Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс

Ла Фосс подчинился. Руки у него тряслись.

– Зачем? – прошептал он.

– Я хочу, чтобы ты оставался в этом положении, пока я не вернусь. Понимаешь?

Плечи святого отца опустились – он явно испытал облегчение:

– Хорошо.

Правой рукой иоаннит взялся за ручку двери, которая была чуть-чуть приоткрыта. Удерживая дверь, он со всей силы воткнул кинжал в ладони священника, пригвоздив их к дереву. От вопля Ла Фосса кровь стыла в жилах. Тангейзер толкнул дверь, так что она наполовину открылась, потянув за собой Филиппа. За его скорчившимся от боли телом рыцарь уловил в конце коридора какое-то движение.

– Выходите, трусливые ублюдки! – крикнул он, дождавшись паузы в воплях Ла Фосса.

Повернувшись, иоаннит выбежал на залитую дождем улицу. Он схватил спонтон, нырнул в арку церковного входа и остановился перед двойным архитравом, после чего перехватил спонтон, взяв его, как дровосек берет топор. Пальцы его правой руки касались стены, левая нога была впереди, глаза не отрывались от прохода. Наконечник пики длиной в один фут, с двумя боковыми отростками, был насажен на пятифутовое древко с заостренным противовесом на конце. Тяжесть оружия успокаивала. Тангейзер услышал голоса – напряженные, но не испуганные. Его противники совещались. Никаких молитв за Ла Фосса, крики которого доносились изнутри.

Самым разумным было отправить трех человек наружу, а двоих – в коридор, чтобы окружить рыцаря. Нельзя было позволить всем троим выйти на улицу. Если второй убийца доберется до порога, Матиас его устранит. Но тогда внутри останется третий, невидимый и держащий на прицеле вход. Придется вернуться к тем двоим, что в коридоре, которых задержит – а если повезет, то и остановит – Ла Фосс.

Голоса смолкли. Послышались приближающиеся шаги.

Никто не решится бежать, положив палец не спусковой крючок арбалета, – слишком велика была вероятность непроизвольного выстрела. Из церкви выскочил первый из наемников Ле Телье: его арбалет был наполовину опущен, а правая рука сжимала рукоятку. Он успел сделать два шага, прежде чем заметил госпитальера, и в этот момент в арке показался второй головорез.

Матиас быстро шагнул вперед и отрубил первому убийце руку у самого локтя. Арбалет упал на землю. Тангейзер повернулся к проходу.

Второй наемник резко затормозил и покачнулся. Его лысый череп шелушился от солнечного ожога. Он поднял арбалет, но иоаннит отступил в сторону и плашмя ударил лезвием спонтона по тому месту, где стремя соединялось с изогнутым ложем. Арбалет качнулся вниз и выстрелил. Стрела вонзилась в засохшую грязь на улице, так что торчать осталось одно оперение. Рыцарь повернул лезвие пики и проткнул убийце горло. Почувствовав, что достал до позвоночника, он отступил назад и одновременно поднял пику. Послышался скрежет стали о кость, и лезвие освободилось, а мертвое тело наемника упало через порог лицом вниз. Лысая голова дергалась на обмякшем теле, изо рта текла кровь, превращая пыль на дороге в жидкую грязь. А в арке прохода появилась еще одна темная фигура, подсвечиваемая сзади свечами.

Матиас прильнул к стене, и вылетевшая из темноты стрела вонзилась в деревянную стену дома на противоположной стороне улицы. Лишившийся руки наемник стоял на коленях в двух ярдах позади Тангейзера и в оцепенении смотрел на кровь, хлеставшую из рукава. Противовесом спонтона госпитальер пробил дыру у него в макушке: глаз убитого вывалился из глазницы и повис на ниточке нерва.

Затем рыцарь решил рискнуть, надеясь, что раскусил тактику врага. Он заглянул в арку.

Третий наемник натягивал тетиву, продев ногу в стремя арбалета. Единственным, что удивило Тангейзера, была скорость, с которой он это делал. В зубах убийца держал стрелу. Матиаса больше беспокоили два других головореза, чье оружие уже заряжено, но полумрак не мог скрыть того обстоятельства, что в церкви больше никого не было. Иоаннит вошел.

– Он здесь! Он здесь! – крикнул третий наемник, выхватив изо рта стрелу.

Похоже, он сам не сознавал, что голос у него охрип от страха.

Рыцарь позволил ему вложить стрелу в паз, а затем ударил спонтоном в грудь. Уклонившись от черной пенистой струи, хлынувшей из рассеченного пищевода, он выдернул из-за пояса наемника запасную стрелу и зажал ее зубами. Потом Матиас выхватил арбалет из ослабевших рук, позволил телу соскользнуть с наконечника пики в притвор и правой рукой перехватил оружие, приготовившись использовать его как дротик. После этого он прошел к двери, через которую утром попал в дом Ла Фосса.

