Реликтовая популяция. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

– Мы, конечно, можем отложить наши неотложные дела ради более важных и неотложных дел, счастливая, если они того заслуживают. Естественно, что Большая Мать нашего счастливого племени выразит нам своё неудовольствие, но день-два… А ты, счастливая, сможешь отложить на такое время свои неотложные дела?

– Я тут не при чём, – отрезала калуба. – Мы в этом году можем занять старое гнездо и подновить его быстро, если ты, конечно, не возражаешь.

– Как я могу возражать, счастливая? Конечно, старое гнездо – ненадёжное гнездо, однако я постараюсь, чтобы ни тебе, счастливая, ни нашим детям оно ничем не угрожало. Вот так!

– Мутные звёзды! – почти возопил Свим, которому вежливые и такие нудные переговоры двух птиц надоели до бесконечности. Они говорили, а дело не двигалось ни на шаг. – Чем может угрожать гнездо вам и вашим детям?

– Как чем? – удивился будущий отец. – Вам, людям, трудно это понять, но оно может свалиться вниз с дерева, на котором мы его построим, оно может провалиться, и дети выпасть из него, оно…

– Хватит, я понял! – Свим развёл руки, считая ответ калубы-отца исчерпывающим.

– Хорошо, – сказала В”арьёсу, и её друг опустил голову, готовый не говорить, а слушать. – Мы сегодня посмотрим ваш предполагаемой путь до дороги между городами. К вечеру вернусь и расскажу. Вы же идёте строго на запад?

– Мы стараемся держаться западного направления. Но мало ли что может случиться в дороге. А потом, строгое направление трудно выверить, и мы наверняка уклонимся в ту или другую сторону.

– Ладно, дурб, для нас десять свиджей в сторону не проблема. Найдём вас.

– Да, для тебя десять свиджей не проблема – это точно, а нам их пройти – надо топать и топать. – Свим невесело усмехнулся. Но тут же озаботился гостеприимством: – Уважаемая, вы с нами позавтракаете? Еда у нас есть.

– Опять тескомовские пайки? Да им же ведь лет пятьсот! – возмутилась калуба. – Я их у вас уже попробовала. Такая пакость! Так что ни за что!.. В”рьельясу, мы уже летим. По пути я тебе всё объясню. До вечера, дурб. Всем до вечера!

– Мы покидаем вас, – произнёс вежливо её друг, – как утверждает счастливая, до вечера.

– До вечера, уважаемые!

Люди и путры стоя следили за их уверенным полётом до полного исчезновения за поросшим деревьями и кустарником мутным горизонтом.

– Она и правда счастливая, – заметила тихо Клоуда, вздыхая и улыбаясь Свиму грустной улыбкой. – У неё через день-два будет своё гнездо, и она…

– Ну что ты, милая. У нас оно тоже будет.

Клоуда опять вздохнула. Как нереально и далеко было то, что обещал Свим.

Ели молча, неохотно. На этот раз больше всех и аппетитнее ел Камрат.

Ночью, когда он снова заснул после внезапного пробуждения, ему приснилась бабка Калея и какой-то толстый или сильный человек, с грустью и укором посматривающий на него из-за бабкиного плеча. Калея, как всегда строгая и целенаправленная, резко сказала:

– Ты слишком рано окропил оружие в крови. Не только в крови диких и разумных, но и человека! Такая поспешность может не пойти тебе на пользу…

– Но я не хотел! – ответил он, чувствуя, как краска стыда от произнесённой лжи покрывает его лицо.

Ведь тогда, при встрече с бандой Хлена, он ведь мог увернуться от напавшего на него выродка, и в драку не вмешиваться. Лишь проснувшись, он нашёл веский аргумент, оправдывающий его поступок. В той схватке, не вмешайся он, они могли бы погибнуть все поодиночке. Вначале К”ньюша, потом Свим…

Но почему он не мог сказать этого бабке там, во сне?

Мысль терзала его, он всё время возвращался к событиям сна. Бабка как будто и не бранила его, но в то же самое время не одобряла его поступка. А если она не одобряла, значит, этого не надо было делать вообще: непреложная истина, воспринятая им с самого раннего детства.

И кто был тот человек, который привиделся ему во сне? Почему его взгляд был печален, словно он тоже был солидарен с бабкой и осуждал его поспешность?

Пробудившись, Камрат позабыл лицо этого мужчины, а вот глаза – серые, прикрытые тяжёлыми веками, – осталась в памяти, и теперь, стоило мальчику отвлечься, как они сразу же заглядывали куда-то вглубь его существа, словно пытались там что-то рассмотреть.

Но ел Камрат больше всех не из-за смятения чувств, навеянных сном, а лишь потому, что хорошо выспался. К тому же он ощущал какую-то странную окрылённость и силу, готовые перенести его через реку, не замочив ему ноги.

Подготовка к переправе заняла не меньше двух прауз. Никому не хотелось лезть в воду, и купаться в ней, по весеннему холодной, да ещё утром. Поэтому решили смастерить плот.

Коряги, выброшенные на берег и высушенные солнцем, сами по себе плавали как пробки, но все попытки соединить их вместе, используя подручные материалы, закончились неудачей – плот разваливался, как только на нём появлялся какой-либо груз, а вернее, кто-нибудь из команды.

Наконец, хопс провалился в воду с головой, зафыркал и поплыл на другой берег. Там он вылез из воды, встряхнулся и заявил:

– Я перебрался и буду вас ожидать здесь.

Поступок К”ньеца обидел Ф"ента.

– Кошки всегда в первую очередь думают о себе, а до других им дела нет, – пролаял он. – А ещё наговаривал на меня. И это ты с ним, дурб, уже ходишь третий год?

Свим посмеивался над ними, они своей перепалкой вносили в их скромное, оторванное от общества, бытие хоть какую-то разрядку.

Но стехар не сдавался.

– Лучше бы ты утонул! – кричал он через реку хопсу.

– Это почему же? – возмутился К”ньец.

– А потому. Нельзя бросать друзей в беде.

– Это ты-то в беде? Собаки, говорят, плавать умеют. Врут, наверное. Посмотришь на тебя…

– Ладно вам, – закрыл их перебранку Свим и, дёргая себя за щетину на подбородке, согласился использовать текеловую веревку, носимую им для совершенно других целей.

Прочная и лёгкая, она не любила воды. В ней она разбухала, увеличивая объём раз в пять, и теряла прочность, а потом долго сохла, будто скряга, выпускавшая из себя воду, отсчитывая каждую молекулу. Таскать на себе такую тяжесть Свиму не хотелось, и он сопротивлялся до последнего.

Несмотря ни на что – наличие верёвки, старание строителей, в лице всей команды – плот получался хлипким и ненадёжным. Однако, благодаря несильному течению, межень рек наступал как раз ранней весной, и возможности по той же причине дотянуться до дна жалкими шестами, вырубленными в тальнике, успех всё-таки сопутствовал им, и они переправились на другой берег, лишь слегка замочив ноги.

Свим выпутал веревку и, свернув ее в рыхлую увесистую бухту, повесил поверх заплечного мешка.

– Неделю сохнуть будет, – сокрушённо приговаривал он, выполняя все действия, связанные с ней.

От реки они отошли свиджа на три и набрали определенный темп движения: впереди стехар с уныло торчащим обрубком хвоста, за ним