Месть Танатоса - Михель Гавен

— Родная моя, — прошептала она, — как мы с тобой переживем все это…

— Маренн, — ее окликнули. Она повернулась. Не может быть! Она думала, ей почудилось…

— Наконец-то, я вижу тебя, Маренн, — Отто Скорцени шагнул ей навстречу. Маренн кинулась к нему. Господи, — прошептала она, — я уже не надеялась…

Он приник долгим поцелуем к ее губам, потом оглядел.

— Хорошо, что у тебя все в порядке, — произнес мягко, с любовью.

— Не все, — Маренн помрачнела и отстранилась.

— Что случилось? — встревожился он.

— Джилл ранена. Тяжело. Едва не погибла, — взяв за руку, она подвела его к постели дочери.

— Когда это произошло? — с горечью спросил он.

— Утром. Бомба попала в здание Управления…

— Что-то я Ирму не вижу, — Алик Науйокс вошел в отгороженный отсек и поцеловал Маренн в щеку. — Здравствуйте, доктор. У Вас тут заблудиться можно. А лекарствами-то воняет… Где моя-то? — но заметив, как изменился в лице Скорцени, осведомился: — В чем дело? Что-то стряслось?

Скорцени молча указал ему на Джилл. Алик нахмурился.

— Черт, это серьезно? — спросил он, отбросив свой привычный шутливый тон.

— Да, — ответила Маренн, — только-только пришла в себя.

— Сегодня утром во время бомбардировки на Беркаерштрассе, — объяснил ему Отто.

— Ирма ушла домой, — сообщила Маренн, понимая, кто в первую очередь интересует Науйокса.

— Домой?! — Алик был неприятно удивлен. — Как это домой? Одна? Зачем ты ее отпустила?

— Я не отпускала, — Маренн устало возразила ему. — Мы договорились, что она дождется меня, и мы вместе съездим к вам. Она очень переживала за тебя. Я настаивала, чтобы она уехала из города, но она отказалась. Сказала, что будет ждать, что бы ни случилось. Но пока я ездила посмотреть, где и как похоронили Фелькерзама…

— Что?! — обоих офицеров поразило услышанное. — Что ты сказала? — переспросил Алик. — Ральф?!

— Да. Ральф погиб во время бомбардировки, — с горечью продолжала Маренн. — Он спас жизнь Джилл — принял удар на себя. Если бы не он, у меня не было бы больше дочери. Мне кажется, — она обратилась к Науйоксу, — тебе лучше сейчас поехать за Ирмой. Я, признаться, тревожусь. Я и сама собиралась, но Джилл пришла в сознание, и я не могла ее сразу оставить.

— Да, конечно, — Алика явно потрясло известие о гибели Фелькерзама. — А какого черта Ральф делал в Берлине? — спросил он. — Ведь Шелленберг уехал, я знаю.

— Он остался, чтобы вывезти семью бригадефюрера, — объяснила Маренн, — фрау Ильзе и Клауса. Сейчас очень трудно найти транспорт.

— Вечно из-за этой Ильзе что-то происходит, — сердито посетовал Алик, — вот уж бестолковое создание. Ладно, я поехал. Вы будете здесь? — спросил он Скорцени. — Как же вы теперь с Джилл-то?

Отто пожал плечами.

— Ну, хорошо, — решил Науйокс, — я привезу Ирму, там посмотрим, — он вышел.

— Хлопоты о семье Шелленберга прошли не без твоего участия, верно? — поинтересовался Скорцени, когда они остались одни.

— Давай не будем сейчас об этом, — Маренн умоляюще посмотрела на него. — Я чуть не потеряла дочь.

— Прости. Вот взгляни, что я привез тебе, — Скорцени протянул ей завернутый в бумагу рулон. Войдя, он положил его на стул у двери.

— Что это? — недоуменно спросила Маренн.

— Подарок, — он грустно улыбнулся. — Разверни.

Маренн разорвала бумагу.

— Картина? — удивилась она. Он промолчал, наблюдая за ней. Маренн развернула холст и обомлела:

— Мой портрет?! — воскликнула она. — Откуда?! Я так давно не видела его… Он висел над лестницей в Кобургском замке, в Вене. Откуда он у тебя?

— Из Вены, — ответил он.

— Ты был там? — она с затаенным страхом смотрела ему в лицо. Он утвердительно кивнул.

— Я слышала по радио, в Вене шли тяжелые бои… Как там?

— Там все разгромлено, Маренн. Мы не смогли защитить Вену. Поздно было исправлять старые ошибки… — он склонил голову. — Вот так.

— Тут кровь, — Маренн поднесла картину ближе к свету, рассматривая. — Да, это кровь. Чья? Твоя? — ее взгляд тревожно метнулся к нему. — Ты был ранен? — он заметил, что ее руки, держащие картину, задрожали. Подойдя, он с нежностью обнял ее за плечи.

— Так, ерунда, — заметил небрежно, стараясь успокоить, — слегка задело. Но все уже прошло.

Она взглянула ему в глаза — не поверила.

