Фашисты - Майкл Манн

венгерский национализм, а материальным — национал-социализм. Каждый принцип, продолжал он, необходим, но не должен преступать отведенные ему пределы. Так, например, если национализм не ограничить социализмом, то он перерастет в шовинизм, империализм, и дело закончится войной. Если социализм не ограничить национализмом, это приведет к нескончаемым классовым конфликтам или «государственному капитализму» советского образца. Национал-социализм призван разрешить этот конфликт, его органическое государство и партийная элита обеспечивают «третий производительный фактор» — в отношения между трудом и капиталом привносятся коллективный разум и планирование. «Социализм» Салаши основывался на чисто продуктивистском принципе. Он сочетал в себе защиту рабочих как «строителей нации», государственное планирование как средство борьбы с безработицей и жесткий контроль финансового капитала. «Работа — это основа материальной жизни, безработица — ее смерть». Новый порядок должен был стать корпоративистским, милитаристским и этатистским: «Все проявления общественной жизни подчинены правительству… через бескомпромиссный и тотальный государственный контроль». Венгерский фашизм явно строился по итальянской модели, хотя заметно в нем и характерное для Венгрии преклонение перед армией: «Это мессия, который должен наставить нацию на путь истинный».

Третий, духовный принцип «унгаризма» воплощал «совершеннейшее национальное единство». Мадьяры, «единственный туранский народ западной культуры», играют уникальную роль посредника между восточной и западной цивилизациями. Они, как и немцы, и японцы, призваны стать владыками мира. Их «вооруженная нация» установит «Pax Hungarica» в бассейне Дуная и принесет «трудовой мир» трудящимся классам (к ним он, странным образом, относит не только рабочих и крестьян, но также интеллигенцию, солдат, женщин и молодежь). Утраченные территории Венгрия должна вернуть любой ценой, если понадобится, то и силой. Церковь, армия и капитал и раньше делали попытки установить тотальную социальную организацию. Теперь начатое ими завершит венгерский фашизм. Венгерская армия должна поддержать «унгаризм» — ее ценности с ним совпадают. Однако церковь и капитал, возможно, станут его противниками.

Салаши отметал обвинения в националистической нетерпимости — «унгаризм», в его интерпретации, был «со-национальным». Впрочем, это притязание сводили на нет его приверженность расовым теориям и антисемитизм. Своим последователям он советовал внимательно изучать человеческие черепа, чтобы убедиться в биологическом превосходстве туранской расы. По его уверениям, он не был антисемитом, то есть не желал зла евреям как таковым, хотел лишь «освободить от них Венгрию». Он также утверждал, что мадьяры страдают от еврейской экономической эксплуатации, а посему еврейский капитал нужно экспроприировать, а самих евреев изгнать из страны. Салаши никогда не говорил об «устранении» (эвфемизм массового уничтожения) евреев, но называл еврейский вопрос «единственным конкретным вопросом», стоящим перед движением. Вслед за Гитлером он видел еврейские козни во всех враждебных явлениях: коммунизме, марксизме, масонстве, финансовом капитализме или «банкократии», плутократии, золотом стандарте; либерализме, либеральной демократии или парламентаризме. Считая себя добрым католиком, он заявлял, что из Ветхого Завета понятно, насколько «Бог презирает евреев», а Новый Завет — это «освящение презрения Господа» (Weber, 1964: 157–164; Szöllösi-Janze, 1989: 220–250; Janos, 1982: 272–276; Karsai, 1998: 103–104).

