Ничего невозможного - Людмила Астахова

Со спутниками по купе, можно сказать, «повезло», в плохом смысле слова. Молодой офицер-кавалерист поглядывал на отставного пехотного капитана с нескрываемым подозрением. Так уж сложилось исторически — пехота и конница ненавидели друг друга на протяжении веков, имея обоюдно полное и законное право на подобные чувства. Всадники, несущиеся на ощетинившийся копьями строй, а фактически навстречу неминуемой смерти, шквал огня со стороны построенных в каре стрелков, встречающий конную атаку, — с одной стороны, а с другой — кровавая человечья жатва кавалеристов, когда строй распался. Человек с саблей верхом на лошади всегда сильнее пешего, хоть он с мечом, а хоть и с ружьем. Джевиджа предрассудки тоже не миновали, тем паче он не единожды встречался с дамодарскими уланами на поле боя. Целая коллекция шрамов на теле — тому живое свидетельство.

Упитанному клирику в черном наглухо застегнутом плаще и белой шапке с первого взгляда не пришелся по душе Морран, что тоже объяснимо. Клир с Ковеном вечно на ножах. Высокопоставленный служитель ВсеТворца, если судить по золотому шитью нижнего платья, то рангом не ниже иерейского[20], поджал губы в скорбной гримасе, словно призывая божественные силы в свидетели своего беспримерного подвига — несколько дней в обществе богомерзкого колдуна.

А вот третьему сотоварищу по предстоящему путешествию — преподавателю и переводчику с южных наречий мистрилу Дюччи категорически понравилась Фэйм, точнее, ее фигура. Черные глаза учителя маголийского маслянисто заблестели, стоило женщине снять манто. Наглец даже губами причмокнул от удовольствия. В присутствии двух мужчин — мужа и… хм… двоюродного брата — мистрил Люччи не осмелился бы приставать к даме, но пялиться на ее грудь ему никто запретить не мог. Фэйм, не привыкшая к такому повышенному вниманию, инстинктивно прижалась к Россу.

«Ага! Вспомнила, стало быть, кто у нас защитник и опора?! — злорадно хмыкнул тот. — Заодно неплохо бы вспомнить, что у жены от мужа не должно быть страшных тайн». И из вредности сделал вид, будто не замечает непристойного поведения спутника. Что поделаешь, если после родов Фэймрил обрела исключительно соблазнительные для мужского глаза формы. Самому зачастую сдержаться удается с огромным трудом. Пусть переводчик помучается немного вожделением, напоминая строптивой женушке об истинной природе всех мужчин. Никакое воспитание не удержит от похотливых мыслей, никакие запреты не остановят. Глазели на приятные округлости, глазеют и будут глазеть. И не только глазеть.

Так что назвать атмосферу, царившую в купе номер пять третьего вагона первого класса, дружеской было бы явным преувеличением. Клирик-иерей презрительно отворачивался от мага, который в свою очередь старался оставаться незаметным, кавалерист сосредоточенно читал газету, учитель пускал слюни в сторону чужой жены, а Росс наслаждался осенними пасторалями Эльлора. В последний раз, когда он ехал в этом направлении, времени на любование пейзажами у главнокомандующего не нашлось. Даже в окошко глянуть лишний раз не довелось. И очень зря, потому что на обратном пути контуженый и тяжелораненый Джевидж красотами эльлорских земель уж точно не интересовался. Не до того ему было.

Бесспорно, в разгар весеннего цветения эльлорская земля прекрасна, но даже поздней осенью тут есть на что посмотреть, только успевай головой вертеть. Маленькие уютные деревеньки, живописные мельницы, романтичные развалины замков и древних крепостей, старинные храмы, пашни, леса и речушки мелькали за окошком. Все такое ухоженное, обжитое, намоленное, наезженное, родное. Тысячу лет эльлорцы поливали эту землю попеременно потом, кровью и слезами, рожали детей, растили урожай, отстраивались после пожаров и нашествий, взывали к милости богов, а отбыв свой земной срок, ложились в нее и становились прахом, частью ее. В конце концов, Росс Кайлин Джевидж однажды тоже окажется на семейном кладбище, рядом с отцом, дедом и прадедами, и это будет правильно. Но лежаться в гробу одиннадцатому графу будет легко при условии, что на его могилу бросит щепоть земли сын и наследник — Диан Фэймрил Джевидж. Осталось только найти его.

Нет, без Великого Л'лэ тут не обошлось абсолютно точно. Нечисть не помогает смертным бескорыстно и не подрабатывает частным извозом для увечных и беспамятных. Вот и не верь в сказки о сделках с Великим Неспящим после этого.

Росс недобро покосился на уткнувшуюся в потрепанный томик стихов жену.

«Прав Гриф Деврай, когда и в шутку, и всерьез твердит про женщин, что они — источник всех неприятностей. Любишь ее, лелеешь, заботишься, бережешь, а она? «Я не желаю говорить»! Тайны у нее, видишь ли! От кого? От мужа! Погодите, леди Джевидж, я вам припомню секреты и тайны!» — мысленно пообещал осерчавший «мистрил Джайдэв». А уж если он кому чего обещал…

Мой обожаемый изменник, достойный вызова соперник,моим лукавым пораженьем судьбу не нужно искушать.Моею раннею утратой, моею позднею расплатойи незаслуженной наградойтебе не доведется стать.

Прочитав эти строчки, Фэйм прикрыла глаза и мысленно улыбнулась. Давным-давно почившая поэтесса неплохо разбиралась в мужчинах. Должно быть, поэтому леди Луайджа предпочла вдохновение всем предложениям руки и сердца. И это в век, когда столичные аристократки почитали неприличным иметь менее трех любовников, а мужей меняли как перчатки. Возможно, жизнь леди Луайджи в замужестве была бы более разнообразной, но оставить потомкам несколько поэтических сборников она бы точно не успела. Тут все ясно — или полет на крылах вдохновения, или брачные узы — третьего не дано. Не уживаются узы и крылья потому что.

К счастью, перед Фэймрил такого выбора не стояло. Ее таланты не шли далее довольно складного музицирования в семейном кругу, а супружеские узы не тяготили.

Миледи бросила быстрый взгляд на мужа: дуется, демонстративно смотрит в сторону, супит густую бровь. Чего и следовало ожидать. Джевидж в этот момент походил на молчаливого мальчика из анекдота, заговорившего лишь тогда, когда на завтрак подали омлет. Все было так хорошо, и вдруг — трах-бах! А у супруги-то, оказывается, свои тайны есть, и она, такая-сякая, не желает делиться ими. И возмущению лорда канцлера нет предела. Предполагается, что тихоня Фэйм устыдится, а затем раскается и признается во всем. Но теория, как всегда, весьма далека от практики.

«Длань Благая! Вы еще скажите, что женщине, прожившей в браке с колдуном пятнадцать лет, стоит бояться хмурого вида такого человека, как Росс Джевидж, его осуждающего взгляда или даже слов упрека!»