Россия – наша любовь - Виктория Сливовская

в больнице Нью-Хейвен в Соединенных Штатах, где ему предоставили убежище. Он не успел увидеть опубликованные материалы этой конференции. Они вышли в Лондоне в 1972 году благодаря усилиям Наташи. Название «Новый Колокол. Литературно-публицистический сборник» было дано в связи со знаменитым «Колоколом» Александра Герцена, пробудившего Россию в эпоху первой оттепели 60-х годов XIX века. Этот сборник включает, среди прочего, чрезвычайно интересную статью Белинкова, «Страна рабов, страна господ…» о реакции элиты русского общества на восстание декабристов, а также биографию самого писателя. Там также опубликован его рассказ (с датой 9 июля 1968 г.) о побеге на Запад, который представляется отчасти выдуманным с целью не навредить тем людям, которые помогли в его реализации. Последующих анонсированных томов издать уже не удалось.

После чтения его выступлений (например, открытого письма Федину, частично также монографии об Олеше) нам также, несмотря на чувства глубокой симпатии, уважения и восхищения автором, показалось, что он слишком опрометчиво использовал свободу слова, дав волю язвительности по отношению к писателям, павшим духом перед лицом террора, что он использовал слишком хлесткие слова, сыпал эпитетами, которые не позволил бы себе использовать при иных обстоятельствах. Так что даже его смерть не прервала наших споров с ним.

Юрий Давыдов и Слава

Юра был противоположностью Аркадия Белинкова – мягкий, улыбающийся, полный оптимизма, постоянно сидящий в архивах. Мы познакомились с ним благодаря Стасику Рассадину. Они втроем вместе с Натаном Эйдельманом были почти неразлучными друзьями. Если оказывались в Москве, то постоянно друг другу звонили; если куда-то разъезжались, то находились в переписке. Часто также проводили время вместе в домах творчества Союза писателей СССР в Переделкино, Малеевке и других. У них общие интересы: история и литература, а также одинаковое отношение к действительности, образ жизни и поведение в трудные моменты, благородство, честность во всех отношениях и, наконец, эрудиция, глубокое знание того, над чем они работают. Все трое книжные черви, а Натан и Юра обожают вести архивные поиски и ездят в поисках документов по всей России. В личном плане – отличные собеседники, полные чувства юмора и умения посмотреть на себя со стороны.

С Юрой мы сразу нашли контакт – сложно даже говорить о «начале знакомства», с первой минуты мы общались как будто всегда были знакомы. Давыдов писал исторические романы, с этим была связана его страсть к архивным поискам, кроме того, он был прирожденным рассказчиком, никогда не наводящим скуку. Этот талант пригодился ему в самый трудный период жизни – в лагере, где он (также как Аркадий Белинков или Юрий Штакельберг) провел после войны долгие годы, вплоть до «поздней реабилитации», как называли хрущевскую «оттепель». Благодаря этому таланту он оказался под защитой уголовников, которым, как у нас Януш Шпотаньский, выражаясь жаргонным языком, «тискал романы», то есть часами рассказывал действительные и вымышленные истории, свои собственные и классические, фильмы и пьесы, главное, чтобы они были о любви и с хорошей концовкой. Удовлетворение слушателей выражалось в расположении, которое значительно облегчало жизнь в тех адских условиях. В лагерях правили обычные воры и убийцы, именно они, а не вертухаи, заправляли всем.

В отличие от Аркадия Белинкова, следы тюремного и лагерного опыта не оказали такого сильного влияния на его психику. О том, что было скрыто в подсознании, о мучавших его снах, он не говорил. В любом случае, ничто не указывало на это: не было в нем ни желчи, ни сарказма, ни претензий к миру. Он был олицетворением спокойствия и понимания, видно это хотя бы на примере начала письма к нам от 24 июля 1992 года:

«Дорогие Вика и Ренэ!

Сознавая все значение „Солидарности”, я – ради солидарности с Викой – вторично отправился в больницу [ему в том числе удалили часть легкого с раковой опухолью – В. С.]. Теперь живу, но помню, где живу. Желал бы находиться вне политики. Но политикой, как вредными примесями, насыщен воздух».

Далее следовало интересное писательское вероисповедование:

«Я занялся „атомами” истории. Приведу пример, и вы тотчас поймете, в чем дело. Вот жил-был Пестель; о нем написаны горы. Жил-был денщик Пестеля, умница. О нем ничего не написано… А покамест изобразим двух мальчуганов. Один, флейтист восставшего полка, убит картечью на Сенатской площади. Другой убит осколком бомбы, сразившей Александра II и Гриневицкого. Они и стоят внимания…».

В конце письма, завершавшегося традиционными пожеланиями, он отмечает, что очень важно помнить что «краткость, известное дело, требует долгих усилий» и приводит слова Алексея Константиновича Толстого: «У того, кто много вычеркивает, глядишь, что-нибудь да останется». Такой подход к историческому материалу, плюс, конечно, повествовательный талант, завоевал его читателей. К концу жизни Юрий Давыдов стал одним из самых популярных писателей, занимающихся историческими темами, а его книги, бывшие многотиражными бестселлерами, приходилось разыскивать.

Мы имели честь и удовольствие перевести две из них: «Глухая пора листопада» о Германе Лопатине, одной из самых интересных фигур русского народнического движения, стойкого и чрезвычайно праведного человека, который решался похитить заключенных (включая безуспешную попытку освободить Николая Чернышевского из Вилюйска в Якутии). Лопатин перевел часть «Капитала» Маркса, с которым он познакомился в Лондоне. Лопатина также много раз арестовывали, он пережил не одно тюремное заключение, был приговорен к смертной казни, которая была заменена многолетней каторгой. Затем как узник Шлиссельбургской тюрьмы он был освобожден в результате революции 1905 года. Несмотря на возраст, он не прекратил своей деятельности. Лопатин был любимым героем Давыдова (он возвращался к нему несколько раз) как человек, верный идее и чрезвычайно честный со всеми, кого встречал на своем пути. В ПНР книга о превратностях судьбы революционера, даже прекрасно написанная, не могла заинтересовать читателя. Тираж, к нашему разочарованию, не разошелся.

На несколько больший отклик могла бы рассчитывать небольшая повесть, которая на польском языке называлась «Wariant afrykański» (Африканский вариант), а в оригинале на русском языке – «Судьба Усольцева», ее героем был доктор Усольцев. Давыдов рассказал об истории создания в XIX веке русской колонии «Новая Москва» в Абиссинии авантюристом Ашиновым. В начертанный им образ утопического рая на земле поверило несколько десятков людей. Они последовали за ним, чтобы убедиться в том, о чем рассказывает доктор Усольцев, как постепенно происходит крушение изначально прекрасной идеи, а созданная под африканским солнцем община вольных казаков превращается в полицейское мини-государство, управляемое жесткой рукой деспота. И это происходит не только из-за дурной воли ее организатора, но и из-за многовекового сознания членов коммуны, не приспособленных к новым условиям. Усольцев, типичный русский интеллигент-идеалист, шаг за шагом воссоздает в своем дневнике историю падения еще одной утопии в