Фашизм Салаши вырос из идей, широко распространенных среди венгерских правых: органический «освободительный» национализм, «третий путь», христианско-националистический антисемитизм. Эти идеи слились с теми, что предлагали и Гитлер, и Муссолини. У итальянских фашистов венгерские позаимствовали корпоративизм и пролетарский национализм Коррадини, призывающий сбросить ярмо иностранной эксплуатации. Нацизм помог салашистам усовершенствовать мадьярский популизм до степени немецкого Volksgemeinschaft, наполнить антисемитизм расовой ненавистью и отождествить евреев с большевиками. Салаши трепетно относился к венгерской армии, что помогло сгладить неизбежный конфликт между вооруженными силами и парамилитарными формированиями «Скрещенных стрел»; порой Салаши впадал в слащавую риторику, но иногда являл себя большим прагматиком, чем другие фашистские лидеры. Некоторые его сподвижники были радикальнее его самого, но все же венгерский фашизм не пошел по пути парамилитаризма, как это произошло в остальных четырех фашистских странах. «Скрещенные стрелы» выходили на демонстрации, маршировали, иногда устраивали потасовки, но не решались на большее вплоть до начала войны. Пожалуй, это единственная черта, которая резко отличает венгерских фашистов от их коллег в других фашистских государствах.

Примерно так выглядела идеология венгерского фашизма. Было бы любопытно узнать, в какой мере ее разделяли рядовые фашисты, но эти данные попросту отсутствуют. Так что придется нам сразу перейти к тому, что за люди были эти фашисты. Сразу предупрежу, что и об этом мы знаем не слишком много.

КЕМ БЫЛИ ФАШИСТЫ?

По венгерским фашистам данных у нас намного меньше, чем по фашистам всех предыдущих стран, что вынуждает нас обратиться к субъективным и оценочным суждениям современников. Несомненно одно: фашисты были молоды. Британские дипломаты в своих докладах постоянно указывали, что венгерский фашизм обосновался прежде всего в университетах и среди молодых военных. Потом движение повзрослело, но и тогда его лидеры были моложе, чем вожди других политических партий (Janos, 1982: 282–284). Фашисты принадлежали к нескольким поколениям. Для Салаши и большинства ранних радикально правых формирующим опытом стали Первая мировая война и гражданская война, наряду с университетской атмосферой начала 1920-х. Таким образом, среди ветеранов фашистского движения было и «фронтовое», и «домашнее» поколение. Но в конце 1930-х, после периода застоя, движение начало быстро расти за счет большого притока молодых людей, у которых не было фронтового опыта. Как и в других случаях, фашизм был скорее идеологией эпохи, чем отдельного поколения.

Наблюдатели и исследователи венгерского фашизма не придавали значения гендерному составу. Я не обнаружил данных по женщинам — членам «Скрещенных стрел», однако это не значит, что их там не было (заведомо отсутствовали они лишь на руководящих должностях). Существовали женские фашистские организации и группы поддержки, хотя по ним я и не нашел социологических данных.

Сведения о классовом составе венгерских фашистов также очень ограниченны. Не имея точных данных, немало исследователей заменяет их привычными банальностями «мелкобуржуазной» теории (Nagy-Talavera, 1970: 152–154, 287; Janos, 1982: 270–271; Vago, 1987: 308–315). Впрочем, один вполне достоверный источник опровергает эту точку зрения. Дик (Deak 1966) сообщает, что один бывший член «Скрещенных стрел» познакомил его со списочным составом членов партии за период 1937 и 1940 гг. Выяснилось, что в 1937 г. 50 % членов были рабочими (доля 1,86), а в 1940-м они же составили 41 % (доля 1,50), что гораздо выше среднеарифметического по стране[41]. Крестьяне и наемные сельскохозяйственные рабочие составили лишь 8 % (0,27) и 13 % (0,44) — доля явно заниженная. Очень скромно присутствовал и средний класс — 12 и 19 % (0,40 и 0,60 соответственно), а вот армейские офицеры в 1937 г. составили 17 % (феноменально высокая доля; данные по 1940 г. отсутствуют). Таким образом, венгерский фашизм, в отличие от других рассмотренных нами форм фашизма, выступает в своеобразном городском пролетарско-милитаристском варианте. Однако этот единственный источник, к тому же сомнительного происхождения, еще