Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках - Михаил Одинцов

— Товарищи, я адъютант, по-пехотному — начальник штаба эскадрильи из штурмового авиационного полка. Нам очень нужны пулеметчики для того, чтобы научить их летать воздушными стрелками. Вы пулеметчики?…

— Пулеметчики. Бондарь и я, Кузовков, со станкового «максима», а остальные ручники — с «Дегтярева».

Отвечал высокого роста сержант. По взглядам и поведению собравшихся Цибуля сразу понял, что это не случайно. Сержант у этих шести человек, видимо, был не просто старшим по званию, но и признанным ими руководителем.

— Очень хорошо. Как раз такие специалисты нам и нужны.

— Какие из нас, пехтуры, летчики! Мы привыкли больше на своих двоих да на животе. До сих пор пятки и коленки саднеют.

Засмеялись дружелюбно, с гордостью за себя и свою пехоту. Засмеялся и агитатор от летчиков.

— Ну а теперь вам предлагают воевать в авиации. Небось, когда «илы» фашистов штурмуют, на душе-то веселее становится, уверенность прибавляется, да и немцев битых больше оказывается.

— Мы еще в госпитале собрались своей группой и решили проситься в один пулеметный взвод. А теперь надо думать. Конечно, когда свои летают, нам на земле легче. Но непривычно это — с земли в небо. Нас всех весной под Чугуевом поранило. Мне, например, по ногам попало. Пролежал я целую ночь в воронке. К утру не мог пошевелить ни ногами, ни руками. Ночью подморозило, и все на мне обмундирование в ледышку превратилось. Когда санитары подобрали, оказалось, ноги обморозились от пальцев и до того места, откуда растут. Вылечили. Ходить и бегать могу, ползать еще привычку не потерял. А в воздухе? Если ранят, в окопе не отлежишься. Санитар не появится со своими премудростями. Насмотрелись мы на эти ваши бои, аж иногда в животе колики. Кругом голый, спрятаться негде. Если ранили и «шарики» в разные стороны разбежались, то «прощайте, дорогие родители». Самолет подбили — тоже несладко.

— Ну, волков бояться — в лес не ходить. Убить и ранить на войне могут и в пехоте, и в авиации. Я не думаю, что вы ребята из трусливых. Но у нас лучше: слетал и, если живой и целый остался, пошел в столовую, пообедал за столом, на скатерти, если до ночи дожил, выспался на постели. Утром чайку попил и снова на войну. Вспомните, сколько раз вы на фронте во время боев досыта поели, в тепле на постели спали, а в бане мылись? Вот на тебе, сержант, штаны и гимнастерка как на вешалке, да и другие не очень-то с животами. А у нас на авиационных харчах подкормим, обучим, и будете вы воздушной пехотой.

— Вы, лейтенант, пряниками нас не заманивайте… Придем в полк а потом окажется, что мы не подошли там по вашим нормам. Тогда куда? Один или два у вас, а остальным пинка в мягкое место. Как же тогда наше товарищество?

— Если кто летать не сможет, все равно у нас останется. Обучим и на земле нести службу: готовить бомбы, пушки и пулеметы к вылету. Так что давайте соглашайтесь — со всех сторон вам лучше у нас будет, чем в неизвестном еще пулеметном взводе.

— Как, будущие гвардейцы? Все понятно? — Сержант посмотрел на своих товарищей. — Выйдем, поговорим. Подождите нас несколько минут.

Пулеметчики ушли. Цибуля остался в комнатке один. Сержант ему понравился. Сомнения были, но была и надежда на то, что он их, точнее Кузовкова, убедил. Поедут с ним ребята.

И ребята поехали…

Три дня ожесточенного танкового побоища не дали на земле ни одной из сторон заметного преимущества. Противникам не удалось достичь намеченных ими целей. Огромные потери и длительное нечеловеческое напряжение подорвали силы втянутых в сражение войск. Враги перешли к обороне.

Спало напряжение и в воздухе. Фашистские эскадры понесли большой урон и уступили господство в воздухе советским летчикам. Превосходство в Пятом океане было добыто кровопролитными воздушными боями и смертельными схватками с зенитной артиллерией противника. Люди в авиационных частях устали. Если бы знать, что хочет предпринять противник, то можно было бы рассчитать и спланировать отдых и ремонт, прием пополнения и его учебу. Но командиру полка никто таких сведений дать не мог, и он должен был рассчитывать только на свою интуицию и расторопность. Не давали не потому, что старшие ничего не знали, не предполагали. Они многое видели и знали, рассчитывали и планировали. Но, по законам сохранения своих намерений в тайне, более высокие инстанции не могли сообщить в полк интересующие его сведения.

