В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над фонарями кабин мерно качался звездный купол, тяжелая глухая темень без единого огонька текла внизу. По погашенным звездам угадывали высокие пики гор, заступающие вертолетам дорогу. Держать предельную скорость полета было нельзя — с этим в ночных горах приходится мириться.
Летчики не знали точной обстановки на горе, где находилась запросившая помощи группа десантников, однако предполагали: кому-то придется садиться на незнакомый пятачок, чтобы взять людей. Поэтому оба вертолета несли светящиеся авиабомбы.
В расчетное время увидели короткие вспышки — словно кто-то чиркал отсыревшими спичками на дне гигантского колодца, и накаленные трассы очередей скрещивались в одном месте; душманы вели огонь по вершине горы. В ту же минуту радист десантников подтвердил, что Косицын безошибочно вывел машины в нужное место.
Гирлянды САБов зажглись в небе, их красноватый свет, погасив звезды, озарил незнакомую гору, черным провалом за ней лежало ущелье. С плоской макушки горы немедленно взмыли сигнальные ракеты десантников. Сбросив скорость, винтокрылая пара на небольшой высоте пошла в облет горы.
Может быть, в рассеянном свете САБов стали заметны силуэты низко летящих машин, или душманы действовали наугад, по звуку, — верхний склон горы вдруг опоясался частой цепью вспышек, багровым потоком прожгла небо длинная очередь крупнокалиберного пулемета, нащупывая головной вертолет. И тогда огненные стрелы ринулись с неба к земле, и зенитный пулемет душманов словно захлебнулся.
Банда отхлынула от вершины в темноту, но продолжала держать позицию десантников под огнем. Садиться было нельзя. Однако уходить летчики не собирались, начали барражирование. Почти два часа пара вертолетов кружила над горой, время от времени сбрасывая САБы и следя за передвижениями банды — так орел и орлица попеременно кружат над своим гнездом, оберегая его от ползучих гадов. Потом на смену, уже проверенным путем, прилетела вторая пара. Это были более мощные боевые машины, защищенные броней. Но как раз к их приходу в темной долине прорезался слабый свет от фар машин наземной бронегруппы, подоспевшей на помощь. Горючего оставалось в обрез, и как ни велико было желание летчиков увидеть лица отважных товарищей по оружию, Герцев приказал возвращаться на свой аэродром. Вслед уходящим вертолетам полетел с вершины горы радиосигнал: «Спасибо, братья!»
Армейское товарищество, что без тебя человек на войне! Уже по возвращении домой довелось мне однажды оказаться в кругу уволенных в запас солдат и сержантов, отслуживших на афганской земле. Одни работали на заводах, другие учились, кое-кто успел обзавестись своей семьей. Их спрашивали, что вынесли они с горячей афганской земли, и каждый прежде всего отвечал: «Товарищество. Дружбу на всю жизнь. Веру в товарища...»
Рассвет обнажил на горном склоне, исполосованном свинцом, тела бандитов и разбросанное оружие. Раненым душманам, брошенным на произвол судьбы разбежавшимися собратьями, оказывалась первая медицинская помощь перед тем, как отправить их в афганский госпиталь. Этим повезло. Для них наступившее утро стало часом прозрения. Они еще со страхом смотрели на тех, кого пришли убить на этой горе и кто теперь перевязывал их раны, поил водой из собственных рук. Они еще плохо верили происходящему, но уже понимали, что останутся жить...
Вертолетчики эскадрильи Герцева никогда не встречались с десантниками роты Кириченко, и мне очень хотелось — пусть на несколько минут — свести их вместе: сдержанного Герцева и живого, неунывающего Ковалева, улыбчивого Белицкого и внешне холодноватого Кушкиса, обстоятельного Платонова и горячего Долотказина. Хотя бы руки друг другу пожали, поздравили друг друга с боевыми наградами, а Ковалева — с досрочным званием «капитан». Но непросто бывает встретиться воинам разных подразделений в Афганистане, где им каждодневно выпадают нелегкие труды, где по минутам расписана жизнь каждого, а выходы по тревогам не планируются заранее.
Во время беседы со мной Герцев то и дело поглядывал на часы — эскадрилья готовилась к новой работе. Десантников в этот час тоже не было в своем лагере. Снова штурмовали горные вершины Кушкис и Ковалев. Всегда уравновешенный, похожий на казака-запорожца, Кириченко с другой группой охранял транспортную колонну, идущую на Джелалабад. По той же дороге, но в противоположную сторону, к перевалу Саланг, ехал со своими солдатами на афганском грузовике темноусый богатырь старший лейтенант Сергей Долотказин. Задача ему выпала необычная. В том районе время от времени появлялась банда, которая в удобных местах уводила с дороги, а потом грабила афганские грузовики. Если водитель оказывал хоть малейшее сопротивление, его убивали. Шоферы стали бояться поездок, и тогда местные власти обратились за помощью в советскую воинскую часть.
Нападение на колонну произошло вблизи перевала. Бандиты уже считали добычу своим достоянием, как вдруг все переменилось. Настолько решительно и быстро десантники с помощью самих афганцев обезоружили банду, что потрясенные душманы стали приходить в себя, когда их, уже пленниками, заталкивали в кузова грузовиков, где по углам с автоматами в руках сидели бойцы царандоя...
Через две недели, покидая Афганистан, я оказался на том же аэродроме. Хотелось проведать вертолетчиков, но до вылета оставались минуты. Уже опустился посадочный трап, когда подъехала группа офицеров, в ней были двое в авиационной форме. От них-то я и услышал, что накануне, выполняя сложное задание в горах, погиб заместитель командира вертолетной эскадрильи по политчасти...
Там, в афганских горах и пустынях, на афганских дорогах, где и сегодня еще гремят выстрелы и взрывы, нацеленные в людей, по-новому осознаешь и ценность жизни, и то, что сам ты, как и всякий человек, не бессмертен. И все же тогда не поверилось мне, что летчики говорили о Белицком — так живо стоял перед глазами улыбчивый, ясноглазый парень в светло-голубом комбинезоне. Но собеседники мои назвали имя...
Я не мог расспрашивать подробности. Я знал: он погиб как воин, выполняя долг и не отводя своего ясного взгляда от зрачков смерти. Мы были знакомы с Леонидом Белицким лишь несколько часов, а казалось — потерял лучшего друга. Невольно думалось об отце Леонида, старом витебском рабочем, о его матери, о той миловидной женщине с ребенком, что смотрели на нас с портрета. С чем сравнить их-то утрату?..
Но думалось мне и о тех, кого Леонид Белицкий за свою короткую жизнь спас от гибели, выручил из жестокой беды. И у них есть матери и отцы, сестры и братья, у многих — жены
