Дом неистовых клятв - Оливия Вильденштейн

остатки гнева. Я бы не назвала его лицо мягким — не думаю, что для описания лица Кахола Бэннока можно использовать это слово — но выражение его лица определенно смягчается.

Вместо того чтобы поставить меня на ноги, он поднимает меня своими огромными руками и прижимает к вздымающейся груди.

Я не протестую. Вообще, я не из тех, кто привык экономить усилия, но сейчас моё тело кажется ни на что не годным. Может быть, горячая вода, и правда, поджарила часть моих внутренних органов? Я морщу нос при этой мысли, а затем качаю головой, чтобы её отогнать.

— Ребёнку заплатили? — спрашивает мой отец, когда мы приближаемся к деревьям, верхушки которых покачиваются.

Я хмурюсь.

— Ребёнку?

— Нам пришлось позвать человеческого ребенка из Ракокки и отнести его на пляж, чтобы тот распутал ожерелья на твоей шее, так как металл это проводник.

Он бросает взгляд в сторону Лора.

— Лор не привязывал их к моей шее, dádhi. Я сама это сделала.

Я касаюсь ладонью его бороды, чтобы обратить на себя его внимание.

— И я точно так же сама решила достать его ворона, зная, что там находится вулкан.

— Тогда он, мать его, должен был тебя остановить!

Я вздыхаю, чувствуя, что мой отец пока не готов забыть и простить.

«Я пойму, если он никогда меня не простит».

Я перевожу взгляд на клубящуюся тёмную массу.

«Не говори так. Вы лучшие друзья. Братья. Он, может быть, и не забудет об этом, но он простит».

«Если бы твоя кожа расползлась, а кровь вытекла…»

Его тени содрогаются, а золотые глаза надолго исчезают.

«Ты могла умереть».

Что? Как же я рада, что не задумывалась об этом, когда ныряла в этот марелюский суп. Иногда неведение это не так уж плохо.

— Ребёнку заплатили, Кахол. Он попробовал золотую монету на зуб, так как не мог поверить, что она настоящая.

Имоген улыбается, что очень редко случается, поэтому мой взгляд моментально приковывает изгиб её губ и белые зубы.

— Один золотой за то, чтобы распутать бусы? Кажется, вы сделали из него почитателя воронов.

— Мы и так уже ему нравились, — говорит мой отец. — Как и большинству людей. Ему заплатили золотом за молчание. Лучше, если фейри будут продолжать думать, что ворон Лора лежит в Филиасерпенс.

— Ему понадобился почти час, чтобы распутать твою маленькую удавку, — говорит Имоген.

Я потираю свою нежную кожу.

«Разве не проще было бы использовать клещи или нож?»

«Ты действительно думаешь, что я позволил бы кому-то приблизиться к твоему телу с ножом, mo khrà?»

«Думаю, нет».

— Надеюсь, ты не против того, что я позволила ему оставить себе одну жемчужную нить, Фэллон.

Имоген указывает на сверкающую кучу цепочек и драгоценностей.

— Похоже, его матери очень нравится морской жемчуг.

— Тебе следовало отдать ему все эти ожерелья, Имоген.

— Это вызвало бы много вопросов; а вот одна цепочка не создаст ни для него, ни для нас никаких проблем.

Отец опускает меня рядом с ржавым силком, в котором покоится ворон Лора. Одно его крыло полностью находится внутри, а другое торчит наружу. Это просто чудо, что он не вывалился по пути. Хотя никакого чуда здесь нет: один из его когтей застрял в металлических прутьях.

Стрела, торчащая из него, обломилась и представляет собой деревянный обрубок, но мне удаётся захватить её большим и указательным пальцами. Но когда я пытаюсь её вытащить, пальцы соскальзывают.

Я переворачиваю клетку и ищу выходное отверстие, так как мне нужно вытащить в первую очередь обсидиановый наконечник. А дерево вывалится само, когда Лор будет освобожден из своего стального плена. К своему большому сожалению я не нахожу выходного отверстия. Выражаясь словами моей великой и могущественной пары: focà.

Я убираю с лица свои мокрые волосы, запачкав лоб песком, ставлю клетку на свои скрещенные ноги и снова захватываю деревяшку, торчащую из живота ворона. Минуты складываются в час, а мне так и не удаётся освободить свою пару.

— Мне нужен огонь и металлическая шпажка.

«Планируешь зажарить меня, mo khrà?»

Я наклоняю голову и пристально смотрю на него. Его глаза лимонного цвета единственный раз в жизни не смотрят на меня. Они сосредоточены на своём вороне, который покоится у меня на коленях.

— Я планирую сжечь гнилое дерево и заменить его на металлический стержень, чтобы вытащить из тебя обсидиановый наконечник.

«Похоже, будет больно».

«Не вижу другого способа достать его из тебя, Лор».

Он, должно быть, отдал приказ найти все те предметы, которые я попросила, потому что два ворона, кружащие над нами, взмывают над лесом и летят в сторону поселения людей на болотах.

Ожидая их возвращения, я пытаюсь выкрутить древко и жалею о том, что не могу использовать свою магию. Но поскольку моя кровь, смешанная с обсидианом, превратит Лора в вечного ворона, я ни при каких обстоятельствах не могу запачкать его кровью.

Рядом со мной падет тряпичный узел, и я подпрыгиваю на месте. Когда я понимаю, его принесли посланники Лора, я разворачиваю его.

Пусть это сработает.

ГЛАВА 59

Ударив сталью о кремень, я бормочу:

«Прости, Лор».

С камня соскакивает искра и попадает на древко стрелы. Несмотря на то, что дерево промокло, оно всё равно воспламеняется и сгорает, как свечка на торте. Я изучаю призрачное лицо своей пары, в то время как запах костра наполняет пляж.

«Мне очень жаль».

Он не говорит ни слова, а только смотрит на дым, поднимающийся от его железного ворона.

Как только дым перестаёт вырываться наружу, я наклоняю клетку и вытряхиваю тлеющие угли, а затем вставляю металлическую шпажку в дырку, оставленную стрелой. Я вздрагиваю, словно протыкаю своё собственное тело.

«Не плачь, Behach Éan. Мне не…», — он сглатывает — «… больно».

Разве это возможно? Я вытираю слёзы плечом.

Но они продолжают подступать, стекать по моим щекам и капать на блестящее железное тело моей пары. Я уже начинаю думать, что никогда не достану этот проклятый наконечник, как вдруг моя шпажка погружается ещё глубже в Лора, словно он не весь сделан из металла.

Я слышу, как он резко вдыхает, когда острый обсидиановый кончик показывается с другой стороны его железного тела. По нашей мысленной связи я ощущаю его боль, яркую, точно белая вспышка. Сжав зубы и продолжая плакать от жалости к нему, я резко погружаю шпажку внутрь, чтобы положить конец его мучениям. Наконечник со звоном ударяется о металлическую клетку.

Я быстро достаю шпажку и кидаю её на песок. Я смотрю на наконечник стрелы в такой ярости и