Проект особого значения - Владимир Николаевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня пригласили, чем обозначили высокую степень ко мне доверия. Я, как и положено младшему за столом, выпивал поменьше, а слушал побольше, поэтому подробности этой встречи помню хорошо.
Компания собралась интересная. Сначала выпили «бурдунского» – это самодельное вино из всего, что уродилось в саду и в огороде. Потом – чего покрепче. Разговорились. Федор Петрович хвастался бифуркатором. Сергей Матвеевич – адаптивными системами управления. Евгений Янович улыбался. У меня сложились впечатление, что друзья с их энтузиазмом вызывали в нем восторг и восхищение.
Потом речь зашла о техническом прогрессе вообще и плавно перетекла к политике. Евгений Янович подбородком в ладони уперся и смотрел на них как на детей несмышленых. Потом произнес монолог. И сказал примерно следующее:
– Вот что граждане-товарищи. Про физику и технику – здорово. Я вас уважаю безмерно и восхищаюсь. Завидно даже. Что касается политики, внешней и внутренней, должен вас огорчить. То что начальство не понимает ваших устремлений, идей и перспектив – это нормально. Это всегда было и всегда будет. То, что вы двигаетесь как в болоте – это тоже не новое явление. И не самое страшное. Сейчас самое страшное другое. Впереди перемены.
Старики наверху утомились. Кто придет на смену и куда поведет – вот основной вопрос. В любом случае – перемены. А это, особенно для вас, созидателей, очень плохо. Это значит, что созидать вам не дадут, а вынудят бороться за это самое право – созидать.
То есть трясти начнет. Через год-полтора. Вокруг стариков хороводы водят, интриги плетут, душат-давят друг друга. Поворот неизбежен.
Предотвратить его – не реально. А вот на направление поворота повлиять можно.
Чем ближе человек к верхушке власти, за редким исключением, тем больше за ним грехов. Обращаю ваше внимание – не «грешков» а «ГРЕХОВ» – то есть поступков мерзких и постыдных. За власть расплачиваются душой. И уж где-где, а в нашем департаменте это отлично знают. Посему, на всякий случай, выполняется сбор компромата на ВСЕХ кандидатов во власть грядущую, потому что случаи бывают всякие. И ваш покорный слуга – один из исполнителей этого деликатного поручения…
Евгений Янович из-за стола встал, ушел в дом и вернулся с чемоданчиком. С красивым таким чемоданчиком – крокодиловой кожи с латунными замками. Тарелки отодвинул, положил чемоданчик на стол, открыл. В чемодане два пакета в плотной оберточной бумаге с сургучными печатями. Вот, говорит, две компрометирующие бомбы. Материал отсортирован – это на одну, мягко выражаясь, «компанию», это – на другую. Кто из них более мерзкий – судить не берусь. Все хороши. Если я дам ход обоим пакетам, то принципиально ничего наверху не изменится. А я, лично, как лицо осведомленное, огребу по полной программе от тех, кто в итоге победит.
Тут Евгений Янович нервно прошелся туда-сюда, рюмочку взял, налил армянского и опрокинул без закуски. В пакеты пальцем потыкал и говорит – этот – гирька на правую чашу, а этот – на левую. И какая гирька лучше – я не знаю. Собрался уже монетку подбросить… а тут… этот ваш «бифуркатор»… Мужики на него уставились. Лбы наморщили.
– Экая у тебя ломка – говорят – ты остынь. Щас мы под шашлычок выпьем по пятьдесят грамм, мозгами раскинем – может чего и придумаем.
Поуспокоили Евгения Яновича – утро, мол, вечера мудренее, всяко в России бывало, а жива до сих пор… Беседа нехотя развернулась и потекла другим ручьем.
А через два дня, перед отъездом Евгения Яновича, опять собрались, на посошок. Федор Петрович и говорит:
– Поскольку душевный кризис у Генки так и не рассосался и ходит он смурной, то предлагаю снять с него бремя ответственности за будущее Отчизны, а возложить его, это бремя, на истинное воплощение Провидения. Шура, говорит, пока мы тут употребляем, сделай милость, разверни и проверь бифуркатор и в мангале разожги дровишки.
Про бифуркатор я понял, про мангал – не очень, но сделал все как просили. Аппаратура – на «товьсь», огонь горит.
Федор Петрович и говорит:
– Гена, неси свой чемодан, щас мы тебе большое облегчение сделаем… Евгений Янович чемодан принес, открыл. Федор Петрович продолжил:
– Вот доставай свои пакеты, клади насупротив лампочек. Один против левой, другой против правой… Положил?.. Теперь подождем, когда загорится табло «ГОТОВ»… Вот. Загорелось. Шура, время засеки и все запомни для отчета. Теперь, Гена, предложение у меня следующее: ты нажимаешь на вот эту красную кнопку, и мы ждем. Приблизительно через двадцать секунд загорится одна из лампочек. Ты, Гена, возьмешь тот пакет, который под этой лампочкой лежит, и бросишь его в мангал. Оставшийся пакет – положишь обратно в чемодан. Согласен?
Евгений Янович обвел нас глазами и нажал кнопку. Все уставились на бифуркатор, кроме Федора Петровича. Тот наливал всем по полстакана «Ахтамар»…
Загорелась правая лампочка… Евгений Янович без раздумий взял правый пакет и бросил в мангал. Пламя занялось.
– Вот, – сказал Федор Петрович. – Прости меня, Господь, за уклонение мое от собственного решения. Но не по слабости моей, а любопытства ради.
Мужики взяли стаканы и, глядя на горящий пакет, выпили.
Вот такая вот история.
Александр Юрьевич встал. Похлопал себя по животу.
– Спасибо тебе Леша. Уважил.
Прошелся по комнате, оглядывая.
– Вот. Теперь основное тебе известно. Исходя из услышанного сегодня и воспринимай артефакты. Одна просьба – заведи списочек, тетрадочку какую-нибудь, и записывай туда все, что обнаружишь. Не исключено, что потребуется срочная эвакуация всех этих материалов.
Алексей поднял глаза:
– На счет дня Пограничника я не понял.
– А… Ну да. Пошли на крылечко. Покурим, и я продолжу.
Вышли на крыльцо. Уселись. Закурили. Дождик усилился, но на крылечке под навесом было сухо и уютно. Александр Юрьевич продолжил:
– Полгода-год после отъезда Евгения Яновича все шло по-прежнему. Все процессы на полигоне и в стране проистекали заведенным порядком. А потом началось. «Новое мЫшление», «Перестройка» без чертежей… Это в стране. А у нас – кроме метаний начальства, стали происходить события странные…
Три участника крайнего эксперимента стали иногда получать по почте странные газетки: «Правда», «Известия» и прочие, которые выписывали, но с прямо противоположным идеологическим содержанием. У Федора Петровича подшивка должна быть. Газеты с одним и тем же названием, от одного и того же числа, но с антагонистическим содержанием. Таких пар в подшивке – штук десять. Дальше – еще круче, письма вроде твоего. Переписка началась.
Известных мне участников такой переписки всего трое: Федор Петрович, Игорь Матвеич и Я. То есть – непосредственные соучастники и ты – четвертый. Первое письмо пришло аккурат в день Пограничника.
Вероятность доставки такого письмеца – гуляет