, по мнению Красина, может быть выражена в словах: «нельзя не сознаться, что то и другое будет не совсем хорошо, но в то же время надо признаться, что многое идет хорошо» (там же, стр. 114-115).

Красин критиковал и внешнеполитическую часть доклада за отсутствие в ней постановки основных задач советской внешней политики в новых условиях. Речь Красина была отмечена аплодисментами.

Осинский начал свое выступление с указания на то, что Зиновьев и Каменев зачислили его в ревизионисты ленинизма. Если у меня не хватит времени, чтобы ответить на это обвинение, сказал он, то «я согласен остаться в глазах именно только т.т. Зиновьева и Каменева и сменовеховцем, и либералом, и ревизионистом, и даже человеком, убившим свою родную тетку (Смех)» (там же, стр. 119).

Из дальнейшего выступления Осинского выяснилось, что «тройка» его заподозривает в желании выключить всю «тройку» из Политбюро. Такое предложение выдвигалось в анонимной платформе старых большевиков, которые принадлежали ранее к «децистам», как Осинский и Сапронов, и к группе «Рабочей оппозиции» (группа «Рабочая Правда»). В отношении Каменева и Сталина Осинский отмежевался, но в отношении Зиновьева находил такое требование справедливым. Осинский сказал: «т. Зиновьев, который усиленно старается привязать ко мне анонимную платформу, подобно тому, как озорные мальчишки привязывают жестянку к хвосту кошке, – т. Зиновьев старается привязать меня и к неумному предложению об устранении из ЦК Зиновьева, Каменева и Сталина». Осинский сказал, что Каменев и Сталин нужны в ЦК, но о Зиновьеве он думает, что характеристика Сталина о «жрецах» и партийных генералах, оторвавшихся от партии, как раз относится к Зиновьеву, «этому мы имеем ряд доказательств» (там же, стр. 122).

Осинский закончил заявлением, что его «крайне порадовал доклад т. Сталина», он ждет «реального осуществления» плана Сталина набрать в ЦК людей «с самостоятельными головами с мест», но «к сожалению, реальное осуществление от слов всегда отличалось, и, может быть, будет отличаться и сейчас» (там же, стр. 122).

Карл Радек не очень убедительно, а, может быть, и неискренно, возражал Косиору. Он отводил обвинение, что в Политбюро проводилась групповая политика. Если работников перебрасывают или снимают, это не значит, что тут преследуется групповая цель. Радек приводил такой аргумент: «Ведь достаточно назвать: в истории партии сколько раз Сталин был недоволен решением против него, или Троцкий, или Орджоникидзе, но никому не пришла в голову мысль, что ЦК выступал здесь по групповым интересам» (там же, стр. 123). Радек старался отвести и критику Лутовинова на том основании, что авторы анонимной платформы не имеют мужества открыто выступить, если бы они открыто выступили, то их «платформа могла быть напечатана, хотя она в значительной степени антипартийна». Лутовинов требует не свободы критики, говорил Радек, а «возмещения расходов по проезду для критиков». Радек, как и Зиновьев, критиковал следующий тезис статьи Красина накануне съезда: «Строго выдержанная политическая линия и государственной власти не должна мешать восстановлению производства… Надо, чтобы в самом государственном и руководящем партийном аппарате производственникам и хозяйственникам, – конечно, партийным, – была бы отведена, по меньшей мере, такая же доля влияния, как газетчикам, литераторам и чистым политикам» (там же, стр. 113). Под «газетчиками» и «литераторами» Красин имел в виду в первую очередь Зиновьева, Каменева, того же Радека, а там и Бухарина с Троцким, но возмущенный Зиновьев еще в своем докладе ответил Красину: «ведь Ллойд Джордж тоже не агроном. Пуанкаре тоже не инженер путей сообщения, то, право, не грех и рабочему классу тоже иметь своих политических вождей» (там же, стр. 43). Радек добавил к аргументации Зиновьева, что сам Зиновьев, как и Каменев, не меньше хозяйственники, чем Красин, так как они стоят во главе Советов Петрограда и Москвы (там же, стр. 124). Радек утверждал, что «в ЦК не было ни одного товарища, который – это касается политической линии – не был бы вполне согласен с т. Зиновьевым» (там же, стр. 126).

Преображенский признал внешнеполитическую часть доклада Зиновьева удовлетворительной, но его анализ хозяйственной политики и хозяйственных задач считал неудовлетворительным, хотя и защитил его как политика против хозяйственника Красина. О докладе Сталина: «Доклад т. Сталина был чрезвычайно содержательным, – я бы сказал, что это был очень умный доклад», но он критиковал практику ЦК «рекомендовать секретарей губкомов партии». Если практика «рекомендаций» (т. е. фактические назначения сверху) секретарей превратится в систему, то такие секретари, не встречая поддержки местных организаций, создают собственное «государство в государстве» (там же, стр. 133).

Сорин упрекал ЦК, что он уже около 30 тыс. человек выходцев из других партий (меньшевиков, эсеров) принял в партию, тогда как самих старых большевиков в партии только около 10 тысяч человек. Сорин не согласился и с Косиором, что «нам нужно создать в этом ЦК «барьер», который должен служить противовесом той основной группе, которая ведет работу в нашем ЦК»; «барьер», предложенный Косиором, говорил Сорин, есть «не что иное, как кол, который вы хотите вбить в ЦК» (такой «барьер» накануне съезда Троцкий предлагал создать в виде «Совета» партии над ЦК, что было отвергнуто ЦК, как противоречащее принципу моноцентризма). Хотя Косиор, сказал Сорин, и не согласен с требованием анонимной группы исключить из ЦК «группу из трех» (Зиновьев, Каменев, Сталин), он все же согласен исключить одного из них (Зиновьева).

Согласившись со Сталиным, что нужно расширить ЦК за счет «независимых» людей с мест, Сорин указал, что они все-таки должны «зависеть» от того «круга людей», которые стоят во главе ЦК. Единственное его возражение Сталину – ЦК не школа управления, а «руководящий и управляющий орган», школой он является только «на десятом месте» (там же, стр. 136).