Полуоткрытая дверь находилась рядом с алтарем в стене правого прохода. Петли у нее были слева, а открывалась она в коридор. Тангейзер проверил арбалет. Дуга стальная, паз для стрелы вырезан из оленьего рога. Наконечник стрелы напоминал гигантский гвоздь для подков. Арбалетная стрела была короткой, что было очень удобно для наемных убийц, и с сорока ярдов могла пробить стальную кирасу.

Госпитальер услышал, как священник умоляет двух оставшихся убийц освободить его – с отчаянием человека, не стыдящегося повторять свою просьбу. Однако у наемников хватило здравого смысла не делать этого. Причитания Ла Фосса, вероятно, заглушили те негромкие звуки, которыми сопровождалась смерть трех их подельников. Подойдя к двери, Матиас выглянул.

Четвертый убийца стоял, слегка присев, футах в пятнадцати от двери, спиной к Тангейзеру. За ним взывал к Господу Ла Фосс, прячущий голову между прибитыми к двери руками. Его тело загораживало добрую половину прохода. Узкое пространство затрудняло движения наемника, которому нужно было повернуться вокруг своей оси и выстрелить. Судя по движениям головы и плеч, он пытался разглядеть, что происходит позади священника.

– Мунт! – позвал он. – Черт возьми, где ты там?

Послышался приглушенный крик его скрытого от глаз товарища.

Под возобновившиеся стенания священника иоаннит шагнул в коридор, подняв руку с пикой. Наемник услышал четвертый шаг рыцаря, но узкие стены не позволяли ему повернуться, одновременно целясь из арбалета. Ему нужно было поднять арбалет, переступить ногами, повернуться и только после этого выстрелить. Не успела его стрела описать и половину дуги, как Матиас вонзил фут стали ему под мышку. Повреждения сердца и легких были такими обширными и быстрыми, что из груди наемника вылетел лишь хриплый вздох. Ногой сбросив тело с пики, рыцарь приблизился к священнику, который служил ему живым щитом.

Он толкнул Ла Фосса плечом, и тот взвыл.

– Молись громче, – сказал Тангейзер, все еще сжимавший зубами стрелу.

Отец Филипп зажмурился и принялся читать молитву.

Госпитальер снова вошел в дом, приблизился к двери в главную комнату, прислонил к стене спонтон и поднял арбалет.

– Где ты? – крикнул он. Голос его был искажен зажатой в зубах стрелой и латынью Ла Фосса.

– Выходи! – послышался ответ. – Шмидт мертв! Рикар тоже.

Матиас вошел и поднял арбалет.

Мунт, пятый головорез, стоял под дождем за порогом входной двери.

Увидев Тангейзера, он бросился бежать.

Мальтийский рыцарь подошел к двери и уперся локтем в косяк. Мунт бросил оружие, стеснявшее его движения, но все равно оставался легкой мишенью даже для неопытного стрелка. Стрела попала ему между лопаток и исчезла – Матиас только увидел, как из лужи шагах в пятидесяти дальше по улице взметнулся фонтанчик воды. Мунт выгнул спину и покачнулся на ослабевших ногах. Потом он уперся ладонями в колени и, подняв голову, посмотрел в сторону перекрестка, словно увидел там чудо. Руки его подогнулись, он упал лицом в грязь и больше не шевелился.

Тангейзер поставил арбалет на стремя и вынул изо рта запасную стрелу. Потом он вышел за порог и пригнулся, хотя ничего подозрительного не увидел. На улице ничего не изменилось – добавился только новый труп. Словно материализовавшись из солнечного света, на перекрестке появился Грегуар и побежал к нему сквозь пелену дождя.

Перепрыгнув через Мунта, мальчик захлопал в похожие на лопаты ладоши. Он смеялся на бегу своим странным смехом, поначалу так удивлявшим Матиаса. У его ног вилась лысая собака, покрытая черной коркой из засохшей человеческой крови. Грегуар растопырил пять пальцев. Госпитальер кивнул.

– Кто это? – спросил мальчик, прислушиваясь.

– Ла Фосс благодарит Бога за наше спасение, – усмехнулся Матиас.

Потом вспомнил о гробе. Возбуждение после схватки сменилось отчаянием.

– Приведи Клементину и, если не очень устал, оттащи это тело в церковь, – сказал он, указывая на Мунта.

Первые два трупа Тангейзер оттащил в притвор. Обыскав всех троих, он нашел двенадцать золотых экю и немного серебра. По дублону на каждого.

У мертвеца в коридоре обнаружилось еще четыре экю. Ла Фосс все это время дрожал и бормотал что-то несвязное, словно безумец. Взывая к милости Всевышнего, он сравнивал себя с разбойником на кресте. Госпитальер обыскал его и забрал все три золотых пистоля, которые вручил ему утром.