Его самое темное желание - Тиффани Робертс

Кинсли, прижимая ее ближе. Он уставился на туман, в то время как голоса продолжали звать вокруг, пока его пара горевала, а отчаяние переполняло его грудь.

Огоньки парили рядом, задевая Кинсли щупальцами призрачного огня, их огни были тусклыми.

— Забери меня домой, Векс, — прошептала Кинсли ему в грудь. — Я… я не могу…

Осторожно, как только мог, Векс поднял ее на руки и призвал свои крылья. Она прильнула к нему, уткнувшись лицом в шею, ее слезы были горячими и влажными на его коже, и не подняла глаз, даже когда он подпрыгнул в воздух. Он послал волну магии вперед, раздвигая ветви над головой, чтобы расчистить путь.

Капли дождя падали с затянутого тучами неба, обдавая холодом его крылья. Медленный дождь отражал печаль ее слез, как будто все королевство плакало вместе с его Кинсли.

ГЛАВА 37

В теплом красном свете камина и пляшущих тенях, которые он отбрасывал, не было никакого утешения. Ни мягкое голубое сияние кристаллов на стенах, ни темнота за круглым окном не могли принести успокоения, а привычная постель и одеяла не давали передышки. В ровном стуке дождя по крыше не было умиротворения.

Векс не уснет этой ночью. Он понял это, когда только лег рядом с Кинсли несколько часов назад, и с каждым мгновением это становилось все очевиднее.

Он убрал прядь волос с лица Кинсли. Его пальцы покалывало, когда они касались ее кожи, но она не пошевелилась.

Они лежали на боку, лицом друг к другу, ее голова покоилась на его руке, а его крыло укрывало ее. Хотя некоторое время назад она уснула от усталости, обычная ночная безмятежность так и не появилась на ее лице. Припухшая розовая кожа вокруг глаз свидетельствовала о том, что она пролила множество слез с тех пор, как услышала голоса своей семьи в тот день.

Каждый всхлип, каждое шмыганье носом вонзали еще один клинок в сердце Векса.

Он обхватил ее щеку ладонью, нежно поглаживая кожу под глазом большим пальцем.

При свете серебра и звезд он слишком хорошо понимал ее боль. Ему были знакомы ее беспомощность, ее отчаяние. Он знал, каково это — обладать чем-то таким дразняще близким и в то же время совершенно недосягаемым.

Беспокойные мысли не давали ему уснуть. Он пытался заглушить их, но скорее у него получилось бы утихомирить бушующую грозу. Он пытался направить их, взять под контроль, сфокусироваться, но мысли только кружились быстрее, так же трудно уловимые, как листья, что вились в воздухе, когда они с Кинсли танцевали в лесу.

И не важно, по какому пути следовали эти мысли, они всегда приводили к одному и тому же выводу. Понимание его наполняло Векса ужасом, холодным, густым и тяжелым.

Понимание, от которого у него сдавило грудь и перехватило дыхание, то, что он не мог игнорировать. Отрицать это было невозможно.

Векс знал, что он должен был сделать.

Мог ли он это сделать — совсем другой вопрос.

Нежно, благоговейно он провел кончиками пальцев по лицу Кинсли. Воздух, который он вдыхал, был наполнен ее знакомым, манящим ароматом. С помощью взгляда, осязания, звука, запаха и вкуса он изучал каждую ее частичку. Он сохранит все это в вечной памяти.

Голубое мерцание на краю поля зрения заставило его поднять голову, хотя и неохотно.

Тень влетела в спальню и подплыла к Вексу, ее призрачный огонь колыхался тревожной рябью.

На вопросительный взгляд Векса огонек покачала головой. Сердце Векса упало.

Придвинувшись ближе, Тень прошептала ему на ухо.

— Их поиски вывели их далеко за пределы этого царства, маг. Мы были истощены преследованием. Только одна женщина услышала наши призывы. Когда другие люди сказали, что ничего не слышат, она списала это на усталость. Я приношу свои извинения.

Хотя казалось, что у него ломаются ребра, и каждое слово давалось ему с трудом, Векс ответил мягким, ровным тоном.

— Тебе не нужно извиняться, мой друг. Я хочу, чтобы вы трое были в безопасности. Прими мою благодарность за попытку.

Огонек склонил голову.

— Ради Кинсли и мага, нет ничего, чего бы мы не сделали.

Векс улыбнулся. Выражение его лица было теплым, но без радости.

— Отдыхай. Я позову, если нам что-нибудь понадобится.

Бросив долгий взгляд на Кинсли, Тень удалилась.

Векс опустил голову, возвращая внимание к своей паре. Она не пошевелилась во время его короткого разговора с огоньком, даже не издала ни звука.

Он хотел бы сказать, что ее сон был мирным, но знал, что на душе у нее неспокойно.

И все же ты знаешь, что должен делать.

Переместив крыло, Векс открыл руку Кинсли и нежно сжал ее запястье. Под медленным движением его большого пальца ожил связующий знак, кольцо из плюща и шипов, сияющее зеленым на ее бледной коже. Оковы, приковывающие ее к этому месту.

Он рассеянно потер метку, наблюдая, как ее магия увеличивается и ослабевает в ответ на его прикосновение.

Все, что Кинсли надеялась сделать, увидеть и испытать, вихрем пронеслось в его голове, все мечты, которыми она поделилась за те часы, что они провели за разговорами. Он потерял свое прошлое из-за этого проклятия. Она потеряла свое будущее.

Что-то защипало ему глаза. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это слезы. Сделав медленный, прерывистый вдох, он усилием воли отогнал это ощущение. Он не хотел, чтобы эта ночь была омрачена его слезами.

После стольких столетий он наконец-то познал вкус счастья, наконец-то обрел радость и мужество, чтобы отдаться ей всем сердцем. Он нашел ее — и она принадлежала только ему.

У него будет целая вечность, чтобы негодовать из-за того, что у него отняли. И у него будет вечность, чтобы оплакивать те мгновения блаженства, что он обрел среди тысячелетий мук.

Сейчас, этой ночью, эти мгновения принадлежали ему. Она принадлежала ему. И он будет наслаждаться ей. Он будет восторгаться ею. Он позаботится о том, чтобы они навсегда запечатлелись в душах друг друга, что бы ни случилось.

И тогда он предпочтет ее счастье своему собственному, как делал всегда, когда у него был выбор.

Векс медленно скользнул ладонью вверх по ее руке, позволяя кончикам пальцев исследовать каждый дюйм ее шелковистой кожи, пока не достигли плеча. Нежно он перевернул ее на спину.

Кинсли нахмурила брови, но не открыла глаз, положив ладонь ему на грудь.

— Векс?

Он взял ее руку, поднес ко рту и поцеловал каждую костяшку, прежде чем перевернуть и прижаться губами к ее ладони.

— Я здесь, моя Кинсли.

Она улыбнулась. Это было такое мягкое,