Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наемные убийцы любят арбалет.
Конечно. Ни фитилей, ни дыма, ни шума. И для стрельбы не требуется такого умения и силы, как для лука.
– Марсель должен знать о дуэли с братьями Юсти. Если он осторожен и готов платить, то нанял не менее четырех человек, по двое за каждой дверью, – уверенно предположил Матиас.
Возможно, наемные убийцы видели, как он проезжал мимо. Он едва не залез в приготовленную ловушку обеими ногами. Тангейзер вспомнил, что рассказал Ла Фоссу о намерении забрать свои пистолеты, – еще одна глупость, если учесть, что теперь их у него нет. Он взял в руки спонтон, достал оселок, плюнул на него и принялся затачивать наконечник и боковые зубья.
– Марсель также думает, что я могу сначала нанести визит вежливости отцу Филиппу, прежде чем подойти к гробу. По его приказу Ла Фосс будет сидеть дома, чтобы направить меня к убийцам через дверь в церковь. На месте Ле Телье я бы оставил еще одного человека в доме, чтобы он следил за священником и предупредил остальных, когда я приду, – продолжил рассуждать иоаннит.
– Марсель нанял опытных людей, а не сержантов. Наемных убийц. Наверное, за этим Кристьен приходил к Папе Полю. Поль может устроить все, что угодно. Но пять человек на одного? – с изумлением уставился на него Грегуар.
– Будем надеяться, что я себе льщу.
– Но вам не обязательно хватать приманку, правда?
– Ла Фосс знает ответы на кое-какие вопросы. И если я не появлюсь, убийцы начнут искать меня в других местах. Не хотелось бы остерегаться каждой двери и каждого перекрестка в городе. Но в двери церкви я войти не могу.
Тангейзер вытащил кинжал и принялся чертить на земле план церкви:
– Арбалеты, большое пространство и расстояние дают им все преимущества. Если хоть один окажется вне пределов досягаемости моей пики, мне конец. Вот коридор, который идет от церкви к внутренней двери дома, мимо ризницы. Это узкое место. Если я смогу устроить так, что Ла Фосс выманит остальных в коридор, они перекроют друг другу обзор и окажутся рядом с моей пикой…
Грегуар слушал хозяина с видом человека, привыкшего обсуждать подобные вещи.
– Чтобы добраться до священника, вы должны сначала разделаться с тем, кто прячется у него в доме, – сказал он неожиданно. – Но как?
Госпитальер пристально посмотрел на него, и мальчик поежился.
– Ты был вором, да? – спросил рыцарь.
Грегуар открыл рот, потом снова закрыл его и потупился.
– Не смущайся, парень, – усмехнулся Матиас. – Что я не учел?
– Дозорный предупредит их, как только вы войдете в дом. Или если войду я, или Люцифер, или Марсель. Если что-то изменится, он предупредит. И уйдет.
Пес Люцифер тем временем исследовал остатки отрезанных гениталий бандита, высохшие на солнце. Он наклонил голову и высунул язык, словно радуясь, что его участия в разговоре не требуется.
Грегуар ткнул пальцем в карту:
– Если они будут знать, что вы в доме, то не пойдут в коридор к Ла Фоссу. Разве что один человек – или двое, если их пять. Думаю, об узком месте им тоже известно. Они не новички.
Лакей был прав. Тангейзер задумался. Потом он прикинул другие варианты, но все они предполагали бесшумное устранение дозорного, то есть его глупость. Нет, так не годится!
– Я продемонстрирую им кое-какие трюки, – пробормотал госпитальер задумчиво.
– Пяти парижским наемным убийцам?
– Просто головорезам. Они привыкли стрелять купцам в спину.
Рыцарь ткнул пальцем в план:
– Ты прав, у меня не получится выманить их в коридор. Но если они поверят, что я хочу это сделать и жду их, то часть из них покинет церковь. Они войдут в парадную дверь дома, чтобы зайти сзади. – Тангейзер указал на обе стороны внутренней двери. – Окружат меня.
– Почему вы уверены, что они выйдут?
– Услышав крики Ла Фосса, они будут вынуждены что-то делать, а не просто сидеть и молиться за его душу.
Мальтийский рыцарь отдал Грегуару последний двойной пистоль и объяснил, как найти дом Ирен. Потом он приказал ему взять Клементину и кружным путем добраться до перекрестка южнее дома Ла Фосса. Мальчик не должен был появляться перед церковью, но с перекрестка ему будет все хорошо видно. Если дело закончится плохо, пусть присоединяется к остальным, если хочет, или идет своим путем, оставив себе деньги, которые честно заработал.
– Предупреждаю твой вопрос, – прибавил Тангейзер. – В драке ты не участвуешь.
Затем он пошел вдоль улицы, держа в левой руке спонтон.
