Путешествия по Востоку в эпоху Екатерины II - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот каким образом поборник нечестия Селим Турецкий и Вели-наме Бухарский возбуждают в народе ненависть к России, тогда еще когда по наружности мир между обоими высокими дворами соблюдается.
Киргис-Кайсаки и Ногайцы ежегодно увлекают из России и приводят в Бухарию и в Хиву по нескольку пленников. Часто случалось мне говорить с оными пленниками, которые меня Богом заклинали, чтобы всячески старался донести здесь о жалостном их состоянии.
Расспросив их подробно, узнал я, каким образом Киргис-Кайсаки и Ногайцы их захвачивают. Одни делают подложные письма на Российском языке будто от тех людей, которые им знакомы. В оных письмах их уверяют, что щастливы будут, когда прийдут в Бухарию или Хиву, что дадут им тамо и все льстить могущие, что их хозяевы добрые люди и проч. Другие напоивают их до того, пока придут в глубочайший сон, а тогда, посадя на лошадь или верблюдов своих, завозят их в скрытое место, где их содержат по тех пор, покуда караван в путь отправится. А иные достают пленников, делая условия с самими солдатами или иногда с унтер-офицерами, которые за некоторую заплату передают им, так сказать, своих братьев-простяков способом напоения их также допьяна.
Я засвидетельствуюсь в том так, как пред истинным Богом и Всеавгустейшей нашею Монархинею, что о всем сем тщательно исследовал и самые оные пленники так точно удостоверили меня. Ногайцы, в сем промысле упражняющиеся, суть из Российских беглецов, находящиеся в Бухарии и в Хиве. Многие из них были христианами и умеют читать и писать по-русски.
Пояснения на вопросы преосвященного Хрисанфа, из путешествия его извлеченные
От самой области Бенгальской, проезжая до Тибета, не видел я, да и нет никаких пикетов, а спрашивают паспортов у иностранцев на одних таможнях только. Иностранцы христиане в стране сей не уважаются, особливо же Англичане, потерявшие доверенность, не терпимы[552]. Я проезжал по рекам: Буремпутер[553], Таренгас, Онг и Нихтай с купцами Греками на судне для продажи из Дакка соли ехавшими, не видел никаких требований, и мы пропущены были свободно по причине нужды в соли, которой много в Тибет отвозится.
Устройство гражданское в Тибете находится в порядке; города и селения многолюдны и изобилуют богатством. Лассы[554] есть наибогатейший, красивейший во всей Индии город; жителей в нем по крайности полтора миллиона считать можно; они занимаются знатною торговлею с Китаем, Индиею и с Мунгалами (Калмиками). Далай-Лама[555] покровительствует торговых людей, если они не христиане, и таковые пользуются совершенною свободою; всякие товары менять позволяют со взятием пошлин.
Китайцы никакого другого влияния на город Лассы не имеют, кроме того, какое обыкновенно между двумя соседними самодержавными государствами в мирное время бывает; слышал, однако ж, я (в справедливости чего утвердить не могу), якобы Китайцы берут некоторую дань от Далай-Ламы[556]. Сего Далай-Ламу все подвластные ему народи почитают как Бога, чему следует вся Индия и все соседние Тибету народы. Далай-Лама имеет войска около 300 000 пехоты и конницы и 2000 употребляемых и обученных на войну слонов[557].
Проехавши с Греками купцами по реке Баремпутер, которую вверху называют Сампу[558], вышел я на берег и поехал в город Тунсиор[559], в котором, по причине, что я был христианин и митрополит, хотя и под благопристой ним присмотром, но [был] задержан, и дано о том знать ко двору Далай-Ламы, ибо запрещено там христиан терпеть во всей области, в которой за несколько лет перед моим прибытием всех христиан избито и ни одного не осталось.
От двора прислано было повеление доставить меня с честию в город Лассы. Во время следования моего туда везде по дороге и в самом городе встречал во множестве народ, одним удивлением, кажется, влекомый видеть меня в неизвестных ему одежде в виде. Случилось, что я прибыл с полуночи часу в одиннадцатом, то и доставили меня к двору на носилках тогда же, на которых и прежде следовал. На воротах дворца встретили меня четыре государственные чиновники и один министр и осматривали меня везде, не имею ли я оружия. После сего министр пошел вперед, а я с теми чиновниками во внутренние покои Далай-Ламы, и, прибив в палату, где его трон по азиатскому обыкновению находился, увидел, что и он сам Далай-Лама, одиннадцатилетнего будучи возраста, сидит близ трона на коленях у министра или своего дяди, называемого Баридар.
По наставлению, мне данному, идучи к нему, три раза я поклонился, а Далай-Лама, встав с колен оного министра, поцеловался со мною в оба рамена[560] по обыкновению восточному, что и я равномерным образом исполнил; потом в знак почтения взял он мою руку в обе руки и пожал, что самое и я, видя обстоятельства позволяющие, учинил. После чего, поговоря, Далай-Лама с оным министром на индейском языке (ибо я знал только по-персидски) начал шутить и осклабляться и, взяв шпагу, бывшую на подушке близ трона, положил на колена оного же министра и, вместе на коленях и оной шпаге сев паки, повелел и мне сести же, удивляяся при том моим обстоятельствам и собственно мне самому и моему одеянию, расспрашивал, какой я религии, по-персидски. Я отвечал — христианской и житель из Царьграда. Вопрошен был паки: не такой ли веры, которую имеет некоторый Великий Государь, коего люди бывают в Китае в платье, подобном мне, и крестятся тако (показывая изображение креста). Я отвечал, что я одной с оным Государем религии. Во время моего сидения, кое продолжалось около полчаса, приказал он другому министру Берегаю вынести мне халат кашемирской шали, который и