Статьи и письма 1934–1943 - Симона Вейль

же закон, ибо оно – образ драгоценного блага. Будучи маленьким фрагментом частной истины, оно являет чистый образ Истины единственной, вечной и живой, той Истины, которая некогда возгласила человеческим голосом: «Я есмь Истина»2.

Понятое таким образом, каждое учебное упражнение подобно священному таинству.

Для каждого рода учебных занятий есть свой особенный способ того, как ожидать истину с желанием, но при этом не позволять себе искать ее самому. Это способ прилагать внимание к данным задачи по геометрии, не ища решения, к словам греческого или латинского текста, не доискиваясь до смысла, а когда мы пишем – ожидать, что верное слово само собой сядет на кончик пера, когда мы только отбросим слова неподходящие.

Первая обязанность по отношению к школьникам и студентам состоит в том, чтобы познакомить их с этим методом, не только вообще, но и в частной форме, которая соответствует каждому роду упражнений. Эта обязанность лежит не только на их преподавателях, но также на их духовных наставниках. Именно они должны показать в полном свете, в сияющем свете, аналогию между направлением ума в каждом роде упражнений и состоянием души, которая, наполнив светильник маслом, с доверием и желанием ожидает своего Жениха3. Чтобы любящий Бога юноша, трудясь над переводом с латыни, стремился посредством этого перевода хоть немного приблизить час, когда он поистине станет тем рабом, который, пока Господин его гостит на пиру, бодрствует и прислушивается у ворот, чтобы открыть, как только постучат. И Господин тогда усадит раба за стол и сам подаст ему пищу4.

Только это ожидание, только это внимание – вот что может побудить Господина к такому излиянию чувств. Когда раб возвращается с поля, изнуренный усталостью от работы, Господин говорит ему: «Приготовь мне ужин и накрой на стол». И при этом он еще считает его рабом непотребным, который делает только лишь что ему положено5. Конечно, в сфере практических поступков следует делать все, что положено, – ценою любых усилий, усталости или страдания; ибо кто не повинуется, тот не любит. Но и после всего этого он только лишь непотребный раб. Ибо это необходимое условие любви, но не достаточное. Вовсе не это понуждает Господина сделаться рабом своего раба; и еще менее того – старание, которое раб хочет проявить по собственной инициативе; а только лишь бодрствование, ожидание и внимание.

Поэтому блаженны те, кто посвятит годы отрочества и юности одному лишь развитию способности внимания. Конечно, они не ближе к благу, чем их братья, которые трудятся на полях и заводах. Они близки другим образом. Крестьяне, рабочие обладают этой близостью к Богу, имеющей несравненный вкус, которая таится в бедности, в отсутствии общественного уважения, в долгом и томительном терпении. Но если рассмотрим разные профессии сами по себе, занятия науками ближе к Богу по причине внимания, которое живет в душе. Те, кто проводят годы в научных занятиях, не развивая в себе это внимание, лишаются великого богатства.

Но не только любовь к Богу наполнена прежде всего вниманием. Из внимания составляется и любовь к ближнему, о которой мы знаем, что она есть то же самое, что и любовь к Богу. В этом мире несчастные нуждаются, как ни в чем другом, в людях, способных отнестись к ним со вниманием. Способность отнестись внимательно к человеку несчастному – вещь очень редкая, дело очень трудное. Это почти чудо – нет, настоящее чудо. Почти все, которые считают себя имеющими эту способность, не имеют ее. Горение, порыв сердца, жалость – всего этого недостаточно.

В первой легенде о Граале рассказывается, что Грааль, чудесный камень, который, имея силу освященной гостии, может утолить всякий голод, будет принадлежать тому, кто первый скажет стражу этого камня, королю, на три четверти парализованному жестокой раной: «Что мучает тебя?»

Любовь к ближнему во всей полноте заключается в том, чтобы быть способным просто спросить его: «Что мучает тебя?» Это означает: знать, что несчастный существует не просто как экземпляр в коллекции, не как единица в социальной категории под этикеткой «несчастные», но как человек, который однажды был поражен и заклеймен клеймом несчастья, которое ни с чем не спутаешь. И для этого достаточно, но и необходимо уметь рассмотреть его определенным взглядом.

Этот взгляд есть в первую очередь – взгляд внимательный, когда душа освобождается от всего личного, что ее наполняет, чтобы впустить в самоё себя человека, которого она видит таким, каков он есть, по всей истине. На это способен лишь тот, кто способен приложить внимание.

Итак, истинно, хотя и парадоксально, что перевод с латыни, что задача по геометрии, даже выполненные неудачно, если только мы приложили к ним такое усилие, какое подобало, смогут сделать нас более способными однажды, позднее, когда представится случай, оказать несчастному, в момент крайнего отчаяния, именно ту помощь, которая его спасет.

Юный человек, способный усвоить эту истину и достаточно благородный, чтобы предпочесть ее плод всякому другому, сможет получить в занятиях науками всю полноту их духовной пользы, даже вне собственно религиозной веры.

Занятия науками – одно из тех полей, где скрыта драгоценная жемчужина6. Та самая жемчужина, ради которой стоит продать все, что имеешь, даже не задумываясь, чтобы ее купить.

О молитве «Отче наш»

(Марсель, 1942)[16]

Πάτερ ἡμῶν ὁ ἐν τοῖς οὐρανοῖς

(«Отче наш, сущий на небесах»)

Он наш Отец; нет ничего реального в нас, что не происходило бы от Него. Мы – Его. Он любит нас, потому что Он любит Себя, а мы принадлежим Ему. Но Он, Отец, находится на небесах. Мы – в другом месте. Если мы думаем, что у нас есть некий отец здесь, на земле, это не Он, это ложный бог. Мы не можем сделать ни шага по направлению к Нему. Мы не перемещаемся вертикально. Мы можем разве что направить на Него взгляд. Его не нужно искать, нужно лишь изменить направление взгляда. Это Его дело искать нас. Счастье – знать, что Он бесконечно недосягаем для нас. Тем самым мы определенно знаем, что даже если зло, которое гнездится в нас, овладеет всем нашим бытием, оно отнюдь не загрязнит божественные чистоту, блаженство и совершенство.

Ἁγιασθήτω τὸ ὄνομά σου

(«Да святится имя Твое»)

Только Бог имеет власть Сам именовать Себя. Его имя непроизносимо человеческими устами. Его имя – это Его слово. Это – Слово. Имя любого существа есть посредство1 между человеческим умом и этим