Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

Президент пожевал сигару.

– Какого клуба? – неприязненно осведомился он.

– Прошу прощения, – проговорил полковник, – но я полагаю, что лучше вас никто не сможет ответить на этот вопрос.

– Я? – вскричал президент. – Клуб самоубийц? Полноте, джентльмены! Что за балаганные шутки! Я мог бы допустить подобное, если бы вы были навеселе, но сейчас я прошу вас прекратить их.

– Называйте ваш клуб, как вам будет угодно, – сказал полковник, – но за этой дверью у вас собралось общество, к которому мы бы хотели присоединиться.

– Сэр, – резко отвечал президент, – это явное заблуждение. Здесь частный дом, и я прошу вас немедленно его покинуть.

В течение этих переговоров принц продолжал спокойно сидеть. Когда же полковник взглянул на него с видом, ясно говорившим: «Воспользуемся этим ответом и, ради всего святого, уйдем отсюда!», Флоризель вынул сигару изо рта и произнес:

– Я пришел сюда по приглашению одного из ваших друзей. Он, несомненно, сообщил вам о моем намерении присоединиться к вашему обществу. Позвольте же напомнить вам, что человека в моем положении ничего не связывает и не удерживает, поэтому он едва ли станет терпеть оскорбительную неучтивость. Я человек чрезвычайно спокойный; но, любезный, или вы исполните наше желание, вполне очевидное, или глубоко раскаетесь в том, что впустили нас сюда.

Президент раскатисто расхохотался.

– Вот это по мне! – заявил он. – Вы человек в моем вкусе. Я люблю настоящих мужчин. Не будете ли вы так любезны, – добавил он, обращаясь к полковнику, – оставить нас на несколько минут наедине? Я обязан исполнить некоторые формальности, необходимые для приема в клуб, и сначала хочу поговорить с вашим приятелем.

С этими словами он отворил дверь в крошечную каморку, в которой и запер Джеральдина.

– К вам я проникся доверием с первого взгляда, – обратился он к Флоризелю, – но можете ли вы поручиться за вашего друга?

– Не так, как за самого себя, – ответил Флоризель, – но все же настолько, чтобы безбоязненно ввести его к вам. Жизнь обошлась с ним скверно. Никто на моей памяти не получал от нее столько болезненнейших щелчков и разочарований. Вдобавок, недавно он был уличен в шулерстве и изгнан с военной службы.

– Причины веские, – кивнул президент. – Один подобный случай у нас уже имеется, и я вполне могу поручиться за надежность этого члена. А сами вы, осмелюсь спросить, служили где-нибудь?

– Служил; но из-за лени оставил службу.

– Что же стало причиной вашего недовольства жизнью? – продолжал президент.

– Насколько я в силах понять, все та же лень, – отвечал принц, – непреодолимая лень.

Президент удивился.

– Черт побери, – воскликнул он, – это совсем не похоже на уважительную причину!

– Видите ли, помимо того, все мои средства иссякли, – добавил Флоризель. – А это причина не из последних. В итоге моя лень вступила в неразрешимый конфликт с требованиями жизни.

Президент молча пожевал сигару, пристально глядя в глаза новому члену. Принц выдержал этот взгляд со своим обычным невозмутимым благодушием.

– Если бы не мой опыт, – проговорил наконец президент, – я не принял бы вас в клуб. Но я знаю жизнь и знаю, что зачастую самые пустячные проблемы оказываются самыми неразрешимыми. И если я испытываю к человеку такое же доверие, как то, что чувствую к вам, то я скорее пренебрегу нашим уставом, чем откажу вам в приеме.

Далее и принц, и полковник были один за другим подвергнуты обстоятельному допросу. Флоризеля допросили наедине, а Джеральдина – в присутствии принца, чтобы президент мог следить за выражением лица одного в то время, когда он допрашивал другого. Результат оказался удовлетворительным, и глава клуба, записав некоторые ответы в свою конторскую книгу, вручил обоим для ознакомления текст присяги, которую принимали новые члены.

В соответствии с этим документом, член клуба отдавал себя чуть ли не в полную кабалу его руководству. Нарушение присяги грозило утратой чести и чуть ли не лишением надежды на вечную жизнь. Флоризель не без некоторого внутреннего сопротивления подписал этот документ, а полковник, пребывавший в совершенно подавленном состоянии духа, волей-неволей последовал его примеру. Затем президенту был вручен вступительный взнос, и он без всяких проволочек ввел новых членов в курительную комнату Клуба самоубийц.

Это помещение оказалось таким же высоким, как и кабинет, к которому оно примыкало, но гораздо более просторным. Стены здесь были оклеены обоями, имитирующими дубовую обшивку. Пламя камина и несколько газовых рожков освещали собравшуюся тут компанию. Вместе с принцем и его спутником здесь находилось восемнадцать человек, все они курили, потягивая шампанское. Время от времени лихорадочное веселье, царившее здесь, сменялось мрачным молчанием.

– Сегодня все в сборе? – полюбопытствовал принц.

– Более-менее, – отозвался президент. – Кстати, – прибавил он, – если у вас остались деньги, то здесь принято угощать собравшихся шампанским. Оно поддерживает бодрость духа и приносит клубу некоторый дополнительный доход.

– Хаммерсмит, – сказал Флоризель, – Позаботьтесь, пожалуйста, о шампанском.

С этим он повернулся и принялся обходить присутствующих. Принц, привыкший играть роль хозяина в высшем свете, без усилий покорил и очаровал всех, к кому обращался. В его манерах было нечто очень привлекательное и властное, а его необычайное хладнокровие придавало ему особую значимость в этой компании полуманьяков. Переходя от одного к другому, он зорко следил за всем происходящим, вслушивался в каждое слово и вскоре отлично понял, что за общество тут собралось.

Как водится во всякого рода притонах, здесь преобладал один и тот же человеческий тип: люди в расцвете молодости, с виду живые и образованные, но слабохарактерные, а потому лишенные надежды на житейский успех. Кое-кому из них было за тридцать, попадались и юнцы, не достигшие совершеннолетия. Одни отчаянно курили, другие молчали, устремив взгляд в одну точку и забыв про свои погасшие сигары; речь иных была полна подлинного блеска, но большинство предавалось пустопорожней болтовне, лишенной смысла и остроумия, болтовне с единственной целью – разрядить нервное напряжение. С каждой вновь откупоренной бутылкой шампанского веселье вспыхивало с новой силой. Большинство гостей бродило по комнате, сидели только двое: один занимал кресло у окна, другой расположился на диване у самого камина.

Первый был молод, бледен, лоб его блестел от испарины, он молчал и казался полумертвым как душой, так и телом. Господин у камина выглядел здесь самым старшим – на вид ему было лет сорок, и Флоризель подумал, что никогда не встречал человека, более отвратительного и более изнуренного всякими излишествами. От него остались кожа да кости, он был наполовину парализован, а его глаза за невероятно сильными линзами очков казались огромными и деформированными. Не считая принца и президента, этот человек был единственным из присутствующих, сохранявшим полное спокойствие.