КАРОЛИНЕЦ - Рафаэль Сабатини

– Боже мой! Ты не представляешь, Том, что ты наделал! – с горьким упреком воскликнул Гарри.

– Я знаю, что спас тебя, – мрачно буркнул Том. – Ты, безусловно, не в своем уме.

– Да? Тогда спроси ее. Спроси Миртль, есть ли у нее повод для благодарности.

– Что такое? – сипло переспросил Том с округлившимися глазами.

В дверях появился Шабрик, отсалютовал и вытянулся по стойке «смирно».

– Сэр, генерал приветствует вас и приглашает немедленно к себе.

Лэтимер обреченно склонил голову, и Шабрик удалился. Мгновение Гарри стоял, вглядываясь в жену, рыдания которой внезапно стихли, а душа сжалась от нового страха. Затем Гарри грустно улыбнулся другу.

– Позаботься о ней, Том, – сказал он и начал спускаться вниз по лестнице. Его преследовал голос сына, который нетерпеливо звал его по имени.

Глава XVI. ДОПРОС

Шабрик ждал у двери библиотеки и распахнул ее перед майором.

Лэтимер ступил в комнату и увидел там четырех человек: Молтри, Гедсдена, полковника Джона Лоренса и губернатора Ратледжа. Лица всех четверых были необыкновенно мрачными. Трое военных были его старыми друзьями, людьми, которые его уважали и ценили; двое из них дружили еще с отцом Лэтимера. Характер и темперамент Ратледжа всегда дисгармонировал с характером и темпераментом Гарри; между ними никогда не исчезала какая-то не поддающаяся определению враждебность. И все же, несмотря на это, каждый из них питал по отношению к другому сдержанное уважение, и до последнего момента они не могли упрекнуть друг друга ни в одном бесчестном поступке.

Лэтимер сразу понял: эти четверо собрались здесь, чтобы судить. Они подвергнут его краткому, в большей или меньшей степени неофициальному допросу, и если Лэтимер не сможет сейчас убедить их в своей невиновности – ведь ясно, что случившееся они вменяют в вину именно ему, – то этот допрос станет прелюдией к трибуналу, перед которым он вскоре предстанет.

Ратледж, как и следовало ожидать, начал первым. Лэтимер прекрасно представлял себе ярость, клокотавшую в душе губернатора после провала взлелеянного им плана, при мысли об упущенной в результате чьей-то измены возможности. Подобной возможности им, вероятно, больше не представится. Тем не менее, Гарри никогда не видел Ратледжа внешне более холодным, сдержанным и учтиво-официальным, чем сейчас.

– Майор Лэтимер, – проскрипел Ратледж, – вчера, когда я был вынужден, восставая против здравого смысла, поделиться с вами планом кампании, выработанном мною совместно с генералом Линкольном, я предупреждал, что с вами или генералом Молтри – единственными посвященными в тайну – обойдутся очень сурово, если она будет преждевременно разглашена. Случилось то, чего я боялся. Британцы вовремя избежали западни, и наша несчастная страна еще на месяцы, если не на годы, обречена вести войну со всеми ее бедствиями, ужасами и неопределенностью. Предостережение могло исходить либо от вас, либо от генерала Молтри.

– Однако не исключено, что разведчики генерала Превоста сами обнаружили приближение генерала Линкольна? – полуутвердительно спросил Лэтимер, и спокойствие собственного голоса придало ему уверенности. Он шел сюда, как на заклание, преодолевая животный страх. Но теперь, когда он был поставлен перед необходимостью защищаться, страх отпустил его, Гарри вновь обрел самообладание, и мозг его заработал быстро и четко.

– Не исключено, – согласился Ратледж, – но в данных обстоятельствах маловероятно. Более того, мы твердо знаем, что этого не произошло. Британцы держали у себя десятка два наших пленных, которых бросили в неразберихе отступления. Я говорил с этими людьми, и они положительно меня уверяли, что британский лагерь был разбужен в час ночи, после прибытия к генералу Превосту вестового с донесением о готовящемся нападении. Все это открыто обсуждалось в лагере, и пленным удалось подслушать вражеские разговоры. Немедленно вслед за прибытием гонца британцы начали быстро сворачивать лагерь.

Раздался стук в дверь, и появился Шабрик.

– Сэр, миссис Лэтимер настойчиво просит разрешения поговорить с вашей светлостью.

– Попросите миссис Лэтимер потерпеть и не уходить. Она вскоре может нам понадобиться.

Шабрик ушел, а Лэтимер шепотом вознес благодарность небесам. Его целью – единственной целью – было теперь любой ценой уберечь Миртль, спасти ее – ради сына. Его сердце наполнилось бесконечной жалостью. Лэтимер думал, что сам он уже стоит на пороге вечности. Он слабо верил, что все это может закончиться чем-нибудь иным, кроме повязки на глазах и расстрельной команды, и преходящие ценности бренного мира стали несоизмеримы с этой вечностью. Приблизившись к краю могилы, он вдруг прозрел душой и обрел острое всеобъемлющее видение и всепонимание, ведущее к всепрощению. Он больше не думал о Миртль как об изменнице, лицемерке и неверной жене, предавшей одновременно и мужа, и его дело. Теперь она представлялась ему жалким, малодушным существом, которое не нашло в себе сил бороться с обстоятельствами. Она любила Мендвилла. Несомненно, многое в Мендвилле способно пробудить женскую любовь. Первая ошибка Миртль заключалась в том, что она не осмелилась признаться себе в этом чувстве. Но эта ошибка была вызвана жалостью. Миртль благородно принесла свою любовь в жертву и выполнила обещание, которое при обручении дала другу детства. Все шло хорошо, пока Мендвилл не появился в ее жизни вторично. Это было уже выше ее сил; сыграла свою роль и дочерняя привязанность, которою она тоже поступилась, не говоря уж о привитом ей с младых ногтей почтении к короне. Миртль не смогла бороться со всем сразу.

Так рассуждал Лэтимер, из этих рассуждений и родилась безграничная жалость с примесью былой нежности – чувство, которое, по его мнению, в свое время побудило Миртль выйти за него замуж, чтобы отвратить угрожавшую его жизни опасность. Теперь настал его черед, и он обязан спасти ее – и ради нее самой, и ради их ребенка, который в противном случае останется безо всякой защиты в этом жестоком мире. Одно страшило Лэтимера: Миртль может чем-нибудь выдать себя при допросе, и тогда он не сумеет ее выгородить.

Когда Шабрик затворил дверь, Ратледж вновь обратился к Лэтимеру:

– Таким образом, ответственность за утечку информации лежит либо на вас, либо на генерале Молтри. Я полагаю, вы не собираетесь, я полагаю, обвинять его в предательстве?

– Безусловно, нет.

Ратледж наклонил голову.

– Полковник Лоренс, – сказал он повелительно, и молодой полковник с мрачно-страдальческим видом выступил вперед.

– Вашу шпагу, майор Лэтимер.

Однако здесь вмешался Молтри.