У входа в церковь иоаннит остановился – так, чтобы его силуэт виднелся в просвете двери. За ступенькой была арка, дюймов на восемь ниже, обрамленная двумя каменными архитравами. Два человека, выходящие из нее одновременно, задели бы друг друга плечами. А с арбалетами они просто не поместились бы в проходе. Матиас посмотрел на гроб. Перекрестился. Ему не пришлось притворяться – горе и страдания были искренними. Изнутри не доносилось ни звука, но в зловонном воздухе города рыцарь различил новые запахи. Гнилые зубы и кишечные газы. А еще сыр. Опустив голову, госпитальер прочел молитву, чтобы не дать повода для подозрений, спровоцировав атаку. Убийцы никак не проявили себя. Хорошая дисциплина.
С востока донесся глухой раскат грома. Первые капли дождя упали в пыль.
Тангейзер еще раз перекрестился и пошел к дому священника. У порога он прислонил пику к стене и постучал в дверь. Ла Фосс сразу же открыл. Вид у него был такой, словно он пил, чтобы успокоить нервы, но вино сделало его старания скрыть страх еще более жалкими.
– А, брат Матиас. Слава Богу. – Хозяин дома отступил, освобождая проход.
– Слава Иисусу Христу и его Святым Апостолам, – ответил его гость.
Слова заглушили всхлип отца Филиппа – Тангейзер ударил его в солнечное сплетение и швырнул на колени. Дверь в коридор, ведущий к церкви, была распахнута настежь. Матиасу показалось, что он уловил ее движение. Если ему не изменяла память, петли у нее слева, а открывается она в сторону церкви.
Иоаннит схватил Ла Фосса за горло и ударил о стену.
– Сколько головорезов в церкви? – зашипел он на священника. – Не лги, я знаю ответ.
– Четыре, – пробормотал отец Филипп. – Нет, теперь пять.
– Арбалеты, ножи, мечи? Какое еще у них оружие? Вспоминай.
– Арбалеты, ножи, мечи, – повторил Ла Фос. – Больше я ничего не видел.
– Арбалеты у всех пятерых? Вспоминай как следует.
Священник закрыл глаза. Он старался вспомнить все как можно точнее.
– Да, – прохрипел он наконец.
– Доспехи, нагрудники, шлемы?
– У троих шлемы. Нагрудников я не видел, разве что они спрятаны под одеждой.
– Пистолетов нет?
– Нет, я не видел никаких пистолетов.
– А твоя работа – заговорить мне зубы и направить в церковь?
– Да. Простите меня. Господи, прости!
Тангейзер решил, что у него есть несколько минут на разговоры, прежде чем у убийц появятся основания для тревоги. Он сформулировал свои догадки так, словно это были уже известные ему факты.
– Ты устроил, чтобы моя жена остановилась у Симоны д’Обре, – заявил он. – Зачем?
– Кристьен Пикар попросил меня познакомить его с Симоной, по делу. Я представил их друг другу. Он ее очаровал. У меня не было причин подозревать злой умысел.
Малыш Кристьен отрицал, что это он поселил Карлу у Симоны.
– Симона была протестанткой, – напомнил Филиппу Матиас. – Почему он обратился к тебе, католическому священнику?
– Симона раньше была католичкой, но сменила веру. Я крестил ее в детстве. Она перешла в протестантство, когда вышла за Роже или когда он ее околдовал. Роже был известным фанатиком, воинствующим гугенотом.
– Почему Кристьен выбрал именно ее?
– Она была известным музыкантом. Ваша жена тоже – так мне говорил Кристьен. Замысел состоял в том, чтобы украсить королевскую свадьбу музыкальным символом примирения двух…
– Когда Малыш пришел к тебе со своим планом?
– После объявления о свадьбе. В конце апреля или в начале мая.
Больше трех месяцев назад.
– Симона сразу же согласилась?
– После смерти своего мужа, Роже, она выступала за мир.
– Почему Кристьен сам не пришел к Симоне?
– Не знаю. Он спросил, знаком ли я с ней, что было вполне вероятно. Это мой приход, и такие дела – часть моей работы.
– Откуда Кристьен мог знать о Симоне?
– Может, он знал Роже, которого убили в Гастине.
– Кристьен участвовал в подавлении мятежа?
– Участвовало его братство, «Пилигримы святого Иакова».
– Фанатики.
– Сторонники Святого Причастия из церкви Сен-Жак, которую построили мясники недалеко от Ле-Аля. Один хлеб, одно тело. По большей части это лишь предлог устраивать пирушки и занимать лучшие места во время мессы. Но среди них есть и воинственно настроенные – политики, капитаны милиции…
– А ты?
– Нет, нет, я далек от всего этого.
– У тебя другие интересы.
Иоаннит схватил Ла Фосса, оторвал от стены и повернул к портрету кардинала, ласкавшего своего незаконнорожденного сына. Потом он зашептал отцу Филиппу в ухо: