Счастливый билет - Маурин Ли

Лиза остановилась, глядя на нее, и почувствовала, как годы повернули вспять. Мама, моя мама.

Она присела рядом с кроватью и взяла тонкую руку Китти. Восковая кожа на вид и на ощупь напоминала мягкий шелк, и вены выделялись на ней так отчетливо, что рука казалась простроченной синими нитками.

— Мама, — вздохнула Лиза. Она наклонилась и прижалась щекой к изможденному лицу.

Китти удалили все зубы, и нижняя челюсть ввалилась так глубоко, что казалось, будто у нее нет подбородка. Бледные веки затрепетали, но глаза не открылись.

— Это ты, Лиззи? — прошептала Китти.

Как она догадалась?

— Да, мам?

— Ты и вправду здесь? — Ее невнятный голос был еле слышен.

— Да, мам, я здесь. Держу тебя за руку.

У Китти снова затрепетали веки, словно она была не в силах приподнять их. Наконец ее попытки увенчались успехом и глаза приоткрылись. Китти смотрела на пустой стул, стоящий по другую сторону кровати.

— Где ты, Лиззи, родная моя?

— Я здесь, мама. — Лиза потянулась и повернула лицо матери к себе. Голубые глаза закрывала молочно-белая пленка.

— Я знала, что ты придешь. — Китти подняла другую руку и накрыла ею ладонь Лизы. — Я хочу сказать тебе кое-что.

— Нет, мам, не надо мне ничего говорить.

— Надо, родная.

Лиза наклонила голову. Она едва слышала то, что говорила ей мать.

— Мне очень жаль, что так получилось. Ты была права: я все знала. Прости меня, Лиззи, родная моя.

— Это не имеет значения, мам. Со мной ведь не произошло ничего непоправимого.

«У смертного одра всегда приходится лгать», — подумала Лиза.

Китти покачала головой и заплакала. Слезы были крупными и медленно стекали по ее изрезанному морщинками лицу. Лиза порылась в кармане в поисках носового платка, но его там не оказалось, поэтому она просто смахнула слезинки тыльной стороной ладони.

— Пожалуйста, не плачь, мам. Со мной все в порядке. Ты даже представить себе не можешь, насколько у меня все хорошо.

— Это — самая ужасная вещь…

— Мама, тебе нельзя утомляться. Давай посидим тихонько.

— …какую только может совершить мать… — Голос у Китти сорвался, и она закрыла глаза. Ей явно стоило больших усилий произнести следующие слова: — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Том не твой отец, родная моя. Это другой, иностранец…

Господи Иисусе! Что она только что сказала? Наверное, мама бредит. Она явно не в себе. Лиза взяла ее исхудавшие руки в свои и почувствовала, как в ладони у нее едва ощутимо бьется пульс матери. Она на мгновение прижалась щекой к груди, вскормившей ее, потом выпрямилась и стала глядеть на исхудавшее лицо с ввалившимися щеками. В палате кто-то закричал, и Лиза услышала торопливые шаги медсестры, которая поспешила успокоить пациентку.

Лиза не знала, сколько она просидела вот так. Час или два. Когда она подняла глаза на большие белые часы, висевшие на стене в конце палаты, те показывали полночь. Перед ее мысленным взором проплывали воспоминания. Война, они с мамой сидят в убежище, и Китти поочередно трогает их всех легкими, невесомыми прикосновениями, словно пересчитывает своих любимых детей. А вот ее мать вся в синяках после того, как ее избил Том. Вот она не находит себе места от беспокойства, когда сначала Кевин, а потом и Рори ушли на войну. Вечеринка, которую она подготовила на четырнадцатый день рождения Лиззи… Желе, сумочка, которую Китти купила ей в подарок, — а Лиззи взяла и ушла из дома. Тогда у нее были совсем другие планы насчет того, как лучше отметить свой день рождения, — прокатиться в Саутпорт со своим американским кавалером.

«Я не буду плакать, — пообещала себе Лиза. — Мама может проснуться и расстроиться, а я не хочу ее огорчать. Я и так делала это слишком часто».

Она вновь опустила взгляд на хрупкую фигурку, под весом которой даже не прогибался матрас, и подумала о том, какое чудо совершило это крошечное тело, произведя на свет одиннадцать детей, восьмерых здоровых мальчиков и трех дочерей.

Внезапно дыхание Китти стало хриплым и громким. Лиза почувствовала, как участился ее пульс. Она в тревоге вскочила на ноги и постучала в окно кабинки. Пожилая медсестра сразу же подошла к ним. Она почти грубо взяла Китти за запястье, и ее пальцы принялись мять и ощупывать его.

— Мне очень жаль, милочка. Боюсь, она умерла.

Лиза опустилась на стул и негромко заплакала.

— Ты, проклятая лицемерка!

