Отвергнутые Мертвецы - Graham McNeill

Но Кай знал, что они не были уничтожены. Они выжили.

Он помнил, как спасательные команды вскрыли каюту астропата и извлекли его наружу. Помнил, как кричал, царапался и кусал их, впав в исступление и помешательство от своей жуткой изоляции. Ему пришлось выслушать, как умирал экипаж, все их предсмертные мысли и заключительные мгновения агонии, и это поставило его на грань безумия. Пережив такое суровое испытание, большинство людей не смогли бы остаться в своём уме, и Кай вдруг осознал, что человек с менее стойким рассудком умер бы вместе с командой.

Он так долго презирал себя, считая слабаком и ничтожеством, мучаясь из-за того, что выжил, и виня себя в каждой смерти, которую ему пришлось выслушать. Сейчас он понял, что выжил лишь благодаря собственной стойкости и способности отгородиться от той части себя, которая не имела шансов справиться с подобной травмой. В гибели "Арго" не было его вины. Ему говорило об этом достаточное количество людей, и из добрых соображений, и из злых, но только осознав это самостоятельно, он по-настоящему согласился с тем, что это было правдой.

И вместе с этим пониманием пришло откровение.

Я был там в тот день, когда Хорус сразил Императора.

Очаровательный привкус измены. Конец пока не досказан. Слова из другого времени и чужого разума. Их скажет воин молодой луны, и фраза прозвучит, как шутка, но вскоре они станут горше полыни, мучительным воспоминанием, которое ему захочется выскоблить из памяти. Это и правда, и нет. Кровь пролилась по недоразумению.

Кай видит Красный Зал.

Алый свет растекается по Каю, как масло: густой, неторопливый, удушливый. Он обволакивает его, пока не начинает казаться, что от мира не осталось ничего, кроме крови.

Он бесплотен, или его тело уничтожено – невозможно понять, что из двух.

Красный Зал похож на внутренности больного сердца, он пульсирует малиновым светом и странным образом исковеркан, словно перестали работать фундаментальные физические законы. Прямые и кривые сходятся и расходятся, образуя полы, стены и потолки под немыслимыми углами друг к другу.

Повсюду капает кровь. Или это лишь его воображение?

Светящиеся красным гололиты на одной из стен показывают неторопливо вращающийся серебристо-голубой шар. В нижних слоях атмосферы волнуется огненное марево. На этой планете пылает война, и он не удивляется, видя, как из-под грозовых облаков, собравшихся над поверхностью в загрубелые кулаки, возникают  знакомые очертания континентальной массы Нордафрики.

Эта Терра, и её атакуют.

У Кая нет ощущения тела, нет ни единой зацепки, чтобы понять, как он мог очутиться в этом месте. Может, он частичка души, лучинка сознания? Пассивный наблюдатель или закройщик грядущих событий? Что бы он ни делал со своим восприятием, у него нет ощущения веса или материальности.

Вспышка. Сдвижка во времени.

Он смотрит так, как делал это когда-то – глазами, данными ему от рождения, – и хотелось бы ему, чтобы было иначе.

Это место резни, это бойня, где по стенам развешены иссечённые трупы, а на крюках гремят черепа, похожие на костяные тотемы примитивных дикарей. Волнуются чёрные полотнища знамён – без ветра, который бы мог их шевелить, – словно тошнотворные символы, вотканные в их материю, трепещут своей собственной жизнью.

Здесь сражались. Или будут сражаться. Это была или будет битва, каких ещё не бывало, и всю глубину её последствий мирозданию лишь предстоит осознать. Этот миг, этот момент эпохальной смены концепции в масштабах Галактики предназначен только для его глаз, но вскоре его эхо раскатится сквозь эоны звоном самого гигантского колокола на свете.

Перед Каем пишется история, а истории требуются свидетели.

Вокруг него разбросаны трупы: исполинские воины в боевых доспехах, изрубленных мечами и топорами, пробитых попаданиями реактивных снарядов и вскрытых когтями свирепых чудовищ. Останки невообразимо изуродованы: от мяса и костей осталась кашица, тела перекручены и обглоданы, как обрезки на выброс в лавке мясника. Кай привычен к смерти и прекрасно представляет, какой кошмарный ущерб способны причинять люди своим собратьям, но это – нечто исключительное.

Эта бойня несёт все признаки ненависти, а нет ненависти злее той, что когда-то была любовью. Эти воины знали друг друга, и в этом Красном Зале не воевали, в нём вершили убийство – братоубийство самого худшего, самого непростительного свойства.

