КАРОЛИНЕЦ - Рафаэль Сабатини

Миртль разжала губы, собираясь что-то возразить, но губернатор предостерегающе поднял руку:

– Все, о чем я прошу вас, мадам – ответить на один-два вопроса. Прежде всего, сообщал ли вам вчера майор Лэтимер о том, что генерал Линкольн тайно заходит в тыл британской армии?

Миртль не дала определенного ответа. Она вдруг ощутила, что вся ее непоколебимая решимость говорить правду и ничего, кроме правды, разом рухнула после первого же заданного ей вопроса. Она затравленно взглянула на Ратледжа, потом на Лэтимера; лица обоих были суровы и напряжены.

– Отвечайте, мадам, – сурово сказал Ратледж.

Миртль опустила глаза.

– Да, – едва выдохнула она.

В первый момент все онемели. До последней секунды грозные судьи, вопреки очевидному, внутренне сопротивлялись признанию вины Лэтимера.

– Черт! – вырвалось у Гедсдена.

Добродушная физиономия Молтри вдруг потемнела. Он развернулся в сторону Гарри.

– Господи! Вот лицемерный предатель! – прогромыхал генерал, и Лэтимер вздрогнул, как от пощечины.

– Нет! Нет! – отчаянно закричала Миртль, и голос ее был скорее сердитым, чем испуганным. – Как вы можете! Вы же знаете, генерал Молтри, что это не так! Вы знаете его всю жизнь, он рисковал собой ради вашего дела. Неужели вы сомневаетесь, что если он и рассказал мне, то безо всякой мысли об измене. Он рассказал только из любви ко мне, из сострадания, чтобы успокоить мучившие меня страхи.

– Всем нам известны прошлые заслуги мистера Лэтимера в борьбе за свободу, и мы не предполагали ничего иного, мадам, – заверил Ратледж, словно упрекая Молтри, и перевел взгляд на Гарри.

Лэтимеру показалось странным, что тот, на чью дружбу он в этот трудный час так рассчитывал, выступает против него, тогда как человек, к которому он относился неприязненно, старается сдержать резкие колебания весов правосудия.

Тем временем Ратледж, не сводя с Гарри своих темных глаз, продолжал тем же ровным тоном:

– Несдержанность и неблагоразумие с самого начала отмечали его поступки и сводили на нет многие его благие намерения. По этой причине он иногда оказывал нам медвежьи услуги. Это самое большее, в чем мы его сейчас обвиняем. Однако в последнем случае несдержанность является почти таким же серьезным проступком, как шпионская деятельность, и заслуживает такого же сурового наказания.

Он заметил, что миссис Лэтимер вся сжалась и лицо ее исказила гримаса. Губернатор помедлил немного, чтобы дать ей время совладать со своими чувствами и задал следующий вопрос:

– Следовательно, вы, мадам, понимая, из каких соображений муж поделился с вами секретными сведениями, не посовестились немедленно передать их вашему отцу?

– А вот этого я, точно, не делала! – горячо возразила Миртль. – Я готова поклясться в каждом своем слове, мистер Ратледж.

– Миссис Лэтимер, клятвами не опровергнуть фактов. А факты можно установить. Вашего отца арестовали через четверть часа после вашего ухода от него. Во время ареста он как раз заканчивал письмо, лежащее сейчас передо мною – письмо, написанное шифром. Одно это уже доказывает, что оно предназначалось врагу. Шифр этого письма сродни тому, который использовался в записке, обнаруженной позавчера у вражеского агента.

– Я ничего не знаю об этом, сэр. Ничего. Ни вчера, ни в другое время я не сказала ни слова ни моему отцу, ни кому бы то ни было еще о том, что узнала от мужа.

– Безусловно, господа, – вмешался Лэтимер, – при отсутствии других доказательств достаточно ее утверждения. А сверх того, что я – предатель, ничего доказать нельзя. За это, повторяю, я понесу ответственность сполна. Но не надо, прошу вас, подвергать мою жену дальнейшей пытке.