Она подняла голову. На нее смотрела костлявая рыжеволосая женщина, в ее глазах бушевала ярость. Джоан! Это не могла быть Джоан, ведь она на два года младше ее, а этой женщине с дряблой кожей, тонкими губами и оскаленными в злобной гримасе зубами можно было дать все пятьдесят.

— Джоан, это я, Лиззи.

Джоан не узнала ее. Лиза вскочила на ноги и потянулась к сестре.

— Я прекрасно знаю, кто ты. Явилась — не запылилась, а теперь льешь крокодиловы слезы, проклятая лицемерка. Оказалась рядом с нашей мамой, когда она умерла, а ведь это я сидела здесь день за днем, ночь за ночью…

Лиза хотела взять сестру за руку, но та отдернула кисть.

— Не прикасайся ко мне!

— Прости меня, прости. — Лиза вдруг почувствовала себя чужой, совершеннейшей незнакомкой, которая навязалась на шею бедной умирающей женщине.

— Раньше надо было просить прощения. Почему бы тебе не убраться отсюда? Возвращайся в Америку, в свой шикарный дом, и оставь нашу маму в покое.

Джоан заплакала, ее тонкие птичьи плечи сотрясались от рыданий. Она плашмя повалилась на мертвое тело матери. Медсестра принялась оттаскивать ее, и Лиза беспомощно смотрела на обеих, а потом, схватив саквояж, бегом бросилась прочь из палаты, всем естеством ощущая ужасный стук своих каблуков по пустым коридорам.

В вестибюле был телефон. Лиза принялась рыться в сумочке в поисках номера, который дал ей Сэм.

— Извините, но он уехал в аэропорт Спик, — сказала женщина, снявшая трубку. — Прислать вам кого-нибудь другого?

— Да, пожалуйста, прямо сейчас.

Лиза вышла наружу, в темноту больничного двора, не замечая пронизывающего ветра, который насквозь продувал ее тоненькое пальто. Джоан права, она действительно лицемерка. Ведь Китти могла умереть много лет назад, а она, Лиза, почти не вспоминала о матери. Теперь же она примчалась сюда, делая вид, что расстроена, — нет, нет, не делая вид, она на самом деле расстроена, но… все это не имеет смысла.

Лиза расхаживала взад и вперед по бетонной дорожке, споря сама с собой, пытаясь справиться с охватившими ее эмоциями, а в голых ветвях деревьев пронзительно завывал ветер. В темноте она налетела на куст и почувствовала, как его шипы впились ей в ногу, и тут завизжали тормоза и на подъездную дорожку выехала какая-то машина.

Ее такси! Лиза побежала обратно к входу. Но автомобиль оказался самым обычным «седаном». Из него выскочили двое мужчин — высоких и светловолосых. Они с лязгом захлопнули дверцы и бегом устремились к зданию. Это были ее братья, хотя Лиза не была уверена, кто именно из них.

Ей отчаянно хотелось крикнуть им: «Это я, Лиззи!», — но у нее не хватило мужества. Она вдруг перестала быть Лизой Анжелис, голливудской звездой, у которой в банке столько денег, сколько ее семье не заработать и за всю жизнь. В мгновение ока она превратилась в маленькую Лиззи О’Брайен, взволнованную и испуганную. Братья могут отнестись к ней так же, как Джоан. Этого она не вынесет.

Отпрянув обратно в темноту, Лиза стала ждать такси.

В зале ожидания ей пришлось просидеть несколько часов, пока наконец первый поезд не отправился на Лондон в шесть утра, и тогда Лизе показалось, что ее жизнь совершила полный оборот. Во время долгого ожидания и потом, в вагоне, она не обращала внимания ни на что, кроме бури эмоций, бушевавшей у нее в душе. Ей не давала покоя мысль о том, что она опять, как много лет назад, убегает от своей семьи.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Обратный путь прошел быстро и без задержек. Лиза не замечала ничего вокруг. События минувшей ночи вновь и вновь всплывали у нее в памяти — смерть мамы, ненависть Джоан. Реакция сестры была вполне понятной, но Лизе все-таки следовало сказать, что это Нелли попросила ее приехать. По крайней мере, она была бы рада ее видеть.

Лиза достала письмо Нелли и опять перечитала его. К горлу подкатило чувство вины, не давая дышать, и она вдруг вспомнила, как мама часто повторяла: «Бесполезно сожалеть о том, чего уже не исправить». Ах, если бы Лиза писала хоть иногда, рассказывая, как у нее идут дела. Она вспомнила, что когда Кевина призвали в армию, а Пэдди поступил в среднюю школу для одаренных детей, мама очень гордилась этим. И можно было только гадать, как она была бы рада, узнав, что Лиззи стала кинозвездой! При мысли об этом Лиза не смогла сдержать улыбку. Мама, наверное, стала бы просто невыносимой.