За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Его снова накрыло непониманием, и старший прапорщик неожиданно согнулся пополам, выкашливая из себя непонятную серую и желтую дрянь. Капитан и старший лейтенант что-то спрашивали, потом просто взяли его за плечи и повели внутрь автобуса. Пришел он в себя несколькими минутами позже, пока они то ехали, то снова стояли. В «ЛиАЗе» было еще несколько человек – знакомых и полузнакомых, и Судец успел еще уловить слова капитана про «нет, не ранен».

Прямо напротив него, на истертом сдвоенном сиденье развалился капитан, про которого старший прапорщик помнил, что он штурман из экипажа «Валерия Чкалова». Когда он снова сумел начать думать, его покоробило, что капитан сидит так вольно, когда вокруг смерть, и только потом он понял, что тот отставляет в сторону ушибленный или разбитый локоть, а лицо у него в ссадинах и опухло.

– Саркисян цел, вообще ни царапины, – обращаясь к нему, сказал летчик. – Почему армянам всегда везет, ты можешь мне объяснить?

– Я не знаю, – тупо ответил Судец, и капитан кивнул, будто услышал что-то на редкость умное.

– И я вот тоже не знаю. Но это так. Им везет всегда. Подполковника Митина того… Моего шкипера[30] того… Этого там – тоже того…

Капитан закатил глаза, и Судец неожиданно понял, что ему плохо.

– Эй! – успел позвать он, когда к летчику бросились со всех сторон сразу человека три. Одним был Копытов, командир его собственного наземного экипажа.

– Ну куда? Куда полез? Сидел бы теперь там, дурак. Что нам, штурманов уже не хватает на две машины? – приговаривал кто-то. Судец попытался проморгаться, и это помогло: муть в глазах отступила, и он понял, что видит подполковника Тонина, которого все звали «Байкал». Он был из Северобайкальска и в каждый отпуск возил с собой домой по паре приятелей ловить «правильную рыбу».

Произошедшее старшего прапорщика довольно сильно напугало. За последний час его непрерывно бросало от тихого ужаса в ярость и потом обратно, и так по нескольку раз. Он не был уверен, что все еще находится в здравом уме, и это само по себе было страшно. С другой стороны, чего ожидать от ни разу не воевавшего человека? Летчики тяжелых бомбардировщиков тоже не работали в Чечне, а в Грузии их задействовали по минимуму, на удар по объектам ПВО с большой дистанции. Но их жизнь – это и так сплошной риск, и они должны были привыкнуть, поэтому так спокойно восприняли начало войны. А его дело – это обслуживать прицельно-навигационный комплекс, оптико-электронный бомбардировочный прицел, лазерный целеуказатель, систему управления ракетным оружием. Ему хватает. Даже БКО, бортовой комплекс обороны, обслуживал лейтенант после училища. Хороший парень, но ему требовались еще годы, чтобы стать таким же «спецом», каким был он. Будут ли они у них, годы?

Уже почти спокойно старший прапорщик посмотрел в окно автобуса: на мелькающие фигуры бегущих и быстро шагающих людей, на чахлые кусты вдоль полосы. Вдалеке мотались дымные столбы – это были горящие бомбардировщики. Ему показалось, что он видит старые Ту-95, но это не было ему интересно, и Судец отвернулся.

– Витя?

Капитан Копытов смотрел на него испытующе, как жена на мужа после рыбалки.

– Слушаю…

– Ты как?

– Ничего.

– Работать сможешь?

– Смогу, товарищ капитан.

– Точно?

– Я думаю, как там дома, – не очень в тон ответил Судец. – У меня дочки напугались, наверное.

Капитан снова посмотрел непонятно и вроде бы собирался что-то добавить, но так ничего и не сказал. Потом «ЛиАЗ» остановился, и все быстро вышли. Капитан с опухшим лицом вышел одним из первых, оттолкнув пытавшегося его удержать офицера из наземного экипажа своей же машины. Судец осмотрелся по сторонам: рядом было штук десять разномастных автомобилей, человек тридцать летчиков и техников. Почему-то был даже один мотоцикл с коляской, выглядевший глупо и не к месту. Над всей картиной доминировали два огромных бомбардировщика ярко-белого цвета: «Валентин Близнюк» и второй, безымянный. Бомбардировщики готовили к вылету: наметанным глазом старший прапорщик сразу охватил происходящее.

– Витя!

Капитан подскочил сзади, уже запыхавшись.

– Слушай меня. «Девятнадцатый» твой. Приоритет – «Обзор-К». Времени тебе – двадцать минут. Понял?

Почти после каждого слова капитан с всхлипыванием набирал воздух в легкие.

– Так точно. Кто командир наземного экипажа?

– Капитан Акимов.

