Статьи и письма 1934–1943 - Симона Вейль

случае карой становится бездарное существование; а чем бездарная жизнь лучше несчастья? Впрочем, вероятно, жизнь таких людей не перестает быть бездарной, даже если их постигают большие беды. Как можно догадываться, зло, живущее внутри человека, подчас бывает для него защитой от зла внешнего, которое жалит его через боль. Если это правда, будем надеяться, что Бог милосердно сократил для неблагоразумного разбойника88 его столь бесполезные страдания. Да, именно так; и большой соблазн несчастья заключен в том, что у несчастного всегда есть возможность страдать меньше, если он соглашается стать злым.

Лишь тому, кто, хотя бы на миг, ощутил чистую радость и, значит, познал вкус красоты мира (ибо это одно и то же), несчастье разрывает всю душу. Хотя только он и не заслуживает этого наказания. Но для него несчастье – не наказание. Просто Сам Бог берет руку человека и слегка сильнее сжимает ее. Ибо если останется верен, то на самом дне своего крика он обретет драгоценную жемчужину молчания Бога.

Размышления о пользе учебных занятий для воспитания любви к Богу

(Марсель, 1942)[15]

Ключ христианского отношения к учебным занятиям состоит в том, что молитва есть дело внимания. Это сосредоточенность на Боге всего внимания, на которое способна душа. Качество молитвы во многом определяется качеством внимания. Его невозможно заменить жаром сердца.

Только высшая часть внимания входит в общение с Богом, когда молитва бывает достаточно напряженной и чистой, чтобы такое общение могло установиться; но при этом должно быть обращено к Богу все внимание.

Учебные упражнения развивают, конечно, низшую часть внимания. Тем не менее они вполне эффективны в развитии способности внимания, которая пригодится нам во время молитвы, при условии, что мы занимаемся ими с этой целью – и только с этой целью.

Хотя сегодня этим, кажется, пренебрегают, формирование способности внимания есть истинная цель и почти единственная польза от учебных занятий. Большей частью учебные упражнения приносят определенную пользу и сами по себе, но эта польза второстепенна. Все упражнения, которые действительно требуют приложения способности внимания, заслуживают интереса в равной степени и почти с равным правом.

Школьники, студенты, любящие Бога, никогда не должны говорить: «Вот я люблю математику», «А я люблю французский», «А я – греческий». Они должны научиться любить все это вместе, потому что все это побуждает развивать то внимание, которое, когда оно обращено к Богу, есть самая суть молитвы.

То, что у нас нет ни таланта, ни естественной склонности к геометрии, не помешает нам через решение задачи или поиск доказательства развивать наше внимание. Даже скорее напротив. Это является почти благоприятным обстоятельством.

И неважно, удастся ли нам найти решение или понять доказательство; пусть даже мы и не сумеем добиться в этом успеха. Никогда, ни в коем случае ни одно усилие истинного внимания не бывает напрасным. Оно всегда в полной мере действенно в духовном отношении, но, как следствие, действенно и на более низком уровне интеллекта; ибо всякий духовный свет просвещает интеллект.

Если мы с истинным вниманием работаем над решением задачи по геометрии, но по истечении часа не подвинулись ближе к ее решению, чем были в начале, мы тем не менее продвигались с каждой минутой этого часа в ином, сокровенном измерении. Неощутимо, неуловимо – это усилие, по видимости пустое и бесплодное, прибавило в душе света. Плод проявится когда-нибудь позже, в молитве. Более того, он несомненно обнаружит себя в какой-то области знаний, – может быть, весьма далекой от математики. Возможно, однажды тот, кто приложил это безуспешное усилие, окажется способен, по причине этого усилия, более непосредственно ощутить красоту стиха Расина. Но то, что плод этого усилия обязательно обнаружится в молитве, – это определенно, в этом не может быть никаких сомнений.

Убежденность в вещах такого рода приобретается опытом. Но если мы не поверим, прежде чем получим доказательства, или, по крайней мере, не будем вести себя так, как если бы мы поверили, – то никогда не обретем опыта, который откроет нам путь к этой уверенности. Здесь налицо как бы некая антиномия. Так обстоит дело, начиная с известного уровня, со всеми видами познания, применимыми в духовном развитии. Если мы не примем все сказанное за правило для себя, прежде чем проверим на опыте, если мы не будем держаться, в течение долгого времени, одной верой, – верой сначала смутной и незрячей, – она никогда не преобразится в уверенность. Вера является условием непременным.

Наилучшую поддержку вере дает обетование, что, когда мы попросим у нашего Отца хлеба, Он не подаст нам камень. И, даже не имея явно выраженной религиозной веры, каждый раз, когда человек соединяет усилие внимания с единственным желанием: сделаться более способным к постижению истины, – он увеличивает в себе эту способность, даже если его усилие и не принесло никаких видимых плодов. Эскимосская сказка так объясняет происхождение света: «Ворон, который во время вечной ночи не мог найти себе пищу, возжелал света – и земля осветилась». Если поистине есть желание, если предмет этого желания поистине есть свет – желание света производит свет. Желание бывает истинным, когда есть усилие внимания. Поистине, именно свет нужен тогда, когда отсутствует всякая другая движущая сила. Даже если усилия внимания в течение целых лет, по видимости, остаются бесплодными, однажды свет, в точности пропорционально этим усилиям, осияет душу. Каждое усилие прибавляет понемногу золота к сокровищу, которого никто в мире не может у нас отнять. Бесполезные усилия, которые в течение долгих и нудных лет прилагал Кюре из Арса, чтобы выучить латынь, принесли свои плоды в чудесном даре духовного рассуждения, с помощью чего он познавал сами души кающихся из их слов и даже из их молчания1.

Итак, надо учиться без малейшего желания получить хорошие отметки, успешно сдать экзамены или достичь любого школьного результата; надо учиться, отнюдь не обращая внимания ни на собственные вкусы, ни на естественные способности, прилагая усилия в равной мере ко всем заданиям, помня о том, что все они помогают формировать то внимание, которое будет наиболее существенно важным для молитвы. В то время как мы работаем над заданием, надо иметь волю выполнить его правильно; ибо эта воля необходима, чтобы поистине приложить усилие. Но, помимо достижения этой ближайшей цели, глубинное намерение должно быть направлено исключительно на то, чтобы развить способность внимания ради молитвы, – так же как мы выводим на бумаге формы букв не ради этих форм, но ради той мысли, которую хотим выразить.

Положить во главу своих занятий это намерение,