Взгляд Кая блуждает по телам, притягиваемый фокусной точкой сражения: ступенчатым возвышением, на котором его поджидает зрелище, чья кошмарность несопоставима ни с чем. Ему хочется смотреть куда-нибудь в сторону, уберечь себя от страшного чувства неотвратимости, которое придёт, когда он увидит, что произошло на ступенях. Инстинкт самосохранения молит его отвернуться, зная, что эта картина сведёт его с ума.

Кай понимает, что избегать этого зрелища – трусость, и всё же ему страшно в него вникать. Он боится, что этим откроет дверь, которую уже не закрыть. Как только знание перейдёт из потенциального в актуальное, уже ничего не забыть, не отменить, и ему не вернуться назад к своей прежней жизни.

Вспышка. Новая сдвижка во времени...

Вокруг него движутся призраки и тени – огромные, космические сущности, не имеющие ни облика, ни тел. Они невидимы, но он знает, что они здесь. Он ощущает их ужас, вызванный тем, что здесь произошло, их неверие в это, их бешенство галактических масштабов, порождённое исходом, который не мог предвидеть никто из них. Вокруг него скачет время, капельки крови взлетают в воздух, обращая свой путь вспять, чтобы вернуться назад в рассечённые артерии. Протестующие крики, вопли боли и бухающий хохот раскатываются и возвращаются, раскатываются и возвращаются, забиваясь в глотки тех, кто их произвёл. Кошмарное зрелище на ступенях исчезает в мгновение ока, и он видит обрывки того, что ему предшествовало.

Сплетение чёрного и красного, золотой глаз с кошачьим зрачком. Белоснежные крылья, рокот воздуха и лязг мечей. Нимб и шипастый венец, сошедшиеся грудь в грудь. Лучезарное и чудесное, воспарившее над резкими обводами брони и чудовищными амбициями. Оба ощетинились когтями и яростью. Физическая схватка зашла в тупик, две воли сражаются в сферах, лежащих за пределами постижения чувств смертных.

Безукоризненность боевых навыков беспримерна. Лишь одна схватка в истории Галактики затмит собой ярость этой стычки, и она разыграется в этом же месте через какие-то минуты. То, что должна состояться даже одна такая битва, уже поразительно, две же – просто неслыханно.

Кай не может видеть очертания тел, только свет и тьму, мимолётные образы сражающихся титанов. Эти воины – аватары, божественные и полнящиеся светом творения из самого сердца Вселенной. Они – неистово пылающие звёзды, воплощённые в идеально сработанные смертные тела и напущенные на Галактику, и ужасающая краткость их жизней лишь добавляет им яркости.

Голоса обретают чёткость, и Кай невообразимо счастлив, что не в состоянии их понять, ибо кто же дерзнёт вслушиваться в слова богов? Те немыслимые сущности снова собрались вместе, и хотя язык ему незнаком, смысл просачивается в его сознание.

Боги могут быть непостижимыми, но они будут услышаны.

Обещания сделаны. Предложения власти и служения. Искусительные посулы товарами раскинуты на прилавке. Презрение Ангела, изливающееся на них. Жгучие слёзы ярости и неприятия, их кровавые дорожки на золотистых чертах. Необходимая смерть, наимельчайшая трещина в наипрочнейших доспехах. Жизнь, отданная добровольно, жертвой на алтарь будущего.

Смерть ради смерти. Одна, чтобы повлечь за собой другую...

Тьма и багрец сходятся в последний раз. Кая засасывает вспышка красного света, и время снова прыгает взад и вперёд. Это прошлое или будущее? Он видит это место таким, как оно, должно быть, выглядело раньше: стерильным утилитарным помещением стратегиума боевого корабля. Дуновения рециркулированного воздуха волнуют только что заслуженные наградные знамёна, экипаж в форменной одежде с гордостью несёт службу, а в обзорном отсеке брызгами звёзд сияет безграничный потенциал Галактики.

Биение сердца, и место изменяется. Теперь это храм живого божества.

Божества в мрачной броне, чья божественность была взращена его собственными руками. Когда-то он был аватаром более великого бога, но сейчас отпал от концепции любого служения, пусть даже и тем, кто вознёс его над пределами, что ограничивали его сверх-человеческое бытиё. Он – божество, кующее собственную судьбу грубой силой и непреклонной волей, придавая будущему форму, которая угодна ему, и ему одному. Он не зовёт повелителем ни одного человека, но это изменит развязка.