Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

Малороссийского Приказа в марте был послан к Дорошенку

стольник Деримедонтов (или Деримонтов) с тем, чтоб от него принять

присягу царю на месте, не обязывая Дорошенка ехать к Самой-

ловичу и Ромодановскому для этой цели. Посланец заехал прежде

к Самойловичу. Гетман, увидавши, что грамота к Дорошенку

написана ласковым тоном и притом с вичем (что означало

уважительное обращение), ужаснулся, понявши, что новое

правительство хочет изменить прежний способ обращения с Дорошенком.

Самойлович взял на свой страх смелость задержать Деримедон-

това и написал в Приказ представление, что с Дорошенком не

следует обращаться так уважительно и вовсе не посылать в Чи-

гирин для отобрания у него там присяги, а привести Дорошенка

на сю сторону, хотя бы и военною силою. По таким

представлениям гетмана указано было снова поступать сообразно указам

покойного государя и приглашать Дорошенка на левую сторону

для произнесения присяги перед князем Ромодановским и

гетманом Самойловичем.

Тогда гетман и боярин Ромодановский опять начали посылать

к Дорошенку гонцов одного за другим, повторяя приглашение

ехать на левую сторону, присягнуть и сдать свое гетманство

Самойловичу. Дорошенко под разными предлогами увертывался: то

говорил, что ожидает возврата посланцев своих из Москвы, то -

что нельзя ему оставить Чигирина из опасения неприятельского

нашествия, то, наконец, что не может сдать булавы без войсковой

рады и т. п. Посланцы, посылаемые к нему, замечали, что он

как бы издевался. При одном, например, он, упомянувши об

отправке санджаков в Москву, сказал: не велика потеря для

султанского величества какое-нибудь портище тафты!> Другой, приезжавший к Дорошенку от князя Ромодановского, приглашенный

к обеду, был свидетелем такой сцены. За столом сидели

оставшиеся при Дорошенке старшины, какой-то приехавший от

Самойлов ича игумен и запорожцы, прибывшие из Сечи. Когда гости

подпили, запорожцы стали убеждать Дорошенка не отдавать

булавы гетману-поповичу.

Дорошенко налил вина и возгласил:

296

- На том пью перед вами, что мне гетману Самойловичу

булавы не отдавать! Войско мне булаву дало - войску я и отдам

ее назад! Кому захотят, тому пусть и передадут!

- Мы булавы никогда не отдадим, - сказал обозный Бере-

жецкий, - а станет у нас силою ее попович отнимать, так будем

за нее биться.

- Пане гетмане! поезжай с войсковыми клейнотами и с

булавою к нам на кош! - сказали запорожцы.

Дорошенко обратился к игумену, который до сих пор не

вмешивался в разговор, и промолвил:

- Скажите гетману Самойловичу, что Петро Дорошенко своих

клейнотов и булавы ему никогда не отдаст!

Игумен продолжал молчать. К концу обеда Дорошенко

разгорячился и, обратясь к запорожцам, сказал: - Панове товарищи, не выдавайте меня, как донцы Стеньку

Разина выдали; пусть донцы своих выдают, а вы не выдавайте!

- Не выдадим, ни за что не выдадим! - восклицали

запорожцы.

Желая, однако, показаться перед Ромодановским верным

доброжелателем московского государя, Дорошенко послал к боярину

письмо, полученное из Турции от Ибрагима-паши. В этом письме

изъявлялось удивление, что Дорошенко давно ничего не пишет, и в Турции не знают, что происходит в Украине. <Носятся у нас

слухи, - писал турок, - будто ты, согласившись с плутом

Серком, склонился на обман, спятил с ума и отступил от нашего

храброго, могущественнейшего государя. Если точно так ты

поступил, то верить тебе уже впредь нельзя, и храбрый, непобедимый, Могущественнейший, грозный государь наш пошлет на тебя

свои войска. Тогда покаешься, да уж не вовремя; если же хочешь

быть с нами по-прежнему, пиши ко мне в Бабу>.