— Тебе надо уехать из Берлина, — не отводя взгляда, произнес он, — я был на приеме у фюрера. Мне дан приказ через несколько часов покинуть столицу. Ты должна поехать со мной.

— Нет, — она вздохнула и отвернулась, — теперь я не могу даже думать об этом. Джилл нельзя трогать. Она не перенесет трудностей пути. Мы должны остаться. Я не поеду с тобой, — она бросила картину на стол и, схватившись руками за голову, упала на стул — вся дрожала в нервной лихорадке. Сказывалось нечеловеческое напряжение последних недель. Казалось, она совершенно не владеет собой — закрыв глаза, она мотала головой и что-то шептала.

— Маренн, — положив руки ей на плечи, Скорцени наклонился и поцеловал ее волосы. — Ты устала, Маренн, я знаю. В Вене погибли моя мать и брат. Я даже не успел увидеться с ними. Кроме тебя и Джилл, у меня теперь никого нет, — он почувствовал, что все тонкое тело Маренн напряглось, дрожь утихла, — я не могу бросить тебя и Джилл здесь…

— Фрау Сэтерлэнд, — в отсек заглянула медсестра. Увидев Скорцени, смутилась: — Простите…

— Что вам? — спросил у нее штандартенфюрер.

— Там посыльный от штандартенфюрера Науйокса, — поспешно объяснила сестра, — штандартенфюрер просит фрау Ким срочно приехать. Говорит, его жена умирает…

— Ты слышишь? — Скорцени легонько встряхнул Маренн за плечи. — Что-то случилось с Ирмой. Алик хочет, чтобы ты приехала.

— Да, да, конечно, надо непременно ехать, — Маренн встала и приказала сестре: — Принесите мою медицинскую сумку.

Когда они подъехали к дому, где жили Алик и Ирма, они увидели, что он разрушен. Снаряд, видимо, попал недавно. В окнах бушевал пожар, развалины дымились — ни пожарников, ни спасателей еще не было.

Алик ждал их. Едва машина затормозила, он подбежав, распахнул дверцу и буквально выдернул Маренн из салона.

— Где вас носит? — зло упрекнул он. — Почему так долго?

Понимая его состояние, Маренн сделала вид, что не заметила резкости, — ее больше тревожила Ирма.

— Где она? Что произошло? — спросила она Алика.

— Идем, — Алик за руку потащил ее за собой, — она лежала на улице, у самой парадной, — на ходу говорил он, — когда снаряд попал в дом, она еще не успела войти. Я думаю, может, осколок…

— Она в сознании?

— Нет.

— Ты вызвал пожарных? — спросил его Скорцени, который шел за ними следом, — в доме же еще люди…

— Мне они зачем? — огрызнулся Алик. — Мне не до них.

Маренн с упреком взглянула на Отто: не надо его сейчас трогать.

Ирма находилась в машине Науйокса — она лежала на заднем сидении. Машину Алик, видимо, перед самым их приездом отогнал в укрытие. Когда подошли к машине, Маренн попросила Алика уйти. Сказав, что их долг сейчас — заняться организацией спасательных работ, Скорцени увел друга, невзирая на его протесты.

Маренн осталась с Ирмой. Осмотрев подругу, она сразу поняла, что положение очень серьезное, — Алик нервничал не зря. Необходимо срочно оперировать, но где? Не в машине же… Везти Ирму в Шарите уже не было времени — она могла умереть по дороге.

Открыв дверцу машины, Маренн позвала Науйокса — он старался все время держаться поблизости. Ирму перенесли в брошенную квартиру на первом этаже.

Осколок, поразивший Ирму, оказался совсем маленьким, и когда Маренн вытащила его и бросила в керамическую миску, его было почти незаметно. Однако слабый организм Ирмы не справлялся с нагрузкой. Несмотря на все усилия, Маренн с отчаянием видела, как жизнь капля за каплей оставляет ее подругу.

И все же она боролась. Начался налет. В кромешной тьме лучи прожекторов чертили небо — метались, освещая падение снарядов, рассекали своими негнущимися лезвиями гигантские руины города. Бомбы падали совсем рядом. Но ни Алик, ни Скорцени, ни тем более Маренн не обращали внимания на опасность.

В комнате горел свет, маскировочные шторы едва задернули. Бомба в любой момент могла угодить туда, где они находились. Но никто не думал об этом. Помыслы всех троих сосредоточились на Ирме. Она умирала. От маленького, почти смешного осколка, — она умирала…

Алик рвался в комнату. Скорцени с трудом удерживал его. Неожиданно Ирма открыла глаза. Ухватившись за мелькнувшую надежду, Маренн склонилась над ней, но тут же поняла — Ирма не узнает ее.

Глаза подруги потемнели и были странно расширены… Она не видела Маренн, не видела окружающей обстановки в комнате… Перед ее глазами плыл какой-то пустынный берег, а вместо гула падающих бомб откуда-то издалека доносились звуки танго — она пела его в юности, в ресторанчике, когда работала там ночной певицей. Танго разбитого сердца…