Петр Грушин - Владимир Светлов

Пилотировать U‑2 было поручено 31‑летнему Френсису Гарри Пауэрсу Сын шахтера из штата Кентукки, Пауэре с детства мечтал о небе, о полетах, хотя родители хотели, чтобы он стал врачом. Но все же он добился своего, став в 1950 году летчиком. Свой контракт с ЦРУ об участии в операции «Перелет» Пауэре подписал в мае 1956 года, будучи еще старшим лейтенантом американских ВВС. Первый полет над СССР Френсис Пауэре совершил в ноябре 1957 года. Тогда ему удалось, взлетев в Турции, облететь и сфотографировать ряд аэродромов, ракетный полигон в Капустином Яре, а затем, сделав круг над Украиной, вернуться обратно. В дальнейшем он еще 25 раз взлетал на U‑2 с аэродромов Турции и Пакистана, совершая длительные полеты вдоль границ СССР.

U‑2, на котором предстояло лететь Пауэрсу, был сдан заказчику 5 ноября 1956 года и стал 20‑м в серии этих самолетов. К весне 1960‑го его репутация была не идеальной: именно он подвел своего пилота во время полета над Дальним Востоком 24 сентября 1959 года.

На этот раз технические параметры самолета находились вне всяких похвал. Взлет из Пешавара состоялся в 5 часов 26 минут, и уже через несколько минут Пауэре пересек границу воздушного пространства СССР в районе Кировабада. Два щелчка по радиосвязи на определенной волне – этим условным сигналом Пауэре оповестил руководство операции о том, что он приступил к выполнению задания. А дальше его U‑2, как обычно, превратился в неизвестный объект, не имеющий никакой связи с землей, в «ночного комара», не дающего покоя ни руководству СССР, ни советским войскам ПВО.

Конечно, после 9 апреля американцы знали, что советская ПВО вновь будет предпринимать отчаянные попытки сбить самолет. Но их расчет в первую очередь строился на том, что наиболее подготовленные военные специалисты будут участвовать в праздничных первомайских мероприятиях. К тому же, по имевшимся у американцев данным, насыщенность зенитными ракетными средствами по пути следования U‑2 была недостаточной для его эффективного перехвата. Хотя места предполагавшейся дислокации радиолокаторов и зенитных ракет были предусмотрительно отмечены на выданной Пауэрсу карте.

Не учли американцы лишь одного – обстановки, которая сложилась в руководстве советскими Войсками ПВО после десятков безнаказанных шпионских полетов, обстановки, в которой могли отдаваться самые невероятные, конечно с точки зрения американцев, приказы, такие, например, как: «Таранить самолет‑нарушитель!».

Первомайский день 1960 года для Грушина начинался как обычно. На столе, в квартире на Ленинградском проспекте, лежал полученный накануне пропуск на Красную площадь. Там его ждала, ставшая уже привычной, встреча со своими коллегами‑руководителями. Это был один из немногих случаев в году, когда можно было встретиться с ними в неформальной обстановке, что‑то обсудить, что‑то запланировать. Грушин любил такие непротокольные встречи. Уже несколько раз они позволили ему договориться со строптивыми смежниками, решить трудный вопрос или просто познакомиться. Красная площадь, казалось, сама собой располагала к дисциплинированности и сговорчивости.

Но за полчаса до отъезда в квартире Грушина зазвонил телефон. Подключенный недавно домашний номер Д‑0‑18‑58 знали немногие, еще меньше людей могли себе позволить позвонить Грушину в столь раннее праздничное утро… Сняв трубку, Грушин узнал голос заместителя главнокомандующего Войск ПВО страны П. Н. Кулешова, звонившего с командного пункта ПВО. Но звонил он не с поздравлениями:

– Петр Дмитриевич! Невидимка идет на Урал.

Обжигающая информация и напряженный голос Кулешова не располагали к продолжению беседы. Грушин сухо ответил, что все понял, и положил трубку. Праздничное состояние мгновенно исчезло.

На Красной площади многие из его знакомых ракетчиков были уже в курсе, получив аналогичные звонки. Таинственная серьезность на их лицах была красноречивей любых слов. Но новостей с Урала ни у кого не было. Не было рядом и никого из руководства ПВО.

А над Красной площадью плыл праздничный голос диктора, который продолжал объявлять все новых и новых участников парада, проезжающие по площади танки, пушки, ракеты. Стоявшие на Мавзолее руководители страны благодушно улыбались, время от времени махали руками, приветствуя марширующие войска. Немногим из тех, кто находился рядом с Мавзолеем, была известна цена этой, внешне беззаботной, праздничной картины.