Челышев уловил смену обстановки. Он понял, что на земле наступил какой-то перерыв в решающем противоборстве. Если не равновесие сил, то выжидание или спешное подтягивание к району сражения новых войск. Как и многим в его служебном положении, ему не была видна длительность такой передышки, но он сразу решил воспользоваться относительным «затишьем» для учебы.

День учебы на фронте — находка, дорогой праздник, продляющий жизнь и делающий людей сильнее. Надо было в спешном порядке дать тренировку молодым летчикам. Полетать с вновь набранными воздушными стрелками. Определить их в эскадрильи и экипажи, дать поработать с пулеметом, пострелять по мишени сначала на земле, а потом и с воздуха. У него не затушевывался в памяти печальный случай с пилотами из группы Мельника, неумение их противопоставить нападающим фашистским истребителям свою волю, огонь и маневр, неумение вести активную оборону. Теория воздушного боя «ила» с истребителем после того позорного случая неоднократно изучалась с помощью расчетов и макетов, но он чувствовал, что молодежь все же скептически относится к его доказательствам. Нужен был убедительный пример, показ возможностей в натуре.

Устин Прокофьевич был очень доволен тем, что ему удалось заполучить пару «яков» к себе на аэродром. Теперь он мог провести учебный бой штурмовика с истребителем и показать молодежи, что «не так страшен черт, как его малюют».

Было трудно выпросить истребителей, но, оказывается, еще сложнее организовать показ «боя».

Его участники — старшие лейтенанты Осипов и Корнев — горячились и настаивали на полной свободе действий. Челышев понимал, что у командиров эскадрилий разгораются споры не только от стремления показать свой самолет с лучшей стороны, но и из честолюбивых мотивов — желания доказать друг другу и тем, кто будет смотреть, что Осипов есть Осипов, а Корнев тоже не лыком шит. И когда Челышев убедился, что без приказа он с ними ни до чего не договорится, ему пришлось тихонько, но твердо стукнуть кулаком по столу:

— Хватит, петухи! Мне ваш престиж не нужен. И никому он не нужен. Если будете партизанить, кто-нибудь окажется в земле. Повторяю, Корневу надо показать наиболее распространенные, типичные атаки «мессеров» по «илу» снизу, сверху, сбоку, Осипову — способы маневра, обеспечивающие срыв прицельного огня, и варианты использования хвостового и лобового оружия. Мы сейчас не можем играть в неожиданность. Этот элемент не проигрывается. Вы можете использовать предельные возможности своего самолета, но очередность показа тактических элементов определите. Будете о своих планах и действиях докладывать по радио, чтобы обучаемые могли думать за обе стороны. Закончите бой парным виражом, чтобы показать, что «ил» разворачивается с меньшим радиусом. Все поняли?

— Поняли, — ответил за обоих Корнев. — Подрезали вы нам крылья. Мы же хотели провести настоящий свободный бой.

— Мало ли что вы хотели. То, что вы задумали, была бы не учеба, а воздушное хулиганство и держание себя за одно место. Запомните: учеба, даже самая боевая, должна быть в меру безопасной… Осипов, тебе надо будет так строить свой полет, чтобы с аэродрома было видно. Имейте в виду, что земля круглая, но с буграми. Родная мать она нам, но ударить может до смерти!

Аэродром превратился в зрительный зал, а небо в большую сцену… Самолеты набирали высоту. Рядом с неторопливым «илом» то с одной, то с другой стороны с веселой легкостью ходила пара «яков». Летчики в воздухе и на земле у динамиков радиостанции молчали. Тишину напряженного ожидания разрядил Челышев:

— Товарищи летчики, особенно стрелки, обратите внимание вот на что. Истребитель опасен, только когда прицелится и выйдет на дистанцию действительного огня, а это не больше четырехсот, двухсот метров. Наша задача обороны состоит в том, чтобы сорвать прицеливание и огонь. Для этого у нас в руках маневр и оружие. Рано начнете маневрировать, враг имеет возможность принять контрмеры. Будете стрелять впопыхах, опытный враг сразу учует вашу слабинку и боязнь. Пойдет в атаку смелее. Запомнить надо на всю жизнь: если не сам атакуешь, то первая задача — выйти из-под удара, вторая — самому атаковать. Каким оружием — передними пушками или задним пулеметом — все зависит от обстановки.

В динамике послышался щелчок.

— Корнев, я готов. Разворачиваюсь на аэродром. Давай атаки снизу.

— Хорошо, Матвей. Триста пятнадцатому набрать две с половиной тысячи и смотреть за воздухом.