Судец коротко козырнул и трусцой, сберегая дыхание, побежал к бомбардировщику. Прямо под остеклением кабины было прорисовано несколько синих и желтых клиньев, цвета флага ВВС. За ними стилизованной русской вязью в две строчки было выписано имя знаменитого соратника Туполева и одного из «родных пап» самого Ту-160. Буква «В» приходилась как раз поверх старой заплаты более темного цвета, и даже одна эта мелочь придавала бомбардировщику «непарадный» вид. Как и все советские самолеты, это была машина, созданная и построенная для обороны страны, а не как повод украсть деньги. Это было видно по ней до сих пор.

Двадцать минут – это совсем немного. Вес электроники в фюзеляже «Туполева» исчислялся сотнями килограммов, но старший прапорщик Судец ориентировался в бортовых системах машины, в том самом «авиационном и радиоэлектронном оборудовании», как в родном доме. Работал он почти вслепую, двумя руками сразу: капитан изредка давал комментарии и протягивал требующийся инструмент. Прицельно-навигационный комплекс бомбардировщика был в идеальном состоянии. Иначе, разумеется, не могло и быть, именно от работоспособности «Обзора-К» зависела львиная доля эффективности как выхода на цель, так и собственно фактического применения оружия. Поэтому Судец вкладывал в работу всю душу, скалясь от удовольствия и едва не облизываясь при каждом моргании контрольного светодиода одного или другого блока. Он двигался по схеме зигзагами, тестируя цепи и блоки навигационно-прицельной РЛС и оптикоэлектронного бомбардировочного прицела в последовательности, определенной не инструкциями, а десятилетиями собственного опыта и интуицией. ОПБ-15Т был отличным прицелом, за который 60 лет назад отдали бы кисть руки величайшие летчики-бомбардировщики страны: Раков, Преображенский, Голованов, Решетников, Судец.

Прапорщик улыбнулся, проводя неоновой лампочкой над отдельно отстоящим от других жгутом разноцветных проводов и меняя руку. Прицелу и всему комплексу в целом было очень немало лет, отдельные компоненты в нем модифицировались, и заданных исходно габаритов не хватало и хватать не могло. Поэтому какие-то дополнительные блоки были выставлены «вразбивку», как детальки на самодельной детской радиостанции, собираемой на картонках. На жизнеспособность комплекса это не влияло, но зато добавляло к его обязанностям проверку не только собственно электроники, но и надежности крепления таких блоков. Тот, с которым он работал сейчас, был вывешен на одном из стрингеров, и старший прапорщик тщательно проверил динамометрическим ключом головки всех болтов, фиксирующих блок к внутренней стенке короткого аппендикса гермокабины.

– Скоро ты?

– Да вот минуту буквально… – отозвался он, не оглядываясь. – Почти вот уже…

Про минуту – это было преувеличение, конечно, но минут за пять или чуть более того он действительно надеялся завершить полноценное тестирование. Что ему дадут после этого? В системе спутникового позиционирования он ничего не понимал: она была слишком новая, и в алгоритме ее работы было слишком много неясного для него. Обслуживание таких систем было закреплено за офицером, и Судец мог его заменить только при крайней нужде, до которой пока не дошло. Тогда почти наверняка это будет астро-инерциальная навигационная система дальнего действия, имеющая почему-то смешащий молодежь индекс К-042К. Работая, старший прапорщик видел, что систему уже окучивают, причем так, что в квалификации техника сомневаться не приходится, – но мало ли, вдруг им пригодится его помощь. В нутре ракетоносца было много приборов, каждый из которых служил одной и той же цели, – дать ему возможность применить оружие и вернуться домой. Аппаратура подготовки и пуска ракет «Спрут СМ», компьютерная система управления ракетным оружием СУРО-70, ЭДСУ, – аналоговая электродистанционная система управления. И так далее, на десятки индексов и аббревиатур. Во все это были вложены миллионы старых, едва ли не золотых, как теперь кажется, рублей. Наверняка миллионы или почти миллионы человеко-часов труда рабочих, техников, чертежников, инженеров. Преподавателей, которые их учили в ПТУ и институтах. Врачей, которые лечили их в здравпунктах КБ и заводов, отстоящих один от другого на тысячи километров. Железнодорожников, которые возили детали и их заготовки через эти расстояния. И так все шире, расширяющимися кругами, – вплоть до замерзшего срочника где-нибудь на Кунашире. Который, проклиная свою судьбинушку и подвывая, наверное, от холода, служил в конечном итоге той же самой цели – дать железнодорожникам возить, врачу лечить, а работяге привинчивать болты, на которых вывешен блок «Обзор-К». Прицельно-навигационного комплекса, в первую очередь предназначенного для обнаружения и опознавания наземных и морских целей на большой дальности, а также управления средствами их поражения. В том числе такого поражения, после которого остается пятно в тысячу квадратных километров радиоактивной дохлой рыбы. Либо сотня других квадратных километров, покрытых пылающими руинами. В этом самолете чувствовалась воля. Стальная воля могучей страны, построившей его для того, чтобы никто, ни одна сволочь не посмела ударить по ее территории, по ее людям и рассказывать потом, что это было сделано во имя свобод, прав и белоснежно-святых идеалов.