Большинство из обладателей утренней информации время от времени поглядывали на Н. С. Хрущева, на главкома ПВО С. С. Бирюзова, который был не по‑праздничному одет в полевую форму, надеясь понять состояние дел по выражению их лиц. Вот Бирюзов спустился с Мавзолея и куда‑то ушел, потом вернулся, о чем‑то переговорил с Хрущевым. Но нервное напряжение на лицах руководителей страны не исчезло. Значит, все шло по‑прежнему…

С раннего утра, в этот праздничный день, на командный пункт Войск ПВО страны в Москве съехалось все руководство ПВО. Все приказы уже были отданы. Оставалось ждать.

Что нес на своих крыльях самолет‑нарушитель, именовавшийся целью 8630, не знал никто. Даже самое тревожное предположение – нет ли на нем атомной бомбы? – отвергнуть было нельзя. И готовиться предстояло к любому развитию событий, в том числе и к его пролету над Москвой во время парада и демонстрации.

Но первые три часа полета Пауэрсу везло, как и многим из его предшественников.

«Юго‑восточнее Аральского моря я вдруг заметил внизу под собой инверсионный след реактивного самолета… То, что я попал под наблюдение и что радар обнаружил меня, было совершенно очевидно», – писал впоследствии Пауэре в своей книге «Операция „Перелет“».

В начале восьмого U‑2 пролетел в нескольких десятках километров восточнее Тюратам. Пауэре хладнокровно делал свое дело. В заранее определенных местах он нажимал необходимые кнопки, включая фотоаппараты, индикатор регистрации источников радиоизлучений, разнообразные приборы.

Около восьми U‑2 подлетал к очередной цели для фотографирования.

«Передо мной лежал Свердловск – важный промышленный центр, представляющий для нас исключительный интерес… Неожиданно я заметил под собой аэродром, которого на моей карте не было. Я стал наносить его…», – вспоминал Пауэре.

Именно в эти минуты из Москвы с командного пункта ПВО на Урал ушел приказ: «Уничтожить цель. Таранить. Дракон». Так пустил в дело свой позывной военных лет находившийся на КП командующий авиацией ПВО Е. Я. Савицкий.

Первым в 7 часов 40 минут со свердловского аэродрома Кольцове на Су‑9 взлетел на перехват капитан Сокович. Но навести на цель его не удалось – наземные локаторы оценили высоту цели в этот момент всего в 10 км.

В 8 часов 28 минут для исполнения приказа Савицкого в воздух поднялся капитан И. Ментюков, который случайно оказался в тот день в Кольцове, перегоняя Су‑9 с серийного завода в Белоруссию. Таранить цель Ментюкову предстояло потому, что на аэродроме не было ракет. Другого оружия самолет просто не имел.

Форсажный рев Су‑9 быстро исчез в утреннем уральском небе. Штурман наведения начал наводить Ментюкова – борт 732‑й – на цель. Вскоре самолет набрал высоту 20 750 м и со скоростью 2000 км/ч устремился к цели, но приказ «Дракона» выполнить не удалось…

– До цели 25 километров, – бесстрастным голосом сообщил штурман наведения.

Ментюков включил радиолокатор, но, работавший нормально перед полетом, он неожиданно оказался забит помехами.

– Экран забит помехами, применяю визуальное обнаружение, – доложил на землю Ментюков.

Когда до цели оставалось с десяток километров, Ментюкову сообщили, что цель начала разворот. При огромной разнице в скоростях, он даже не успел разглядеть длиннокрылую машину, пролетев в нескольких километрах от нее…

Спустя тридцать с лишним лет после того дня именно этим пролетом в районе U‑2 Ментюков объяснит то, что самолет‑нарушитель начал падать, деформированный струей реактивного двигателя его истребителя‑перехватчика. Однако эта версия не смогла объяснить, почему в тот майский день U‑2, после пролета около него Су‑9, удалось пролететь еще более 10 минут на 20‑километровой высоте, выполнить разворот на 90° и полет по прямой, к Свердловску.

Тогда же Ментюков доложил на землю о первой неудачной атаке, но при попытке повторного наведения ему была преждевременно подана команда с земли: «Выключить форсаж». Выполнение смертельно опасного боевого задания было прекращено, в 8 часов 42 минуты самолет Ментюкова начал снижаться и заходить на посадку.

Минутой раньше навстречу U‑2, находившемуся в районе озера Кыштым, была впервые выпущена ракета С‑75. Пуск был произведен 5‑м дивизионом 37‑й зенитной ракетной бригады, когда расстояние до цели составляло около 50 км. Однако вскоре после старта ракеты U‑2 развернулся – либо по программе полета, либо уходя в сторону от пролетевшего в те минуты рядом с ним Ментюкова – и ракета не долетела.