Самойлович весною послал было к Чигирину сильный козац-

кий отряд под начальством черниговского полковника Борковского, но должен был отозвать его, получивши царский указ не

принимать против Дорошенка слишком суровых мер. Самойлович, зная, что Дорошенка к непокорности побуждает Серко, запретил из

Малороссии возить в Запорожье хлебные запасы: это средство у

гетманов всегда было уздою, сдерживавшею запорожское своеволие, потому что братчики, занимаясь только войною, не вели у себя

сельского хозяйства; сверх того, гетман запретил принимать в

городах запорожцев на зимовье, так как у них было в обычае

всегда шататься по городам и селам Полтавского полка. С Доро-

шенком волею-неволею пришлось гетману и князю Ромодановско-

му, сообразно царским указам, обращаться по-прежнему, то-есть

посылать бесполезные приглашения, а Дорошенко в конце июня

сказал наотрез: <не поеду и не сдам гетманства без войсковой

297

рады: это бесчестно”. В июле Самойлович представил в

Малороссийский Приказ, что посылать к Дорошенку далее унизительно, что он издевается над всеми, что он посылал уже к Ибрагиму-

паше своего челядника с письмом, заложенным в сапог, что лучше

всего отправить за Днепр войско и силою принудить его сдать

свое гетманство. По таким представлениям гетмана, несколько раз

повторенным, решилось наконец московское правительство

указать Ромодановскому и Самойловичу двинуться к Днепру с своими

войскахми. Предводители прежде выслали передовой подъезд, Ро-

модановский - Косагова с пятнадцатью тысячами царских

ратных людей, а Самойлович - генерального бунчужного Леонтия

Полуботка с полками: Гадяцким, Миргородским, Лубенским и

своею конною надворною компанией. Приказано им - перейти

Днепр и подступить к Чигирину. За передовым отрядом двинулись

боярин и гетман с остальным войском. 15-го августа они

приблизились к Днепру выше Крылова, против местечка Вороновки.

Крыловские и вороновские жители не допустили их пять верст

до Днепра и прислали депутацию с изъявлением подданства царю.

17-го августа гетман отправил в Сечь к Серку требование

примкнуть с запорожским” товариством к гетманскому войску, чтобы принудить Дорощенка снять с себя гетманство и предаться

на волю царя. Серко отвечал: <не приклоняемся к твоему замыслу.

Хотя у Дорошенка немного военной силы, но он* будет стоять за

свои войсковые клейноты. Советуем вашей милости оставить свое

намерение и пребывать себе спокойно на своем месте. Пошлите

бить челом великому государю, чтоб не указал начинать

междоусобной войны. Приберегите вашу воинственность против

неприятеля креста святого. Если ж вы нас не послушаете - мы не_

станем терпеть. Ваше наступление будет не на Дорошенка, а на

наше здоровье, и мы будем стараться, чтобы клейноты войсковые

из стольного города Чигирина никуда не переносились, разве в

Сечу на корень, где скарбница для клейнотов войсковых устроена.

В десятый раз просим: не начинайте богомерзкого междоусобия>”.

О такой новой выходке Серка Самойлович известил Приказ. Серку

изготовлена была внушительная грамота, но не дошла до него, потому что желанное дело и без того совершилось.

Боярин Ромодановский и гетман Самойлович стали

переправлять свое войско через Днепр частями, и тем, которые успели

переправиться, приказано было идти к городам, еще державшимся

Дорошенка: к Черкассам, Жаботину, Суботову и Медведовке.

Жители этих городков предупредили приход подъездов и прислали

депутацию с изъявлением готовности присягнуть царю на вечное

подданство. Косагов и Полуботок остановились за несколько верст

от Чигирина и отправили к Дорошенку увещательную грамоту от

царского имени, а на другое утро придвинулись ближе к городу.

298

Завязался бой, но не долговременный. Дорошенко созвал всех чи-

гйринцев на раду, прочел царскую грамоту, и все беспрекословно

решили отдаться на милость царского величества. Бой

прекратился по данному от Дорошенка приказанию.

На следующее затем утро Дорошенко выехал за три версты

от Чигирина к реке Янчарке. Ему предшествовало духовенство с

хоругвями и образами; его провожали старшины и чигиринское

поспольство. Там, в присутствии Косагова, Полуботка и

прибывших с ними левобережных полковников, Дорошенко произнес

пред св. Евангелием присягу на верное и вечное подданство царю

и уехал обратно в Чигирин, а потом выслал к Косагову и Пол-

уботку своего двоюродного брата Кондрата Тарасенка и своего