Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

А они потому и запутываются, что параллельно им, если даже не в их основании, происходят разрушительные мутации в духовных основах национального бытия. Попытки насильственного внедрения идей, не укорененных в национальной почве, провоцируют не только естественную реакцию сопротивления духовному насилию, приходящему из вне, со стороны чуждых начал духовного бытия, органично не вырастающих из национальной и исторической почвы и среди них, в первую очередь, против таких, которые отмечены печатью откровенного снижения свойств высокой духовности человеческого бытия. Такие попытки чреваты ответной реакцией и пассивной стороны русского характера: когда отрицание того, что представляется не своим, формальным, чуждым, перерастает в циничное отторжение любых идеалов, в правовой и нравственный беспредел - в отрицание всяких норм, ценностей и смыслов.

Насилие над основами национального духа не проходит бесследно. Именно оно рождает бездуховность - самый опасный продукт деградационных процессов в национальной истории, опасный в той степени, в какой вслед за потерей духовных ценностей и смыслов бытия национальная история теряет свой национальный характер и вслед за этим всякую модернизационную перспективу. Ведь историческая модернизация - это не нечто рядоположенное с национальным духом, а закономерный результат его объективации в истории. Модернизационный прорыв в истории - это всегда прорыв человеческого духа, он с него начинается, к нему стремится и в нем воплощается.

В данном же случае важно другое - тенденция к запаздыванию модернизационных исторических процессов и ее последствия, неэффективность самих процессов модернизации порождают массовую и вполне оправданную волну недовольства сложившимися социально-экономическими и политическими реальностями. И это закономерно, но парадокс заключается в другом: недовольство сложившимися формационными реальностями перерастает формационный масштаб, превращаясь в цивилизационное. И это больше чем парадоксально, это преступно, так как одно дело недовольство тем, что есть в России, а другое дело недовольство самой Россией, желание на волне исторической модернизации преодолеть саму национальную и историческую Россию. Определяющую роль в такой переориентации исторической модернизации с формационных целей на цивилизационные и, даже сверх того, на цели цивилизационного переворота играет вненациональная Россия. Но следует считаться и с другой стороной вопроса, с особенностями исторической модернизации в России и с логикой поведения в модернизационнных процессах ее властной элиты, создающей благоприятный климат для вызревания самой идеологии бегства от России и связанного с ней вненационального субъекта.

И, наконец, последнее - событие, предопределившее судьбу России и при этом в той самой мере, в какой раскололо и закрепило раскол субъектной базы России на национальную и вненациональную Россию - Октябрь 1917-го. Он занимает в истории России совершенно особое место, ибо до него феномен вненациональной России не был институализирован в истории России, не мог обрести статус господствующего исторического субъекта. Октябрь 1917-го, совместив социальную революцию, самый радикальный за всю историю человечества формационный переход с еще более радикальным цивилизационным переворотом, ставшим для России полномасштабной цивилизационной катастрофой, в итоге цивилизационно расколол российское общество на национальную и вненациональную Россию: на ту, для которой Россия - это абсолютный максимум исторического существования, всего, что существует или может существовать в истории, и на ту, для которой Россия - это недоношенное, больное дитя истории или, даже хуже того, вообще историческая аномалия, которую, как аномалию, следует преодолеть, и чем быстрее, тем лучше. Такой раскол был неизбежен, так как России навязали историческое самоопределение не на основе цивилизационной и национальной идентичности, а на основе их преодоления.

Россия - цивилизационно, а потому национально не объединенный социум. Это расколотая цивилизация, так и настолько, что мы до сих пор не можем преодолеть гражданское противостояние в обществе, всякий раз при обострении системных противоречий в России грозящих перерасти в полномасштабную гражданскую войну. Мы расколоты прежде всего своим комплексом нациобоязни быть русскими в своей собственной истории и творить ее как русско-российскую.

При этом сами противоречия в России, как системные, постоянно подпитываются цивилизационным расколом России. Всякое противоречие в России быстро приобретает масштаб системного именно потому, что в России есть субъект, вненациональный, не идентифицирующий себя с Россией, с локальностью ее цивилизации, с системой ее архетипов социальности, культуры, духовности, вся буйная и исторически безответственная активность которого направлена на объективацию и опредмечивание своей неидентичности, в итоге и, по сути, на преодоление России как России. Вот почему всякое изменение в России легко доводится до системного и превращается в системное, так как всякое изменение в России стремятся превратить в изменения самой России, в слом основ ее цивилизационной идентичности. Вненациональная Россия свою неидентичность исторической и национальной России хочет навязать всей России и при этом источник своей неидентичности видит в самой России, в ее мнимой исторической, культурной и духовной неполноценности, которая и служит для нее оправданием не только собственного существования, но и всех форм ее активности в России, любых насилий над ней.

Таким образом, между цивилизационным расколом России, господством в ней вненационального субъекта и существованием России в режиме постоянных исторических потрясений есть прямая зависимость. Есть просто субъект, который несет особую историческую ответственность за все исторические потрясения России в XX веке, за втягивание России в системные противоречия, за кризис идентичности, за навязывание России вместо логики исторической модернизации логики цивилизационного переворота. Это - вненациональная Россия. Она именно вненациональная и именно Россия. И этот парадокс нуждается в объяснении.

Раскол России на национальную и вненациональную - это цивилизационный раскол. Он отличается от формационного тем, что это не классовый раскол, а потому инициируется не противоречиями в отношениях к собственности и власти, а противоречиями в отношениях к генетическому коду истории, к системе архетипов социальности, культуры, духовности, к самому способу их проживания в истории. Это раскол на тех, кто себя идентифицирует с ними, и на тех, кто дистанцируется от них, на тех, для кого они святыни, и на тех, кто хотел бы преодолеть их в себе или, в крайнем варианте, вообще их не имеет в себе и именно поэтому не хочет их терпеть и около себя. Это не расовый и даже не этнический раскол, хотя этническая составляющая, как участвующая в нациообразовании, и имеет отношение к цивилизационному расколу. Но она не определяет его сути, ибо до конца не определяет принадлежность к нации и, тем более, к локальности цивилизации. И это имеет принципиально важное значение.

В самом деле, человек может принадлежать к одному этносу, а идентифицировать себя с другой нацией. И это не должно удивлять. Этническое - это предельно объективное в человеке, в конечном счете, это состояние его тела, вся совокупность его антропологических особенностей, большей частью передаваемых по наследству. Этничность - это наследуемый признак. Человек не свободен в том, чтобы быть представителем того или иного этноса, в этом он зависим от генов, от своих родителей, с этничностью которых он себя и идентифицирует. Нация же - это состояние души, совокупность социокультурных особенностей, которые человек осваивает прижизненно методами научения. Национальность - это признак благоприобретенный. Вот почему человек свободен в том, чтобы быть представителем той, а не иной нации, к которой он должен был бы принадлежать этнически, свободен национально самоопределиться в зависимости от того, с какой историей, культурой и духовностью он себя идентифицирует.

Национальность - это подчеркнуто идентификационный признак, менее объективный, чем этничность, более субъективный, а потому во многом персоналистический, связанный с тем, как в личности переживается история, культура, духовность данной нации, что они значат для нее, чем они стали в ее душе - святынями или нечто близким к ничто. А потому степень национальности не зависит от степени этничности, она зависит от степени идентичности, идентификации себя с национальными святынями в истории, культуре, духовности. Так что, к примеру, можно быть русским этнически, но не русским национально и, наоборот, русским национально, но не русским этнически. Но в любом случае, в отличие от национальности, этнически нельзя не быть, ибо человек уже рождается с определенным набором генов этничности.