Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

судьбою всей Украины. Когда Дорошенково письмо с таким

предложением пришло в Сечу, там находились донские казаки с своим

атаманом Фролом Минаевым, прибывшим туда, чтобы воевать

вместе с запорожцами против крымцев. Кошевой атаман, знаменитый Иван Серко, постоянно был той мысли, что гетман должен

быть избран в Сече; потому-то он и поддерживал Ханенка против

Дорошенка, но когда Ханенко сошел со сцены, Серко возобновил

прежнюю дружбу с Дорошенком, и давал ему совет не отдавать

клейнотов ни московскому боярину, ни левобережному гетману.

Теперь, получивши Дорошенково письмо, Серко созвал на раду

все сечевое товариство. То была <черневая рада>: в ней

участвовали все запорожцы, не по чинам. И донцы, хотя гости, но все

же по званию козаки, приглашены были к участию в раде. Письмо

Дорошенка было прочитано, и вся рада приняла его предложение

с восторгом.

10-го октября Серко и Фрол Минаев с толпою запорожцев, донцов и калмыков прибыли к Чигирину. Дорошенко встретил их

в предшествии духовенства с хоругвями и образами, и созвал на

раду всех остававшихся у. него в Чигирине Козаков и посполитых.

В этом собрании Дорошенко положил свои войсковые клейноты -

булаву, бунчук и знамя, и пред св. Евангелием произнес присягу

на вечное подданство царю Алексею Михайловичу. Взамен

запорожцы произнесли присягу в том, что <Дорошенко будет принят

царским пресветлым величеством в отеческую милость и останется

в целости при ненарушимом здоровье, чести и пожитках, со всем

войском, при нем находящимся, сохранивши свои войсковые

клейноты, не подвергаясь отмщению за свои прежние вины, и от

всех неприятелей: татар, турок и ляхов - будет царскими

войсками защищаем и обороняем, а все запустелые места на правой

стороне наполнятся снова людьми и будут вовеки тешиться

вольностями и разживаться, как левая заднепровская сторона>.

Серко взял от Дорошенка войсковые клейноты и увез в Сечу, а 15 октября известил Малороссийский приказ о происшедшем

важном событии и от имени всего запорожского коша бил челом, чтоб Дорошенко был принят милостиво, сообразно данной им

присяге верно служить царскому пресветлому величеству.

293

Архиепископ Лазарь Баранович послал Дорошенку

похвальную грамоту, но гетману Самойловичу было до крайности

неприятно это происшествие, и он писал в Малороссийский Приказ в

таком смысле: <Поступок Дорошенка не более, как лукавство. Не

приходит ему помощи ни от турок, ни от татар, а тут ляхи в

гостях, да и мы недалеко, свой же край под его владением совсем

опустел. Вот он, в соумышлении с Серком, и пустился на обман, чтобы время как-нибудь протянуть и перезимовать, съестные

припасы с нашей стороны получать и бежавших людей снова

перезвать к себе, а весною по-прежнему смуту завести>. В Москве

приняли проделку Серка также неблагосклонно и написали ему, что он взялся не за свое дело, а за такое, которое по царской

воле уже положено было на боярина Ромод^новского и на гетмана

Самойловича. Серко в это время шагнул еще далее в своем

самоуправстве, и 20 декабря разослал универсалы в полки

Черниговский, Стародубекий, Нежинский и Прилуцкий о подданстве

Дорошенка. За это новое присвоение прав гетмана, который один

только мог посылать к полковникам универсалы; Серко

немедленно получил опять из Малороссийского Приказа выговор с таким

предостережением: <коли ты начнешь писать мимо гетмана к

полковникам или к каким-нибудь другим урядам, которые тебе ведать

не указано, то знай, что таких твоих писаний не велено им

слушать>.

