Очерки истории российской внешней разведки. Том 3 - Евгений Примаков

В 1914 году его как немца выслали из Киева в Одессу. Но с приходом на Украину германских войск зачислили в полевую полицию и направили служить в качестве переводчика к начальнику Киевского уголовного розыска. Из Киева Ковальчик, живший тогда еще под своей немецкой фамилией, вновь переехал в Одессу, где также работал в уголовном розыске, но уже не переводчиком, а на сыскной работе. Приобретя опыт сыщика, уехал в Польшу. В своем заявлении представителю Лига Наций в Варшаве он писал 20 ноября 1921 г.: «Имею аттестаты Одесского и Киевского уголовного розыска, а также секции дефензивы 2-й Польской армии, откуда уволили вследствие ликвидации учреждения. Обращая внимание на знание мною языков (польского, украинского, французского, немецкого и русского), просил бы о предоставлении мне должности в одном из частных бюро сыщиков на Западе, ибо в Польше таких учреждений не имеется, а частной практики не разрешают».

В начале 20-х годов он под фамилией Ковальчик обосновался в Берлине, где и открыл осведомительно-детективное бюро, завел полезные и необходимые связи в полицай-президиуме, полицейских участках, консульствах и начал работать.

В 1925 году Ковальчик по своей инициативе установил контакт с нашей резидентурой в Берлине. Основой для этого послужило то, что Ковальчик представил советскому полпреду материалы, разоблачавшие фальсификатора так называемых «документов Коминтерна» Дружиловского. Одновременно он сообщил о нем и в полицай-президиум.

Резидентура заинтересовалась Ковальчиком. Почему бы не установить с ним конспиративные отношения и не использовать негласно частное детективное агентство? Ведь приходится так часто разыскивать нужных лиц, проводить «установки»[46], вести наблюдение. По согласованию с Центром решение было принято.

С тех пор свыше 12 лет берлинская резидентура широко использовала на материальной основе возможности пана Ковальчика: проводила «установки» и вела наблюдение за интересующими ее лицами, а также проверяла через сыскное бюро, которое возглавлял этот опытный сыщик, многих лиц, уезжавших на работу в СССР.

Сотрудник берлинской резидентуры Валериан, который длительное время встречался с ним, так описал Ковальчика в 1935 году: «Высокого роста, правильного и стройного телосложения, 57 лет, но выглядит значительно моложе своего возраста, блондин, голубые или серые глаза». В архивах разведки сохранилась характеристика, которую Ковальчик дал своему помощнику, рекомендуя его нам в качестве своего заместителя: «Лет 40, женат, имеет сына 5 лет, католик, член союза офицеров запаса, владеет собственным посредническим бюро, побывал в тюрьме за мошенничество, смекалист, пронырлив, изворотлив, владеет хорошими манерами, умеет по мере надобности пользоваться вымышленными титулами и званиями, плутоват, но ценит хорошую оплату труда.

Нацистам не симпатизирует. Как католик настроен к ним враждебно, но наружно является их сторонником, держа кулак в кармане.

Его можно определить словами: ein ausgekochter berliner Junge (прошедший огонь и воду берлинец).

В частной жизни, на стороне от родных и близко знакомых, — пижон, любит позадаваться в фешенебельных кафе и ресторанах в элегантном наряде, в белых гамашах и с моноклем в глазу. Пошаливает с женщинами, но об этом хранит молчание, ими не увлекается. Работал у меня с 1929 года, посылался в Чехословакию и Австрию, наловчился в разведделе. Парень для шпионажа подходящий. Как себя проявит, будучи самостоятельным ведущим дело без надзора, сказать не могу».

В определенной степени эта характеристика отражает черты и самого Ковальчика.

Пан Ковальчик и его бюро выполняли задания не только берлинской резидентуры, но и Центра, и не только в Германии, но и в соседних странах. В этих целях сыскное бюро приобрело с помощью Центра автомобиль.

12 февраля 1934 г. из Берлина в Центр пришла телеграмма, в которой сообщались результаты выполнения очередных заданий резидентуры Ковальчиком и высказывалось предложение о передаче его на связь нелегальной резидентуре, которой руководил В.М. Зарубин.

И вдруг 21 января 1935 г. при выполнении задания по установке сотрудника Антикоминтерновского бюро полицией был задержан один из работников бюро Ковальчика. На допросе он сообщил, что интересовался этим человеком по заданию своего шефа. В этот же день арестовали и Ковальчика. Он показал на допросе, что установку просил провести некто Шредер. Зачем ему это надо? Сыскное бюро — частное, таких вопросов клиентам там не задают. Ковальчик не может сказать, кто такой Шредер и где живет.

