Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

15-го июля, в день именин Гадона и моих, нас очень побаловали. Великий князь подарил мне золотой карандаш, великая княгиня очень красивый небольшой самовар и раскрашенную гравюру. Днем ездили к Толстым в их имение Рождественское.[296] Это были Толстые, дочь которых[297] была замужем за Танеевым. Имение скромное, расположено было довольно красиво, в 17-ти верстах от Ильинского, ездили в линейке четверкой. Вернулись к 7-ми часам вечера, в 9 часов поехали кататься на лодках по Москве-реке и подъехали к библиотеке в конце парка, где был ужин в честь Гадона и меня – именинников. Просидели за ужином за полночь, говорили стихи, спичи, каждый должен был в чем-нибудь изощриться. Довольно поздно легли спать, но утром я встал как всегда и в 9 часов был уже на лошади.

17-го июля я ездил в Москву на весь день по своим делам, навестил в клинике Степанова, бывшего фельдфебеля роты его величества Преображенского полка, в то время он был швейцаром у великого князя. Бедняга лежал в параличе, у него отнялись ноги. Жаль было и больно смотреть на него. Затем я заехал узнать о здоровье княгини Урусовой, умиравшей в то время от дизентерии, она была безнадежна, очень было ее жаль, она умерла через несколько дней, остались две молоденькие дочери, очень милые, симпатичные.

В квартире моей в генерал-губернаторском доме был окончен ремонт и провели электричество, что весьма, украсило ее.

Вечером я ездил на хутор Императорского общества сельского хозяйства,[298] остался в полном восторге от всего там виденного, было и интересно, и весьма поучительно, в 10.30 вечера я уже был в Ильинском, поспел к вечернему чаю.

20-го июля был храмовой праздник в Ильинском, вследствие чего был большой съезд гостей. В церкви было торжественное богослужение, но я на нем не был, так как мне поручено было встречать гостей. Съехались все соседи, а из Москвы – губернатор Булыгин, недавно назначенный, обер-полицеймейстер Власовский и др. За завтраком было 42 прибора.

После завтрака все отправились на ярмарку, жара была нестерпимая. После ярмарки был чай в саду, по окончании которого гости разъехались, а я с Гадоном пошли помогать великому князю по устройству лотереи для прислуги и всех служащих в имении. Лотерея была беспроигрышная, вещи все очень хорошие, например, мой человек выиграл 15 аршин очень хорошего ситца. В этот день вечером их высочества уезжали в Петергоф. Я очень надеялся тоже уехать, чтобы повидать мою мать, которую уже 5 месяцев не видел, но, к сожалению, моему желанию не удалось сбыться. Великий князь просил меня остаться в Ильинском, так как он не мог доверить детей одному доктору Форбрихеру. Кроме того, ведь оставался весь штат прислуги, нужен был тоже присмотр. Конечно, я не мог и подумать отказаться, зная, что дети составляют для великого князя самое дорогое в жизни, он так над ними всегда дрожал. Я был поэтому весьма польщен доверием, оказываемым мне и ответил, что буду счастлив быть полезным великому князю и что он вполне может на меня положиться. Он мне сказал, что 5-го августа он опять поедет в Петербург и тогда возьмет меня с собой, и я смогу тогда остаться с моей матушкой некоторое время, так как детей он тогда также возьмет с собой, чтобы отвезти к отцу.

Проводив их высочества я, таким образом, остался за шефа в Ильинском. Кроме меня оставался доктор Форбрихер, к которому, с разрешения великого князя, приехала дочь. На другой день отъезда великого князя я встал в 8 часов утра и сейчас же пошел к детям: они уже встали, и маленькая Мария меня спросила, сегодня ли ее именины, так как дядя ей сказал, что я принесу ей в день именин куклу. Я ее разочаровал, сказав, что именины будут только на следующий день.

Убедившись, что все у детей благополучно, я сел на лошадь тут же, у их дома, к большой их радости, и поехал по парку верхом, так как решил: пока дети на моей ответственности, ни шагу из-за забора парка не делать. Вернулся я к 9.30-ти, когда детям подали осла, и они поехали кататься по саду, после чего Мария играла с песком, а Дмитрия (ему не было еще 2-х лет) катали в колясочке. Я тогда ушел, чтобы встретить приехавшего из Петербурга специалиста по детским болезням доктора Коровина. Встретив его и позавтракав, пошли к детям, присутствовали за их обедом, после чего Мария повела нас в свою комнату и показывала все свои вещи, забрасывая английскими фразами. Осмотрев детей, Коровин очень остался доволен их видом.

В 5 часов у меня был чай для Коровина и Форбрихера, после чего я отправился гулять с Марией, пока Дмитрия купали. Вечером я устроил винт; играли Форбрихер, Коровин, Соколов (конюшенный офицер) и я. На другой день, 22-го июля, я с утра пошел к Марии поздравить ее с днем именин и передал ей от дяди, великого князя Сергея Александровича, куклу и лейку, я же ей подарил серсо, которое, когда его катают, то оно звонит. Она была в восторге от подарков, а главное, от куклы. Днем дети катались в ландо, вечером уехал Коровин. Каждый день я писал подробные письма великому князю Сергею Александровичу и посылал депеши.

22-го июля я поздравил по телеграфу великого князя Павла Александровича с дорогой ему именинницей и получил от него нижеследующие, более чем любезные строки: «От души благодарю Вас за поздравление и добрые вести. Ужасно совестно, что из-за моих детей Вам не пришлось сюда приехать, и вместе с тем глубоко тронут, что Вы остались. Павел».

24-го июля их высочества вернулись в Ильинское к вечеру. Я приказал садовнику сделать два букета, перевязал их красными лентами и дал детям, чтобы они поднесли эти букеты тете; когда послышались бубенчики, то мы вышли на подъезд, т. е. две нянюшки, Форбрихер, я и дети с букетами в руках. Шел проливной дождь, все были мокрые. Великий князь очень меня благодарил за детей, сказал, что рад передать мне хорошие вести о моей матушке, так как видел Анастасию Николаевну (рожденную княгиню Черногорскую), приехавшую прямо от нее, что касается сестры моей, то он ее видел на выходе в Петергофе.

26-го завтракала депутация Фанагорийского гренадерского полка, приехавшая представиться (если так можно выразиться) своему малолетнему шефу Дмитрию Павловичу.[299]

28-го в Ильинское съехалось много гостей – генерал-адъютант Арсеньев, бывший воспитатель великого князя Сергея Александровича старик Данилов, преображенцы барон Зеддлер, Шлиттер, Мансуров и Миркович, М. А. Васильчикова, брат Гадона и граф Белевский. Я очень был рад преображенцам, мы целые дни были вместе, но зато свободного времени у меня почти не было. По утрам я продолжал ездить верхом, ко мне присоединились Шлиттер и Зеддлер, и мы стали совершать прогулки втроем.

29-го я первый раз сел на лошадь великой княгини «Кармен», на которую она еще ни разу не садилась. Это была красавица, чудная, чистокровная английская лошадь, но крайне нервная, горячая. Соколов, конюшенный офицер, провожая меня, сказал, что если я вернусь благополучно и лошадь никаких фокусов делать не будет, то он ставит мне пять с крестом. К счастью, лошадь шла идеально, так что Соколов, ожидавший меня с волнением, пришел в восторг. Рысь у этой лошади была такая, что другие лошади могли за ней поспевать только вскачь, при этом рысь была удивительно покойная.