ОНО - Стивен Кинг

Когда репетиций не было, Эдди без остановки гнал к заросшей автостоянке в конце Нейболт-стрит, где прислонял велосипед к забору и наблюдал за проходившими поездами: по субботам их было достаточно. Мать рассказывала, что до войны с Кореей на станции Нейболт даже останавливались пассажирские поезда. «Если ты едешь на север, — говорила она, — то конечный пункт — Браунсвилл. Оттуда уже можно попасть в Канаду либо к побережью. На юг — Портленд, Бостон, а уж дальше — вся страна… Но теперь пассажирские поезда здесь не останавливаются. Да никто и не поедет поездом, если можно сесть в автомобиль. Не езди один», — заканчивала обычно несколько неожиданно она.

Но через Дерри ходили товарняки. Они везли на юг дерево, бумагу, картофель, а на север, в крупные города — Бангор, Миллинокет, Мачайас, Преск-Айл, Хоултон — мануфактуру. Восхищенным взглядом провожал Эдди составы со сверкающими «фордами» и «шевроле», следовавшие в северном направлении. «Однажды и у меня будет такой, — мечтал мальчик. — Может, даже и лучше. Например, «кадиллак».

Отсюда паутиной растекались 6 маршрутов: 2 на север — северный и бангорский, 2 на запад — южный и мэнский западный, 1 на юг — через Мэн в Бостон (и дальше по стране) и еще один на восток — к южному побережью штата.

Как-то года два назад к ногам глазевшего Эдди пьяный железнодорожник из медленно идущего поезда выбросил корзину. Эдди отпрянул, хотя она упала футах в десяти от него. Внутри шевелилось что-то живое. «Последний рейс, парень! — крикнул пьяный. Достав коричневую фляжку из джинсовой куртки, он допил остатки и бросил фляжку вслед за корзиной, показав на нее Эдди. — Возьми домой мамке! Привет с побережья!..» — Эдди прослушал нецензурное окончание фразы: поезд удалялся.

Эдди не сразу рискнул подойти к корзине и наклониться. Залезать в нее было боязно. Там ползало что-то скользкое. Железнодорожник посоветовал оставить содержимое себе — значит он оставит. Но… маме все же надо показать. Мать удивилась даже больше, чем представлял себе Эдди. Она даже вскрикнула — не от ужаса, а от восторга. В корзине оказалось четыре омара больше чем на два пуда. Она приготовила их на ужин и была несказанно удивлена, когда мальчик наотрез отказался есть.

— А что, по-твоему, едят Рокфеллеры в своем Бар-Харборе? — с негодованием восклицала она. — А другие «шишки» в ресторанах Нью-Йорка? Ореховое масло и сэндвичи с джемом? Омаров, Эдди, как мы! Ну-ка сделай милость, поди сюда…

Но Эдди не пошел — по крайней мере, матери не удалось его убедить. Возможно, все и было так, как она говорила, но желание их отведать все же не пробудилось. В глазах мальчика эти скользкие твари царапались по днищу корзины и краям. Бр-р-р… Мать продолжала нахваливать их, пока Эдди не потянулся за аспиратором. Лишь после этого его оставили в покое. Он ушел читать в спальню, а мать позвонила подруге — Элеоноре Дантон. Через некоторое время они уже хихикали над светской хроникой в старых экземплярах «Фотоплей» и «Скрин Сикретс», поедая салат из омаров.

На следующее утро, когда Эдди собирался в школу, мать еще возлежала, издавая сочный храп с присвистом корнета (это пришлось бы по душе Ричи; он наверняка схохмил бы что-нибудь). От омаров в салатнице оставались лишь слабые следы майонеза.

Это действительно оказался последний поезд южной линии; позднее он выяснил у главного кондуктора в Дерри мистера Брэддока, что произошло. «Компания разорилась, — отвечал мистер Брэддок, — только и всего. Ты что, газет не читаешь? Так часто бывает в этой чертовой стране. Ну давай мотай отсюда — детям здесь не место».

Еще долго после этого случая Эдди прогуливался вдоль четвертого пути: маршрута к южному побережью, прислушиваясь к возникавшему в памяти монотонному перечислению магических названий: Кэмден, Рокленд, Бар-Харбор (а слышалось Баа-Хабаа), Уискассет, Бат, Портленд, Огенквит, Беруик… Он ходил долго, пока не уставали ноги, и быстро прораставшие между рельсами сорняки приводили его в уныние.

Однажды его отвлек крик чаек (наверно, эти жирные птахи имели большее касание к помойкам, нежели к океану, но Эдди предпочитал второе), и он провожал их взглядом, мысленно крича вслед.

В другой раз он заглянул в открытую ветром и примерзшую в таком положении створку ворот на территорию складов. Осмотревшись, вошел внутрь, памятуя о мистере Брэддоке и опасливо озираясь (Эдди не хотелось оказаться вышвырнутым в любой момент). Раньше там бывали водители грузовиков, иногда подвозившие праздно шатавшихся ребят на небольшие расстояния.

Теперь же вокруг царила тишина. Пустовала дежурка с разбитым камнем стеклом. Сторожей здесь не было с 1950 года. Даже мистер Брэддок прогонял детей самостоятельно, а ночной патруль четыре-пять раз за ночь направлял фары старенького «студебекера» на входную дверь — тем дело и кончалось.

Хотя оставались бродяги. Именно они и беспокоили Эдди — небритые, помятые, с грязными лапищами и обметанными губами. Эти железнодорожные «зайцы» иногда спрыгивали с поездов, проезжая Дерри, или ехали дальше, делая здесь пересадку. Иногда у них не хватало пальцев. И почти всегда они были пьяны и требовали сигарет.

Один из таких вылез из подвала дома № 29 по Нейболт-стрит, высказав пожелание «вздуть» Эдди за четвертак. Здоровые ноги унесли мальчика. Эдди враз похолодел и в горле у него пересохло. У бомжа не хватало ноздри. Вместо нее была красная запаршивевшая борозда.

— У меня нет денег, — икнул Эдди, седлая велосипед.

— Ну хоть за дайм, — прошелестел бомж, придвигаясь. На нем висели дряхлые фланелевые штаны со следами блевотины на отворотах. Расстегнув молнию, он подошел вплотную. По физиономии, давно не бритой, пробежала грязная ухмылка. Подвижный красный нос внушал омерзение.

— У меня… ничего нет, — прошептал Эдди, вдруг подумав: «Боже мой, это же прокаженный! Если он дотронется до меня, я тоже могу заболеть!» — Чувство самосохранения заставило его нажать на педали. Он слышал, как бродяга кинулся вдогонку, шлепая шнурками по пространству, где раньше стояли ящики с солью.

— Пойдем со мной, пацан! Вздую задарма! Вернись!

Эдди прилип к велосипеду, задыхаясь от напряжения. Грудная клетка разрослась и тянула вниз. Мальчик пытался набрать скорость, когда рука бомжа зацепила багажник. Велосипед залихорадило. Эдди через плечо заметил преследующего бродягу (НАСТИГНЕТ!!!); гримаса на его физиономии, обнажившая черные дыры вместо зубов, выражала крайнее возбуждение.