Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Мэл Кайли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дни складывались в месяцы. Всё повторялось: мы не расставались, жили под одной крышей, выглядели господином и госпожой, однако не были близки. Каждый упорствовал в своём желании, и ни один не хотел уступить. Я страдала и видела по глазам, что он страдает не меньше, но иначе не могла. Не могла опять пройти через подобное унижение, позволить истории повториться. Понимала, что играю в опасную игру, танцую с огнём, который может обогреть меня, а может спалить дотла. Но, каким бы ни был исход, он должен был принадлежать мне одной.
Я не могла знать всей правды, но пока выходило, что Локи не принадлежал никому. Он не приходил ко мне ночью, но и в свои покои никого не впускал. Я стала хитрее, и по всему чертогу притаились мои глаза и уши. Они не следили за повелителем напрямую, однако всё подмечали и запоминали. Бога огня нельзя было в чём-либо упрекнуть. Если, конечно, он не достиг в обмане и притворстве абсолютного совершенства. Сомнения, страхи, подозрения! Снова, и снова, и снова! Я знала, что только его слово исцелит меня, заставит их исчезнуть. Та особая клятва, которую он никогда не преступал. Ведь он принял решение и не пользовался ранящим меня правом господина, но отчего так не желал отказаться от него?! Тому могла быть лишь одна причина…
Страшные домыслы разрывали меня на части, становились невыносимыми! И одним поздним вечером, когда Ида и Вали спали в моих покоях сладким безмятежным сном, я велела страже разбудить и привести ко мне Мию. Едва дождавшись сонной служанки, приказала ей выбрать наложницу — миловидную, стройную, светловолосую — и отправить её к повелителю этой ночью. Поначалу поражённая служанка не сумела вымолвить и двух слов, уставившись на меня распахнутыми непонимающими и испуганными глазами. Однако когда я попросила её проследить за выбранной девушкой и заметить, как много времени она проведёт в пос… покоях господина, Мия сообразила, что к чему, и, поклонившись, заверила, что всё будет исполнено точно в соответствии с моими пожеланиями.
Я осталась одна, если не считать посапывающих сына и служанку. Мерила покои шагами, не находя себе места, хотя голова оставалась удивительно ясной, а мысли не теряли связности и хладнокровия. Я ожидала, что всё прояснится: либо в порыве страсти он забудет об осторожности и набросится на наложницу, либо разгадает в её приходе моё распоряжение и затащит девушку в постель из мести. Непонятным оставалось лишь, на что я рассчитывала. Наверное, надеялась рассеять свои сомнения раз и навсегда. Каково же было моё удивление, когда, минуя четверть часа, в дверь негромко постучали.
— Войди, Мия, — велела я, неосознанным движением приглаживая волосы и оправляя платье. Двери распахнулись, и на пороге появился Локи. Глаза господина сверкали, пышная копна огненных волос, казалось, приподнялась, как у ощетинившегося зверя, из одежды на нём остались только свободные ночные штаны, впрочем, не скрывавшие степени его возбуждения. Растерявшись, я сделала шаг в глубь опочивальни.
— Посмотри на неё, — протянул привлекательный ас, стоило створкам захлопнуться за спиной. Он бросился ко мне и схватил за плечи, зажал в углу ближе к дверям. Пламя в очаге взметнулось, выдохнуло снопом искр. Жар разлился по покоям, хотя ночной ветер приносил с веранды прохладный воздух. В моей постели спали служанка и малютка-сын. — Совсем совесть потеряла! Подослала ко мне наложницу! — проговаривая каждое слово тихим, но отчётливым голосом, Локи сдавил мои плечи до боли, вынудив раскрыть рот в беззвучном крике, тряхнул и вновь прижал к стене. А затем впился в губы звериным поцелуем, сильным резким движением разорвал тонкое ночное одеяние, обнажив грудь.
Я оторопела, не столько от страха и смущения, сколько от того, как яро отозвалось супругу истосковавшееся по нему тело. Склонив голову, я наблюдала, как приподнялась грудь, как на ней проступили напряжённые соски, как бёдра против воли подались вперёд — жаркие, пышущие — между ними тянуло и ныло от нестерпимого возбуждения, и ощущала, как краснели и наливались тяжестью щёки. А его острый язык в то время вытворял такое, что впору застонать, если бы не занятый рот. Как бог лукавства умел целоваться — разве передать это словами! С какой неуправляемой животной страстью и упоением, с беспрекословной уверенностью и настойчивостью.
Одной рукой Локи упирался в стену рядом с моим лицом, всем телом прижимал спиной к холодному камню, который не облегчал моих эротических страданий — любовник был слишком близко, непростительно близко, и обретал полную власть над моей неверной плотью. Другая ладонь — крепкая, горячая — блуждала по груди, сжимала и гладила, пропуская соски между пальцев, чередуя боль с нежностью. Его поцелуи перекинулись на мою шею, рождая множество колких мелких мурашек и ритмичные импульсы, отдававшиеся в промежности. Он не спускался ниже пояса, однако я уже была взбудоражена настолько, что, казалось, могла сорваться от одного неосторожного прикосновения.
— Локи… Наш сын… — простонала, едва владея собой, собирая остатки разума и воли. Всё моё тело и особенно самые чувствительные его части ныли и напрягались до боли, ноги слабели и подгибались. Однако бог обмана вжимал меня в стену с такой силой, что я не смогла бы упасть, даже если бы захотела. Я ощущала каждое мимолётное движение крепкого тела, каждую случайную дрожь, каждое прикосновение мест подобающих и не подобающих вовсе! Запах мужа щекотал ноздри, дразнил обоняние.
— Раньше надо было думать, — оборвал он и коснулся моих губ, но не дал пленить себя поцелуем, ударил затылком о камень — не применяя силы, а только в назидание. Я зажмурилась, закусила губу. — Я возьму тебя прямо здесь и сделаю с тобой всё, чего захочу. Ты в моей власти, — ловкие подвижные пальцы спускались ниже, перебирали складки платья. Проникнув за край одежд, он пробежался обжигающими прикосновениями по внутренней стороне бедра, коснулся средоточия моего наслаждения, скользнул по нему раз, другой, плавно надавливая, вырывая стон из моей груди — громкий и откровенный. Ида что-то проговорила во сне, перевернулась, но не проснулась. Её слабый голос заставил меня замереть от стыда.
— Но ты ведь вовсе не этого