Просидев в полиции около месяца, шеф бюро был освобожден, дав подписку, что будет стараться отыскать этого Шредера, и этим отчасти, по крайней мере, загладить свою вину.

Арест Ковальчика насторожил и берлинскую резидентуру, и Центр. После освобождения его из тюрьмы из Центра в Берлин был направлен оперработник Валериан, тот самый, у которого раньше на связи находился Ковальчик. Беспокойство Центра было вполне понятно, если учесть, что через Ковальчика проверялась перед вербовкой вся агентура берлинской резидентуры, включая одного очень ценного агента в берлинском гестапо по кличке «Брайтенбах».

Валериан встретился с Ковальчиком и его сотрудниками, обстоятельно побеседовал с ними, а о результатах доложил в Центр. Он высказал мысль, что, несмотря на случившееся, Ковальчику можно доверять. На доклад Валериана резко отреагировал резидент в Берлине. Он писал из Берлина в Центр: «Мы считаем, что Ковальчик и его сотрудник завербованы, и мы не имеем права поддерживать с ними связь, поставить под удар работу всей резидентуры». В конце письма, однако, была приписка: «Если мы получим от «Брайтенбаха» из полиции дело на Ковальчика, то положение будет значительно яснее. Тогда и решим вопрос о работе с Ковальчиком. Недоверие к нему показывать, конечно, нельзя».

В дальнейшем резидент «легальной» резидентуры в Берлине уже спокойнее реагировал на происшедшие события, в особенности после личной встречи с паном Ковальчиком. В своих письмах в Центр он соглашался с тем, что в поведении Ковальчика есть ряд подозрительных моментов, но нельзя не предполагать и того, что Ковальчик говорит правду по поводу своего пребывания в полиции, срезая лишь некоторые острые углы, не имеющие решающего значения. Он даже высказал мысль о том, что с Ковальчиком можно восстановить и даже расширить сотрудничество, не ожидая того, что может сообщить «Брайтенбах».

«Брайтенбах» наводил первые справки о Ковальчике очень осторожно. По мнению В.М. Зарубина, на связи у которого в то время находился «Брайтенбах», делу Ковальчика надо было дать «остыть», чтобы справиться с заданием с меньшим риском.

Валериан оставался в Берлине и несколько раз встречался с Ко-вальчиком и его людьми, перепроверяя детали происшедшего. Перед отъездом в Москву он оставил Ковальчику и его помощнику условия связи на экстренный случай.

К этому времени «Брайтенбах» сумел навести справки в гестапо. 27 июня 1935 г. он сообщил В.М. Зарубину, что «никаких следов в полиции об аресте Ковальчика и его друга нет. Дела нет в архиве, а равно и их фамилий в картотеке». Опытный в этих делах «Брайтенбах» сделал предположение: «Возможно, что при вербовке дело было изъято из обращения окончательно. Выяснение продолжается».

9 июля того же года «Брайтенбах» сумел просмотреть досье гестапо и сообщил, что Ковальчик стал известен его сотрудникам в связи с делом Дружиловского, который оставил в его бюро чемодан с фальшивыми документами, о чем Ковальчик поставил в известность полицию. (О фальшивках Ковальчик сообщил и советскому торгпреду, но об этом гестапо не знало.) Кроме того, у полиции вызывал сомнение источник доходов Ковальчика, в связи с чем он некоторое время находился под наблюдением. Однако за неимением других данных «разработка» шефа сыскного бюро немцами вскоре была прекращена. Тем не менее резидентура также решила временно законсервировать работу с Ковальчиком.

Через некоторое время работу с Ковальчиком решили продожить, используя условия связи, которые оставил Валериан. Но на встречу никто не приходил. Вместе с тем от Ковальчика в адрес полпредства СССР в Берлине стали поступать письма, в которых он просил уладить с ним отношения. Об этом, естественно, сообщили в Центр, который предложил послать Ковальчику определенную сумму денег и пригласить его в Москву, что и было сделано. Спустя несколько дней Ковальчик направил через полпредство пространное письмо в Москву, в котором сообщал о своем положении и положении своих сотрудников. Смысл письма сводился к тому, что Ковальчик и его группа готовы и дальше выполнять задания советской разведки. А заканчивалось письмо следующими словами: «Прошу уполномочить толкового человека провести расследование дела в Берлине, а затем, если нужно, потребовать меня в Москву. Зря выводить меня в расход нечего. От немцев, будучи виноватым, отбрехался, не повесили. Было бы глупо, если бы ни за что ни про что, не разобравшись, расстреляли свои неповинного».