Инженер страны Советов - Евгений Владимирович Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня спорщики попросту не замечали.
– Не имеете права! – Здоровенный кулак ударил по директорскому столу. – Я не дезертир, я на фронт хочу, гадов бить!
– А мне кажется, что вы как раз дезертир и есть, товарищ. Или лучше к вам уже начинать обращаться «гражданин»? – Я оторвался от стены, к которой прислонился, слушая их спор.
Детина развернулся и хотел было сказать явно что-то не самое благозвучное, но, увидев звезду Героя на моем гражданском костюме и солидный ряд орденских колодок, смог только рот открыть.
– Так вот о чем я, товарищи, – как ни в чем не бывало продолжил я, пройдя к столу и усевшись на первый попавшийся стул, – из авиационных частей начали поступать многочисленные рекламации по поводу несрабатывания ваших изделий в боевой обстановке. А это означает сорванные боевые задачи, не уничтоженные техника и живая сила противника. Вы понимаете, какие в первую очередь возникают вопросы, исходя из данных фактов? И пока, – выделил я это слово, – эти вопросы возникают только у меня. До поры до времени. Вы понимаете, о чем я говорю, Федор Павлович? – Я посмотрел на моментально вспотевшего директора.
– Саботаж и пособничество врагу, – прошептал директор завода, дрожащей рукой с зажатым в ней платком вытирая лоб.
– Все верно, Федор Павлович. И пока здесь с вами разговариваю я, а не сотрудники товарища Берии, давайте разбираться в сложившейся ситуации.
– Товарищ Шершнев! – Директор буквально выпрыгнул из-за стола. – Мы приложим все силы, чтобы подобное больше не повторилось. Мобилизуем людей, подключим партийную и комсомольскую организации.
Я чуть заметно поморщился. Мобилизует он. Кого? Пацанов да женщин, которые заменили ушедших на фронт братьев, сыновей и мужей? То, что директор меня знает, не удивило: присутствовал я недавно на совещании директоров оборонных заводов.
– Толку-то, – хмыкнул стоявший до сих пор в полном молчании детина.
– Объясните, – я прекрасно увидел злой взгляд, брошенный директором в сторону рабочего, – и представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут и кто вы по профессии?
– Так это, Сушин я, Дмитрий. По профессии, стало быть, инструментальщик, но могу и токарем, и фрезеровщиком, и сварщиком. – Рабочий, почему-то смутившись, скомкал в руках свою кепку.
– Ну так почему, товарищ Сушин, по-вашему, мобилизация не даст нужного результата?
– А некого мобилизовывать. – Он вскинул голову. И куда только смущение делось. – Одни пацанята да бабы с девками остались. Пока они научатся, времени пройдет немало.
– Вот как? – я деланно удивился. – А я-то думал, что у вас здесь много специалистов осталось, раз вы на фронт от трудностей решили сбежать. Там-то попроще будет, чем здесь. Скажет командир идти в атаку, ты и идешь, скомандует привал – отдыхаешь. А тут вкалывать надо, баб да пацанов учить, опыт свой передавать.
Сушин покраснел, как вареный рак, и опустил голову:
– Да понял я уже, понял, – пробурчал он. – Не буду больше проситься.
– Вот это правильно, товарищ Сушин. Помните, ваш фронт здесь, у станка. Здесь ваша линия обороны, и она не менее важна, чем там, где рвутся снаряды. Наша общая победа куется здесь, вами, товарищ Сушин.
В конце смены устроили небольшой митинг, на котором пришлось выступить. Я хоть и не любитель подобных мероприятий, но толк от них все же есть, особенно сейчас. После речи директора, в которой он призывал всех приложить еще больше сил, оправдать доверие и так далее, выступил я.
– Товарищи! – Я не стал подниматься на ящики, из которых по-быстрому сколотили импровизированную трибуну, тем более что мне с тростью сделать это было не очень удобно. – С фронта поступают жалобы на вашу продукцию. Много жалоб. Просто огромное количество жалоб. Не срабатывают снаряды, изготовленные вами. А каждый не сработавший снаряд – это не только выброшенные впустую деньги и сырье, это еще и уцелевший фашист, не сожженный немецкий танк, который теперь будет поганить своими гусеницами нашу землю. И ладно бы только это, но ведь это еще и убитый тем самым уцелевшим фашистом наш боец, возможно, ваш сын, брат, муж. Это раздавленный погаными фашистскими гусеницами не сожженного танка чей-то дом, а возможно, и хозяева этого дома, их дети. Поэтому каждый бракованный снаряд, не убивший фашистскую мразь, убивает наших бойцов, стариков, детей, женщин.
Помните об этом. Помните и учитесь. Учитесь работать ответственно, без брака. Да, трудно, да, тяжело, но мы обязаны выстоять. Это вопрос жизни и смерти. Я оставлю вам несколько писем с фронта и попрошу вывесить их на доске приказов и объявлений. Здесь пишут о том, что из-за не сработавшего снаряда не была выполнена поставленная задача и погибли наши люди. Читайте эти письма почаще и помните, какова цена малейшей вашей ошибки.
Позднее, уже садясь в машину, посоветовал провожавшему меня директору организовать в пустующем помещении заводского клуба, расположенного в примыкавшем к заводской территории здании, общежитие для тех работников, кто живет далеко от работы. С питанием и нормальными кроватями. Заодно попросил его составить список тех специалистов, которых забрали на фронт и которые необходимы ему на производстве. Попробую организовать их отзыв из действующей армии. К слову сказать, больше жалоб на продукцию конкретно этого завода не поступало.
Не забывал я и работу с конструкторскими бюро. У Архипа Люльки начал вырисовываться вполне работоспособный турбореактивный двигатель. Тут ему здорово помогла наша внешняя разведка. Уж не знаю каким образом, но им удалось не только раздобыть техническую документацию на английский двигатель Power Jets W.2, но и переправить вместе с грузом, поставляемым нам по ленд-лизу, сам двигатель. Работа в КБ у Люльки сразу активизировалась. Теперь у них был рабочий образец, который можно было взять за основу.
Тут же Микояну и Сухому была поставлена задача начать работы по созданию реактивных самолетов. При этом в КБ Микояна взялись за истребитель-перехватчик, а Павел Сухой приступил к проектированию бомбардировщика-торпедоносца. Кое-какие сведения, из того, что смог вспомнить, с разрешения Сталина и Берии, подкинул им я, выдав за данные разведки. Так что шансы на то, что в скором времени у нас появятся реактивные боевые самолеты, были очень велики.
Агентура в США также не дремала и переправила в СССР документацию на только еще готовившийся подняться в воздух тяжелый бомбардировщик XB-29. Туполев немедленно приступил к работе. Проект «10–10», о котором мы говорили, когда он был еще заключенным шарашки, становился реальностью.
Миль с Камовым тоже не сидели сложа руки. Миль довел до ума мой вертолет Шер-2 и получил легкий связной вертолет, которому
