Владигор. Римская дорога - Николай Князев

— Но брюхо-то у лошадей голое, — задумчиво проговорил Гордиан.

— Да уж конечно, копья из земли не растут. Но ведь и кидаться на них с нашими короткими мечами — все равно что с голыми руками лезть.

Невольно и Марк, и центурион посмотрели на длинный меч, лежащий на постели императора. В тусклом блеске светильников на клинке, отливающем золотом, проступал странный сетчатый узор. Римские катафрактарии и небольшой отряд личной императорской конницы были вооружены такими мечами. Каждый меч стоил пятьсот ануреев, то есть был буквально на вес золота.

Гавр, вздохнув, замолчал, и тут в разговор вступил Мизифей:

— Главная сила персов — во взаимодействии лучников, которые рассеивают ряды пехоты, а в образовавшиеся бреши врубаются катафрактарии.

— Дельно рассуждает, — кивнул Гавр. — Старый вояка небось…

— Это лучший солдат империи, — подмигнул Мизифею Гордиан. — Как ты думаешь, Гавр, скоро мы встретимся с персами?

— Они будут отступать, пока не решат, что наши войска достаточно измотаны, — тут же ответил Гавр.

— Это случится нескоро, — заметил Мизифей.

— Да, ты так заботишься о продовольствии, что даже в походе легионеры продолжают нагуливать бока, — рассмеялся Гордиан. — Но ведь персы об этом не знают. И мы не собираемся им это сообщать.

Персы появились недалеко от Резайны на рассвете. Несколько отрядов легковооруженной кавалерии — кроме лука и стрел, никакого оружия у них не было. Они налетели, как саранча, забрасывая римский авангард стрелами. Пехота тут же встала в каре, прикрываясь большими квадратными щитами. Все же стрелы порой попадали в щели между щитами и ранили солдат. Было бы нелепо повторить ошибку Красса и дать себя расстрелять, не причинив врагу никакого вреда. Впрочем, в отличие от Красса, у Гордиана было достаточно конницы, и она тут же была послана наперерез персам, чтобы отогнать их от обоза, где они пополняли запасы своих стрел. Начисто изрубив обоз вместе с верблюдами и погонщиками, всадники спешно вернулись к основным силам, боясь быть отрезанными от пехоты. В этот день стычек больше не было. Римляне встали лагерем. Никто не знал, что ждет их утром.

На следующий день легкие отряды персов, как стая крыс, набежали вновь, но их и на этот раз отогнали. Тем не менее за день войска Гордиана продвинулись лишь на десять миль. Дойдя до реки, они остановились, а утром двинулись назад по только что пройденной дороге. И тут же, как стая коршунов, возникли вдали вчерашние персидские отряды. Но теперь они не торопились нападать — за ними, как будто из-под земли, появились и основные силы Шапура: тяжелая кавалерия, подобно огромной, отливающей блеском змее, ползла по равнине, надвигаясь на римские легионы. Шагала и пехота в длинных кафтанах и остроконечных шапках. Как серые горы, двигались неуклюжие и вместе с тем необыкновенно быстрые боевые слоны.

Гордиан дал приказ готовиться к сражению. Римская пехота построилась, по своему обыкновению, в две шеренги, каждая — по четыре человека в глубину, в третьей линии расположились вспомогательные отряды — в основном пращники для защиты от персидских стрелков.

Сражение началось необычно. Гордиан слишком выдвинул вперед конницу и лучников, оставив тяжелую пехоту далеко позади, так же как и два отряда своих катафрактариев.

Персы атаковали. Как всегда, вперед понеслись легкие отряды, осыпая римлян стрелами в надежде смешать их ряды, но сами были встречены тучей стрел и градом камней. Порой стрелы противников, столкнувшись в воздухе, расщепляли друг друга. Не ожидавшие такого отпора, персы бросились назад, и тотчас раздался сигнал трубы — конница римлян устремилась в контратаку. Сам Гордиан в золотом шлеме и покрытых золотом чешуйчатых доспехах скакал впереди на белом жеребце. Но отряд, ведомый им, внезапно сбил порядок, что так не походило на римлян, и рассыпался по полю, будто собирался просто погарцевать на виду у вражеского войска. Лишь три десятка всадников во главе с императором продолжали мчаться на врага. Два телохранителя скакали по обе стороны Гордиана, готовые прикрыть его своим телом от вражеских стрел. Император понимал, что рискует, — персидские лучники могли изрешетить его, несмотря на доспехи. Наконец, когда до персов оставалось с полсотни шагов, Гордиан, будто до него только сейчас дошло происходящее, развернул коня и помчался назад. Его отряд кинулся следом, оставив на поле с десяток убитыми. Тогда глухо забили барабаны, и войско персов пришло в движение. Видя панику римлян, в атаку двинулись закованные в броню всадники на покрытых доспехами конях. Слоны, поднимая вверх хоботы и грозно трубя, споро трусили следом.

Отступающий отряд Гордиана, и без того уже поредевший, разделился на три части, и теперь эти три горсти всадников скакали назад, к основным силам. То и дело лошади, утыканные стрелами, валились на землю, всадники перелетали через головы скакунов, а поднявшись на ноги, тщетно пытались догнать своих товарищей. Несчастные гибли, раздавленные катившейся на них волной атакующих персов. Один из телохранителей Гордиана, пронзенный сразу тремя стрелами, рухнул на землю вместе с конем. Какой-то фракиец занял место убитого, заслонив императора своим щитом. Гордиан уже видел впереди отметку. Осколок черного диорита, часть древней стелы, испещренной письменами, стоял перед первым рядом пехоты. Два осколка поменьше располагались слева и справа от главного. Разделившаяся на три отряда кавалерия Гордиана мчалась к этим трем камням.

Гордиану казалось, что его конь несется по воздуху, не касаясь копытами земли. Для императора не существовало сейчас ничего — ни персов, ни римлян, ни страха, ни надежды. Он видел только черный осколок диорита, который нужно было миновать, чтобы выиграть битву. Между ним и черным камнем существует незримая нить, и камень тянет его к себе. Ни одна стрела уже не остановит их сближения. И даже мертвый, белый скакун принесет императора к цели, и, если вражеское копье перебьет Гордиану хребет, камень все равно притянет его к себе. Время сгустилось и сделалось плотным, как знойный воздух степи. Черный камень был рядом и одновременно безумно далеко.

Стрела ударила императора в плечо, вторая — в шлем, обе отскочили, расколовшись. Гордиан едва не свалился под копыта несущихся следом лошадей. Все-таки он удержался, а его конь продолжал лететь по воздуху и никак не мог приземлиться. Наконец копыта коня коснулись земли, и в этот момент третья стрела вонзилась скакуну в круп. По белой шкуре побежала алая струйка. Жеребец споткнулся, и снова Гордиан едва удержался, чтобы не упасть. Но конь устоял на ногах и сделал новый прыжок, мощными копытами оттолкнув от себя землю. Еще одна стрела, уже на излете, ударила Гордиана в бок — он почувствовал удар, однако наконечник не причинил ему вреда — доспехи защитили, но ведь это означало, что телохранители его больше не прикрывают! И действительно, рядом никого не было, Гордиан скакал в полном одиночестве. Конь сделал последний прыжок, и черный камень остался позади…