Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов

Ну, а затем и то, что было сказано профессором, навсегда оттолкнуло меня от него. Он стал говорить, что совершенно не знает, кто из докторов будет сопровождать Государя заграницу, ибо прежде это было просто: «он» пожелает, чтобы ехал такой-то, ну и едет; теперь же другое дело. У [Е. С.] Боткина[321] большая семья, у [А. Е.] Деревеньки[322] тоже и у него тоже. Бросать семью, все дела и ехать с «ним» заграницу – это не так просто.

Примерно в этом духе был весь разговор. Отнюдь ничего враждебного Государю сказано не было, скажу даже больше: все сказанное было житейски, может быть, понятно, но я никак не ожидал от профессора Федорова такого цинично-житейского разговора.

Наконец стало известно, что Государь уезжает в Царское Село. Накануне отъезда Его Величество отдал собственноручно им написанный прощальный приказ по действующей армии. Приказ этот был немедленно отпечатан в нашей типографии. В дальнейшем, я не уверен, но, кажется, что, прежде чем рассылать его по фронтам, Алексеев сообщил этот приказ военному министру [А. И.] Гучкову, и тот велел приказ задержать. Однако или мы успели уже часть приказов послать или впоследствии он был все же распространен, но факт тот, что приказ этот не остался в секрете, а стал многим известен.

Накануне отъезда Государь пожелал проститься со штабом. Единственный зал, где могли поместиться все чины штаба, к этому времени уже очень разросшегося, был зал окружного суда, в котором помещалось Управление дежурного генерала. Он был совершенно освобожден от мебели, и к назначенному часу туда собрались все офицеры и чиновники штаба. Не могу не отметить, что и здесь уже сказалось проникновение революционного яда в офицерскую среду. Мне сказали, что едва ли удобно, чтобы Государь прощался с одними офицерами, что по этому поводу могут потом пойти среди нижних чинов нежелательные разговоры, во избежание коих желательно было бы присутствие при прощании Государя хотя бы немногих нижних чинов.

Тогда я, с разрешения начальника штаба, вызвал по одному представителю из нижних чинов от всех частей и команд штаба. В зале были выстроены все чины штаба по старшинству управлений: генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, военных сообщений и т. д. Последними, около выхода, стали представители нижних чинов, – это были, конечно, старые вахмистра, фельдфебеля и старшие писаря. Несмотря на большие размеры зала, многолюдность собравшихся потребовала стать группами, в две и три шеренги в глубину. Все были при холодном оружии.

Государь Император пришел пешком, вместе с генералом Алексеевым. Кажется, Его Величество пожелал в этот день в последний раз присутствовать на оперативном докладе и пришел прямо оттуда. При входе Его Величества в зал, я скомандовал «Смирно, господа офицеры!» и стал на свое место, на правом фланге своего управления. Его Величество, войдя и поклонившись всем, стал посередине и сказал всем теплые прощальные слова; затем сказал несколько слов генерал Алексеев. Мне они оба были хорошо видны, и я ясно видел, как слезы катились по щекам Его Величества. Плакал и генерал Алексеев. Я чувствовал, как какой-то комок подступает к горлу, что могу сейчас разрыдаться; глаза застилал туман.

Государь стал всех обходить и прощаться со всеми, протягивая каждому руку и глядя каждому в глаза своим чудным, добрым взглядом. Подошла моя очередь; Государь крепко пожал мне руку, в последний раз я видел его чудные глаза. В зале все громче и громче слышались рыдания многих, которые не в силах были сдержаться. Слезы были буквально на глазах у всех. Вдруг один офицер конвоец грохнулся во весь рост, ему стало дурно; затем другой, Георгиевского батальона. Нервы всех были напряжены до крайности.

Государь не смог окончить обхода всех и поспешно повернул к выходу, но, проходя мимо нижних чинов, Его Величество попрощался с ними; они тоже почти все плакали, особенно старики. Его Величество вышел, сел в автомобиль и уехал на вокзал в свой поезд. Это прощание произвело на всех неизгладимое впечатление.

Отъезд Государя в Царское Село ожидался на следующий день. Утром меня вызвал генерал Алексеев и сказал, что никто на вокзал ехать не должен, что поедет он один. Когда я стал ему возражать, указывая, что нельзя же нам запретить проводить своего Государя, генерал Алексеев сказал, что это желание самого Государя, чтобы никто из чинов штаба его не провожал. «Раз это воля Его Величеств, – сказал я, – то, конечно, она будет исполнена, – я сейчас сообщу об этом всем по телефону». Таким образом, никто из чинов штаба Государя не провожал (в записках генерала Дубенского обратное указано ошибочно). Когда генерал Алексеев вернулся с вокзала, я прошел к нему и попросил рассказать, как произошел отъезд Государя.

Надо сказать, что в этот день утром из Петербурга приехали специально для сопровождения Его Величества четыре комиссара. Я их не видел и фамилий их не помню. Когда генерал Алексеев приехал на вокзал, то они ему объявили, что генерал-адъютант Нилов подлежит исключению из числа лиц, которые могут сопровождать Государя. Затем они объявили генералу Алексееву, чтобы он предупредил Государя, что он должен считать себя на положении арестованного.

Генерал Алексеев сказал мне, что он попробовал протестовать, но ему ответили, что по этому поводу получены определенные указания. Сначала генерал Алексеев не хотел брать на себя передачу Его Величеству этого тяжелого поручения, но потом решил, что Государю легче будет выслушать это от него, а не от комиссаров, и потому пошел доложить Его Величеству, что он должен считать себя арестованным. По словам Алексеева, Государь принял эту весть вполне спокойно, известие же о недопущении Нилова его сопровождать очень огорчило Государя.

Его Величество тепло простился с адмиралом, который был страшно взволнован и, по своему обыкновению, бранился, не стесняясь. При прощании адмирал Нилов поцеловал руку Его Величества. Мы были за завтраком, когда мне доложили, что адмирал вернулся с вокзала, ибо ему не разрешили сопровождать Его Величество. Надо было устроить и успокоить расстроенного адмирала. Поместить его в комнате, которую он раньше занимал во дворце, было неудобно, и он сам не хотел этого, поэтому я распорядился поместить его в одной из комнат при моем управлении освободившихся за отъездом членов свиты. Относительно разрешения отъезда его из Ставки была послана телеграмма, и через два дня он беспрепятственно уехал в Царское Село, где и жил, кажется никем не беспокоенный, до своей смерти, два-три года спустя.

Кажется, через три дня после отъезда Его Величества в Ставку прибыл Великий князь Николай Николаевич которого, перед самым своим отречением от престола, Государь Император вновь назначил Верховным главнокомандующим. Его Высочество приехал в сопровождении Великого князя Петра