Счастливый билет - Маурин Ли

— С вокзала Ватерлоо, — ответила женщина.

Лиза повернулась, чтобы уйти, как вдруг женщина окликнула ее:

— С вами все в порядке?

— В полном! — жизнерадостно воскликнула Лиза. — Я никогда еще не чувствовала себя так хорошо. — Во всех ее движениях сквозила восхитительная, головокружительная легкость.

— Вы уже завтракали?

Лиза нахмурилась, недоумевая, с чего бы это незнакомая женщина проявляла о ней такую заботу. Но вспомнить, ела она что-нибудь или нет, не смогла.

— Наверное, — ответила она.

На улице падали редкие снежинки. Коснувшись земли, они тут же превращались в грязь под колесами автомобилей. Лиза судорожно вздохнула. Ей вдруг показалось, что ее легкие наполнились льдом, и у нее вновь закружилась голова. Лиза ухватилась за металлические перила, чтобы не упасть. Слабость вскоре миновала, и Лиза остановила такси и попросила отвезти ее на вокзал Ватерлоо.

Когда она приехала в Борнмут, снег уже валил вовсю и землю покрывала скользкая корка льда. Тяжелые свинцовые тучи висели так низко над головой, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Занимался сумрачный неприветливый день, больше похожий на вечер, чем на утро. В такси Лиза молилась, чтобы Джекки по-прежнему жила в старом доме. С тех пор как она получила от подруги последнее письмо, прошло много лет, а викариев, случается, переводят в другие приходы. Так что Джекки могла жить где угодно. Наверное, следовало навести справки, прежде чем уезжать из Лондона, но в последнее время Лиза не могла мыслить связно.

Когда они остановились перед старым, заросшим плющом домом, Лиза попросила водителя немного подождать.

— Сначала я должна удостовериться, что моя подруга все еще здесь живет.

Жилище викария выглядело именно таким, каким она его запомнила: старинные красно-коричневые кирпичи, застиранные занавески на окнах, нуждающиеся в покраске оконные рамы и дверные наличники. На подъездной дорожке стояла машина, древний «моррис-майнор», ржавый и без колеса, на месте которого было подложено несколько кирпичей. Несмотря на холод, под машиной кто-то лежал. В открытых дверях гаража стоял мальчик-подросток. Человек под машиной крикнул:

— Дай мне рожковый ключ, Роб.

Мальчик выбежал из гаража и полез под машину. Лиза улыбнулась и уже положила руку на калитку, чтобы открыть ее и войти. В доме во всех окнах горел свет. «Джекки наверняка там», — подумала Лиза. Ее подруга никогда не выключала за собой свет.

Калитка скрипнула. По замерзшей траве лужайки пробежала кошка и начала скрестись во входную дверь. В углу комнаты, где когда-то праздновали свадьбу Джекки, стояла новогодняя елка, и две маленькие девочки танцевали менуэт. Их лица были напряженными, но было видно, что они едва сдерживают смех. Лиза вдруг поняла, что ей не хочется входить в дом. Она посмотрела на свою руку, лежащую на калитке. Снегопад и не думал прекращаться, и вскоре рука Лизы покрылась белым саваном. Так что же удерживает ее на месте? Дом выглядел теплым и уютным, а она по-прежнему мерзла на улице. В неподвижном воздухе до нее донеслись звуки музыки, это была джазовая аранжировка «Тихой ночи»[99].

В окне верхнего этажа появилась женщина. Она смотрела на автомобиль, стоящий на подъездной дорожке, на ее лице читалась тревога. Джекки! Располневшая, степенная матрона в ореоле поседевших волос. Приподняв окно на несколько дюймов, Джекки крикнула:

— Ноэль! Роберт! А ну, марш в дом! Вы там замерзнете до смерти в такую погоду! — Она с грохотом опустила оконную раму, но тут же вновь открыла ее, сообщив: — Кофе готов.

Стоявшую у калитки Лизу Джекки не заметила: покрытая снегом, она превратилась в часть окружающего ландшафта. Через несколько секунд Джекки появилась в той комнате, где все еще кружились в танце девочки, и они втроем вышли оттуда. Мальчики вылезли из-под машины и побежали к дому. Сейчас, скорее всего, они соберутся в кухне и усядутся за большим деревянным столом с поцарапанной столешницей, будут пить кофе, подшучивая друг над другом. Любящая, заботливая семья.

Лиза словно приросла к месту, не в силах пошевелиться. На нее вдруг обрушилось сокрушительное осознание того, что она отдала бы все на свете, все, до последнего цента, только бы иметь такого мужа, как Лоуренс, и таких вот детей. Это было все, чего она хотела от жизни, все, о чем мечтала. Лиза испытала приступ черной зависти к Джекки, у которой было все, тогда как у нее — ничего, кроме дома, полного неудачников, и жалкой пародии на семью, которая ничего не значила ни для нее, ни для остальных. У нее отняли даже Сабину, ее последний шанс обзавестись ребенком.

