Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут

чёрной репутацией, и всё-таки она – родной ему человек, человек, который страдает вместе с ним.

– Не бойся за меня, – уже мягче произнёс Берхард. – Я сумею за себя постоять.

– Что бы ни случилось, не расставайся со своим амулетом. Он – единственная твоя защита.

– Я буду это помнить, – пообещал Берхард.

Вскочив на коня, юноша помчался в сторону замка. Кларк же задержался.

– Что именно задумал Густав? – потребовал он ответа у Хельги.

Женщина с надеждой кинулась к молодому всаднику.

– Помоги ему, – просила она. – Я не знаю, что замышляет Густав, но чувствую запах яда. Не доверяйте ему, а лучше убейте его.

– Яд. Как подло. И когда он решится на это?

– Не знаю, Кларк, – почти простонала Хельга. – Но рука его уже наготове, и смерть подошла к Берхарду слишком близко. Помоги ему.

– Я буду рядом с ним, – дал слово Кларк. – А теперь возвращайся домой.

Развернувшись, он поторопился вслед за другом. Хельга провожала их с грустью, но с надеждой в сердце.

– Я буду молиться за вас. Молиться за тебя, Берхард. Не дай погубить себя.

Кларк нагнал Берхарда уже на внутреннем дворе. Юноши сошли с коней и спешно направились в замок.

– Ну что теперь ты скажешь? – поинтересовался Кларк у друга. – Или ты не поверил Хельге?

– Представь себе, поверил, – отозвался Берхард.

– И что намерен делать?

– Теперь я ещё больше хочу отдать Густаву этот пресловутый трон. И сделаю всё, чтоб он его получил. Мне надоела война из-за наследства.

– Хельга говорила о яде.

– Подло, зато быстро и эффективно, – усмехнулся Берхард, поднимаясь по ступенькам.

– Я смотрю, ты всё равно относишься ко всему, как к игре? – бросил ему вдогонку Кларк.

Берхард резко остановился и развернулся.

– К игре? – юноша вонзил в друга жёсткий взгляд. – Хороша игра. Да я никогда в жизни не был столь серьёзен и решителен! Думаешь, мне весело? Эта нескончаемая неделя обратилась для меня настоящим испытанием. Я словно целую жизнь пережил. А завтрашний день вообще станет судом Божьим! А теперь ещё и брат-отравитель. Я устал. Хочу скорее всё разрешить да уехать отсюда. Я люблю Регентропф, но он для меня стал адом. А теперь подскажи, Кларк, в каком месте этой игры мне можно посмеяться?

– Я же просил тебя не опаздывать! – отчитывал Генрих своего старшего сына. – Приказывал тебе сегодня никуда не уезжать! Почему я должен искать тебя?

В окружении нарядной свиты ландграф и Берхард в богатых одеяниях, соответствующих торжественному случаю, ехали в город, чтобы встретить важных и долгожданных гостей, маркграфа фон Фатнхайна и дочь его Зигмину, прибывающих в Регенплатц на корабле.

Генрих пришёл в бешенство, когда узнал, что Берхард ослушался его и снова с утра покинул замок. Его разозлило не столько отсутствие Берхарда, сколько то обстоятельство, что всегда послушный и учтивый сын вдруг превратился в дерзкого бунтаря, вдруг стал создавать проблемы и лишние хлопоты.

– Ты уже взрослый мужчина, в тебе должно быть чувство ответственности! – продолжал гневаться Генрих. – Теперь из-за твоего ребячества мы можем опоздать, уважаемым людям и твоей невесте придётся ждать нас на пирсе, как каким-то заезжим путешественникам.

Берхард молчал. Не возражал ни словом, ни жестом.

– Представляешь, какое отрицательное мнение они могут сложить о нас? – Генрих взглянул на каменное лицо сына. – Нет, он не представляет. Берхард, я с тобой разговариваю! О чём ты только думаешь?

– О Гретте, – спокойно отозвался Берхард.

Это ещё больше разгневало ландграфа.

– Негодный мальчишка! – взревел он. – Я запрещаю тебе, слышишь?!

Окружающие обернулись, прислушались. Лишь Берхард сохранял невозмутимость. Генрих огляделся – действительно, не место и не время для выяснений отношений с сыном. Кое-как он постарался успокоиться, хотя внутри него эмоции бурлили и клокотали.

– Я ожидал неприятных сцен от Густава, от Патриции, – снизив голос, высказал Генрих. – Да от кого угодно, чёрт побери, только не от тебя. И зря ты просил брата моего вступиться за тебя. Он сочувствует тебе, но против правил и против моей воли не пойдёт. Ты меня разочаровываешь, Берхард. Сейчас прибудет Зигмина, и я тебе запрещаю даже на шаг отходить от неё до самой свадьбы. Понял? Приказываю быть любезным, учтивым, вежливым, улыбаться и за ней ухаживать. А Гретта – женщина для тебя чужая.

Берхард опустил глаза. Чужая женщина – какой абсурд. И почему его любовь должна зависеть от согласия отца? Нелепо. Глупо.

– Отец, прошу вас, пока не поздно…

– Нет! Никаких просьб слышать не желаю! – вновь прикрикнул на сына Генрих.

– Я умоляю вас…

– Я сказал НЕТ! Ты женишься на Зигмине Фатнхайн и сядешь на трон Регенплатца – будет так и не иначе. Твои мольбы и капризы на меня не подействуют.

Берхард это понимал. Однако отступать и смиряться не собирался. После некоторого молчания он решил повести разговор с другой стороны.

– Вы знаете Хельгу, отец?

– Какую Хельгу?

– Знахарку, что живёт отшельницей в лесу.

Генрих нахмурился.

– Да, знаю, – ответил он.

– Сегодня она нашла меня и предупредила, что Густав хочет меня отравить.

Генрих усмехнулся.

– У Хельги слава знахарки, целительницы, никак не вещуньи.

– И всё-таки я ей верю. Густав не успокоится, пока не займёт трон Регенплатца.

– Ты опять за своё? – прорычал Генрих. – Через пару дней ты станешь полноправным правителем Регенплатца, Густав вынужден будет тебе подчиниться.

– Но я не перестану быть для него врагом, соперником, – тихо, но уверенно продолжал спор Берхард. – Или вы предлагаете мне роль братоубийцы?

Генрих нервно передёрнул плечом. Разговор его раздражал, да и сердце начинало ныть.

– Густав вовсе не собирается с тобой воевать и вообще чинить каких-либо бедствий. Он не глуп и понимает, что слабее тебя. Это внешне он перья распускает, а в душе его заячья дрожь. К тому же, я говорил с ним сегодня утром, пока ты наслаждался бездельем. Мы говорили о его будущей жизни, об обязанностях, которые вскоре будут возложены на него. Под его правление перейдут не такие уж малые земли, и за жизни многих людей он станет нести ответственность. Густав всё понял, принял и заверил меня, что претензий к тебе у него нет.

– И вы ему поверили?

– Он мой сын. А вот ты поверил какой-то полоумной старухе. Разве не странно, что ни к кому она не приходит сама, дабы поведать будущее, а к тебе специально пришла? Разве не подозрительно?

– Хельга боится за меня…

– Именно за тебя? Это почему, интересно?

– Она сказала, что Эльза Штаузенг – её родная дочь, а я – её внук.

Генрих замер:

– Как дочь?

– А вы разве не знали?

Генрих даже растерялся. Глупость какая-то. Этого не могло быть.

– Она