Миртль посмотрела на него, в ее глазах зажегся свет нежности и удивления. Она сознавала, в какой оказалась западне, но эта защита, его готовность заслонить ее собой согрели Миртль и приглушили все остальные чувства. Она знала, какою была в его глазах: он считал ее виновной в измене, которая подтверждалась всей открывшейся ему ложью. Гарри уверен – и он имеет на это право, – что ее ложь скрывала двойную измену. И все же, несмотря ни на что, он принимает на свою незапятнанную совесть всю вину и весь позор за это преступление, не боясь поплатиться жизнью и умереть презираемым и обесчещенным.

Это прибавило ей сил рассказать все – хотя бы для того, чтобы он смог, наконец, узнать правду.

Голос Молтри, их друга, вывел ее из задумчивости своей неприязненной интонацией:

– Вы забываете, сэр, что миссис Лэтимер уже призналась. Вы рассказали ей…

– Но не она – своему отцу! – грубо перебил Лэтимер. – Я рассказал это ей, точно так же мог рассказать и другому. Почему бы и нет? Мистер Ратледж поведал здесь о моей болтливости и несдержанности. Что мне мешало не ограничиться только моей женой?

– В настоящий момент, – прервал его Ратледж, – нас интересует лишь то, что вы доверились ей. – И он отвернулся к Миртль. – Миссис Лэтимер, скажите, с какой целью вчера вы нанесли визит своему отцу?

– Разве есть что-нибудь необычное в посещении отца дочерью? – фыркнул Лэтимер.

Ратледж постучал карандашом по столу.

– Попрошу вас, майор Лэтимер! Если вы не в состоянии держать себя в руках, я допрошу свидетельницу в ваше отсутствие. Пожалуйста, миссис Лэтимер.

Она произнесла низким, грудным голосом:

– Чтобы вы поняли все до конца, нужно начинать издалека. И даже тогда вы, вероятно, мне не поверите. Я могу только повторить и готова присягнуть, что скажу вам всю правду.

Ее слова произвели на всех странное впечатление, будто предвещали новые неприятные открытия. Видимо, этот неофициальный допрос только начинается.

– В феврале, когда мой отец вернулся в Чарлстон и слег от опасной болезни, – начала Миртль, – я пришла к нему, чтобы помириться и выполнить свой дочерний долг. Он находился в очень тяжелом состоянии. – И она изложила историю своей первой встречи с квакером и разоблачения Нилда. Подробности этой истории поразили всех, и особенно Гарри: у него было такое чувство, будто Миртль собственноручно отдала Мендвилла – своего любовника! – в руки палачей.

Молтри хотел было что-то вставить, но Ратледж его остановил. Ум законника требовал неукоснительного соблюдения процедуры.

– Минуточку, минуточку! Позвольте миссис Лэтимер закончить.

– Подозревая его в шпионаже, я собиралась сразу же сообщить о нем мужу. Но он убедил меня, что, несмотря на измененную внешность и другое имя, его прибытие связано только с недугом моего отца. Отец, как некоторые из вас, очевидно, знают, лишив меня наследства за то, что я вышла за… мятежника, сделал своим наследником Роберта Мендвилла. Мне казалось правдоподобным, что в данных обстоятельствах свой интерес, да и забота тоже, привели его к постели почти безнадежно больного отца. Я поверила. Кроме того, он поклялся немедленно уехать и не возвращаться в Чарлстон до конца войны. И я… сохранила все в тайне. – Она сделала паузу и затем продолжила. – Позавчера, когда Гарри прилег ненадолго отдохнуть, пришел мистер Миддлтон и сказал, что мужа хочет видеть квакер по имени Нилд. Я страшно рассердилась и… испугалась. Я сразу же спустилась вниз и здесь, в этой самой комнате, нашла этого человека. Я принялась отчитывать его за нарушение честного слова, за ложь, с помощью которой он заставил меня молчать. Теперь-то ведь стало ясно, что все было ложью. Я вновь решила немедленно рассказать обо всем мужу… – Миртль перевела дух.