Еще никогда в жизни Лиза не чувствовала себя такой одинокой. Какая-то часть ее стремилась уйти от жгучего холода, постучать в дверь и позволить встретить себя с распростертыми объятиями, расцеловать, накормить и обогреть, а другая знала, что от этого станет только хуже — она будет чувствовать себя чужой на этом празднике простых человеческих радостей.

Вернувшись к ожидающему такси, Лиза сказала водителю:

— Отвезите меня обратно на вокзал, пожалуйста. Очевидно, я все-таки ошиблась адресом.

Возвращение в Лондон в практически пустом вагоне обернулось для Лизы настоящим кошмаром. Она буквально окоченела; ей казалось, что кровь застыла у нее в жилах, но потрогав щеки, Лиза убедилась, что они горят, как в огне. Контролер с тревогой взглянул на нее.

— С вами все в порядке, мисс?

— У меня все хорошо, — лязгая зубами, ответила она.

После его ухода Лиза почувствовала, как по ее щекам текут слезы, хотя и не могла понять, отчего плачет. Небо стало таким черным, каким бывает только ночью. Разыгралась настоящая метель, и сильный ветер швырял комья снега в вагонные стекла. Внезапно за окном появилась мама в розовой пижаме. Она летела рядом с поездом, с мольбой протягивая к ней руки. Лиза закричала и попробовала открыть окно, чтобы втащить маму внутрь и спасти от холода, но оно было закрыто наглухо.

Внезапно нахлынула тошнота, и Лиза упала обратно на сиденье. Любое движение требовало чрезмерных усилий. Сидеть прямо — и то было невыносимо тяжело. Лиза попыталась выпрямиться, но тщетно. Медленно, не имея больше сил сопротивляться, она повалилась набок.

Потом ей скажут, что ее, без сознания и в бреду, обнаружил контролер, когда поезд прибыл в Лондон.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

«Где я?»

Комната была пуста. Лиза лежала в постели. Через открытую дверь доносились громкие веселые голоса и смех. Она огляделась по сторонам; высокие стены, выкрашенные в зеленый цвет, белые занавески, мягкое кресло, маленький столик, на котором в выщербленной вазе стояли розовые гвоздики, и еще несколько букетов на подоконнике. Ее сумочка лежала на комоде рядом с кроватью, по соседству с металлической выключенной лампой. Это явно была не гостиница. Лиза не помнила в точности, но была уверена, что гостиничный номер выглядел гораздо роскошнее этой комнаты.

— Ага, наконец-то вы очнулись! — В комнату вошел молодой человек в белом халате.

— Где я?

— В больнице Святой Бригитты. — Он подошел к ней и со вздохом облегчения присел на краешек кровати. Несмотря на ободряющие слова, в его глазах светилась усталость. — Как вы себя чувствуете?

— Не знаю. — Тело Лизы было словно ватное. — Я чувствую себя так, словно кто-то открыл кран и выкачал из меня все силы. Что со мной? — Она смутно помнила, как потеряла сознание в поезде.

— У вас пневмония. Случай достаточно серьезный. Не будь вы такой крепкой от природы, вы запросто могли бы умереть. — Молодой человек пощупал пульс. — Да, вы определенно живы.

— Вы уверены?

Он улыбнулся.

— Абсолютно. Ага, а вот и сестра Роландс.

В комнату с величественным видом прошествовала высокая полная женщина в накрахмаленном и отутюженном белом халате, распространяя вокруг себя несомненную ауру власти.

— Наша звездная пациентка вернулась в мир живых, сестра.

— Давно пора, — прогудела медсестра. — Что ж, доктор, вы можете продолжить обход. Я займусь этой больной.

Врач послушно направился к двери.

— Утром я загляну к вам еще раз, — пообещал он Лизе.

— А почему я — ваша звездная пациентка? — поинтересовалась она, когда врач ушел.

Сестра Роландс коротко рассмеялась, разглаживая покрывало на постели в том месте, где сидел доктор.

— Надеюсь, это не признак того, что вы потеряли память. Лиза Анжелис, знаменитая киноактриса, лежит в палате клиники Государственной службы здравоохранения вместе с простыми смертными! Спешу добавить, что я никогда не слышала о вас, но санитарки уверяют меня, будто вы пользуетесь определенной популярностью.

— Откуда вы узнали, кто я такая?

— Мы просмотрели содержимое вашей сумочки, разумеется — иначе как бы мы могли отыскать ваших родственников? Мы нашли там счет за проживание в отеле «Коломбина». Там нам подтвердили, что вы останавливались у них, но жили под вымышленным именем — О’Брайен, кажется.