Лучший гарпунщик - Андрей Круз

Из форта в город никого не выпускали, даже местных. Думаю, для того, чтобы кто-то, приняв на грудь, не проболтался о плане. А может и просто не хотели чтобы воинство с утра похмельем маялось, что более вероятно.

Поскольку делать было нечего, отбился я как можно раньше, завалившись на скрипучую кровать с пружинной сеткой. Хоть высплюсь, по крайней мере. И уснул как провалился, практически моментально, без снов и любых беспокойств.

Подъем объявили в четыре утра, так что я себя похвалил за то, что не стал с вечера засиживаться - выспался. Подхватился с койки, оделся, побежал к умывальнику, возле которого быстро собиралась толпа. Снова себя похвалил, на этот раз уже за проворность, успел одним из первых. Завтрак все жевали без особого аппетита, еще не проснулись, хоть готовила кухня форта хорошо, жаловаться грех.

В казарме потрошили тюки с боекомплектом, каждый норовил взять патронов побольше. Я тоже не отставал, догрузился к штатным двум сотням, так что рюкзак начал серьезно оттягивать плечи. Вес-то у патронов раза в два с чем то больше, чем у наших «гвоздей» пять-сорок пять. Но три сотни патронов взял помимо всего остального, в бумажных пачках, обмотанных нитками. Выдали всем по четыре гранаты, похожих на обрезки труб, с торчащими хвостиками запалов. Ну, вроде и нормально.

Еще и рассветать не начало, как наш отряд, выстроившись в колонну по два, прошел через город. За нами топали три мула, груженные всяким железом и ящиками - отделение огневой поддержки, получается. Только шли с ними не трое, как Иван огласил нам численность расчета, а четверо. Ошибся, получается. За мулами шли еще пешие взводы из состава местного ополчения, всего численность до роты доходила, примерно.

Сапоги дружно топали по мостовой, иногда у кого-то звякало железо, все сосредоточенно молчали. Настроение было таким… чуть возбужденным и в то же время решительным. На войну ведь идем, теперь-то это стало ясно всем. Не на шхуне путешествуем к месту, а вот прямо построились - и пошли именно воевать.

Темно в городе, лишь редкие огни за стеклами домов, а на улицах так вообще хоть глаз выколи. Фонари здесь только в центре, а нас явно стараются по окраинам вести, мимо порта. Берегом, склады да лабазы, а потом просто каменистая дорога, ведущая вдоль сперва пляжа, а потом понемногу поднимающаяся в гору.

Понемногу светать начало, уже привычное огромное солнце поднималось из лохматых черных джунглей, раскинувшихся перед нами. Ночная прохлада быстро отступала, уступая место привычному дневному зною. Мне еще подумалось, что в тот день, когда я попал сюда, в Москве царила грязная и мерзкая, ветреная, холодная весна. Та самая, которую я ненавидел примерно так же, как и московскую осень, ну разве совсем чуть-чуть поменьше. А тут пожалуйста, курорт настоящий. Пусть подчас жара и зашкаливает - а все одно лучше, чем слякоть и холод. И цветет здесь все круглый год, и зелень кругом, и море теплое.

Не вовремя вроде бы пробило на мысли о климате, но это только кажется. Сейчас вот солнце взойдет окончательно, жара плитой перевернутой навалится сверху, вот и надо заранее себе объяснить, что все не так уж и плохо. Настрой другой получится, куда более конструктивный.

Винтовка чуть покачивается, пружиня, на брезентовом ремне, который я заранее подогнал так, чтобы можно было локоть в распор вставлять. В подсумках патроны в обоймах, в ранце - в пачках. Под ремнями подвесной уже понемногу потеть начинаю, и не только я, у других на рубашках тоже пятна расплываются. Спина под ранцем тоже взмокнет скоро, даром что тот овчиной подбит. Но все равно лучше так. Не нравится - представь что ты идешь по морозу под сорок и сопли в носу замерзают - и сразу настроение исправится.

- Здравствуй, человек божий, - послышалось справа от меня.

Обернулся и обомлел от удивления - со мной в ногу брат Иоанн идет, улыбается чуть ехидно.

- И тебе здравствовать, - проявил я вежливость. - Какими судьбами?

- Служба такая, - ответил он. - Пойду с вашим отрядом.

Одет он не так как там, в канцелярии, разумеется. Форма военная, как у солдат церковных, шляпа-панама, на плече, стволом вниз, «левер» под револьверный патрон висит, на поясе - револьвер. Те же рыжие сапоги и ремни, все как у вояк, только на уголках воротника кресты церковные.

Решив, что плевать на скрытность, любопытство куда сильнее, спросил, не удержался:

- А что за нужда с нами идти?

- Как что за нужда? - вроде как удивился он вопросу. - Церковь эту экспедицию благословила и даже инициировала, вот и должно смотреть, что как пройдет. Опять же правосудие осуществить в походе при нужде, или другое что.

- То есть не из-за меня ты здесь? - уточнил я, решив идти на откровенность, больно уж осточертели все эти танцы вокруг да около.

- Как сказать, как сказать, - усмехнулся брат Иоанн. - Один из нас все равно с вами идти должен был, а вот почему именно я - ты догадываешься наверное.

При этом церковник скосил глаза на моего соседа в строю, уже прислушивающегося к разговору. Это верно, зачем здесь все при всех выкладывать, всему свое время. Раз уж брат Иоанн с нами пошел, то наверняка будет случай поговорить, ни капли в этом не сомневаюсь.

После четырех часов марша, когда все уже заметно устали, объявили привал. Место выбрали правильно, рядом с рощей акаций, где можно было укрыться в тени.

- Скорпионов опасайтесь! - крикнул кто-то из новофакторских командиров. - Если кого в задницу ужалит - сам до города побежит, а потом еще и взыскание получит.

Предупреждение было уместным, этих насекомых, как оказалось, здесь хватало. Я и сам одного рыжего сапогом растоптал, а второй убежал от меня под камень, каких здесь было навалено великое множество. Брат Иоанн предсказуемо присел рядом со мной. Отпил из большой фляги, висящей на ремне через плечо, неторопливо закрутил крышку. Я инициативы не проявлял, ждал, когда он заговорит.

- Иван Большой говорит, что ты в военном деле разбираешься, - сказал Иоанн. - Не вспоминается тебе, откуда знания?

Я просто отрицательно покачал головой. Иван многозначительно хмыкнул, подумал немного, потом все же сказал:

- Не сходится у меня очень многое, если честно. Насчет тебя не сходится. Ни говор твой мне не знаком, и пишем мы по-другому, и не хочется тебе, как я понял, самого себя искать, выяснять, откуда ты и зачем. Удивляет это все.

- Люди разные, - расплывчато ответил я ему. - Кому-то есть дело до своего прошлого, а кому-то только до настоящего. У меня вон девочка на попечении, о ней заботиться надо…

- Любимая женщина, - продолжил за меня Иоанн, - от соседей уважение, чем не жизнь, верно?

- Верно.