В январе 1676 года приехали в Москву Дорошенковы

посланцы: тесть его Яненко и Семен Тихий. Они привезли бунчук и

санджаки, которые турецкий султан назад тому четыре года

присылал Дорошенку, когда тот стоял под Уманью. Санджаки эти

были: два тафтяных знамени, одно красное, другое желтое с

красною каймою. Такие знамена, как знак поверяемой от падишаха

власти над краем, давались всегда крымскому хану и всякому

турецкому подручнику. Посылая эти санджаки в Москву, Дорошенко писал, что оставил у себя еще один клейнот - булаву, подаренную ему турецким султаном под Каменцом, оставил ее

для того, чтоб можно было ему прилично явиться в Москву, когда

великий государь дозволит ему видеть свои царские очи. <Я давно

уже, - писал Дорошенко, - хотел совершить доброе дело, но не

мог за препоною от властолюбцев, потому что, когда на съездах

предъявлялись грамоты царские, польские и турецкие и

спрашивалось: при котором государе нам оставаться, все приговаривали

держаться турецкого султана. Если б я противился, они бы много

гетмана себе выбрали, а всетаки держались бы поганых. Да не

меньше того и заднепровской Украины власти нашему доброму

делу старались помешать из зависти, чтоб мы не получили от

вашего царского пресветлого величества такой же благодати, какою они пользовались>. Приглашенные к боярину Матвееву, по-

294

сланцы объявили, что <Дорошенко не стоит на том, чтоб ему

оставаться гетманом, а только просит, чтоб ему с его сродниками

и со всем поспольством, при нем будучим, дозволили жить на

правой стороне и не переводили никого насильно на левую

сторону; этого они все боятся, потому что у них слух носится, будто

прикажут на правой стороне все города и дворы пожечь и жителей

перевести>.

- Зачем, - спросил Матвеев, - Дорошенко сам не едет к

Ромодановскому и Самойловичу, или в Москву к великому

государю?

- Остерегается, - отвечал Яненко, - чтоб с ним не

поступили так, как поступил Бруховецкий с Сомком: боится, чтоб не

схватили его на дороге.

- А зачем, - спросил Матвеев, - Дорошенко принял

санджаки от поганого турецкого султана?

- Он не хотел их принимать, да войско приказало, - был

ответ.

Прием привезенных от Дорошенка знаков гетманского

достоинства происходил 12-го января с торжественною церемониею

Козаки везли с малороссийского двора в царский дворец бунчук, булавы, санджаки и султанские грамоты1. Знамена везли волоча

по земле тафту. Их принесли перед столовую палату, откуда

смотрел государь, потом тем же путем унесли на малороссийский

двор и там угощали посланцев2.

При отпуске Яненка дана была ответная грамота Дорошенку

в таком смысле. Государь похвалял его за желание отступить от

турецкого султана и отдаться в подданство царю, обещал

дозволить ему со всеми сродниками жить, где пожелает, но гетманство

свое он должен был сложить с себя; гетманом надлежало быть

на обеих сторонах одному Самойловичу. Народ в правобережной

Украине мог жить на своих местах, не страшась ни

насильственного переселения, ни отдачи полякам во владение. Однако

присяга, данная Дорошенком перед запорожцами в Чигирине, не при-

1 Привезено было две булавы: первая <с напоями золотыми и с

каменьями; черневые места и гнезда, куда вставлялись каменья - золотые; тринадцать камней, шесть изумрудов, семь лалов; меж черневых мест

земля и рукоять серебряные, чеканные. Другая булава с золотым яблоком

и с золотою рукоятью турецкой работы, яблоко сквозное, в яблоке камень

яхонт, граненый, расшибень, рукоять через полосу черневая, а в конце

рукояти бирюза; на яблоке и на рукояти три пояса, в них одиннадцать

изумрудных искорок>. Грамот или привилегий турецкого султана

прислано четыре. Они были на пергаменте, нисаны через строку и через две

золотом, с огромным султанским титулом. Эти грамоты были тогда же

переведены в Малороссийском Приказе (А. И. Д., кн. 37, л. 378).

2 Кроме Яненка Тихого в Москву прибыли тогда писарь, асаул, хорунжий, 2 сотника и 38 рядовых Козаков.

295

знавалась действительною, и Дорошенко, сообразно прежнему

царскому указу, непременно должен был ехать на левую сторону

и присягнуть перед св. Евангелием в присутствии гетмана Са-

мойловича и князя Ромодановского. Вместе с посланцами Доро-

шенка были в Москве посланцы от Серка; отправляясь в обратный

путь, они повезли с собою царскую грамоту кошевому с выговором

за самовольное принятие на себя того, что поручено было от царя

не ему, а другим.

30 января того же 1676 года скончался царь Алексей

Михайлович. От имени преемника его, царя Феодора Алексеевича, из

Малороссийского Приказа в марте был послан к Дорошенку